— Если я не ошибаюсь, то гондола министра Олоцаги плыла за моей, — отвечал Серрано.
— Хорошо… ах! — сказала Изабелла, как бы нечаянно уронив букет на пол.
Маршал нагнулся, поднял его и подал королеве.
— Прошу вас, оставьте у себя эти розы, Франциско, так как те, которые были назначены для вас в Аранхуесе, не попали в ваши руки, — говорила ласково Изабелла.
Маршал и не подозревал, что от его слов зависела участь одного из его друзей.
— Письмо же, не достигнувшее вместе с букетом своего назначения, я сама в скором времени устно передам вам. Пусть кончают пьесу! — приказала королева, медленно направляясь к своему месту.
Министр-президент Браво Мурильо вышел из залы.
В ту же самую ночь, возвратившись домой, Олоцага получил подписанный королевой приказ о ссылке его в Валенсию.
Олоцага улыбнулся. Он знал причину, повлиявшую на внезапное, болезненно поспешное приказание. Но он знал также, что для него оно не имело никакого значения.
— Оставайтесь на том пути, на который ступили, всемилостивейшая государыня, — прошептал он, нахмурив брови, — тогда слова вашего девиза будут знаменательнее для вас, нежели для меня!
Олоцага исполнил все правила, соблюдаемые в подобных случаях. Он явился к королеве и к Браво Мурильо, зная заранее, что неотложные дела помешают им принять его. После того он поспешил к своим удивленным товарищам.
— Господа, я уезжаю на год в Валенсию! — сказал он, лукаво улыбаясь.
— Во имя всех святых, как же это возможно? — воскликнул Топете. — Этого никак нельзя допустить!
— Успокойся, добрейший друг! — заметил Олоцага, ударив его по плечу. — Ты скоро утешишься: ведь ты, говорят, намереваешься жениться на прелестной дочери дона Генрикуэца дель Арере, и тогда…
— Но как же возможно так неожиданно? — вмешался Серрано, нахмурив брови.
— Мы поговорим об этом потом. Маленькие происки придворных, интрига, которая, как всякое зло, сильно пахнет отцами Санта Мадре. Нечего говорить об этом!
— Черт возьми…
— Тише, Топете, честный моряк, можно ли так говорить? — смеясь увещевал его дон Салюстиан.
— Он еще смеется, отправляясь в ссылку, на это способен только дипломат! — прибавил контр- адмирал.
— До свидания, друзья мои! Через час ваш друг Олоцага будет на пути в Валенсию. Только не думайте, что я целый год не буду в Мадриде, даже и месяца не пройдет, как я явлюсь к вам!
Серрано удивленно поглядел на бывшего министра.
— Он, верно, шутит, — подумал он.
Но Олоцага сделал такое необыкновенно серьезное лицо, по которому ничего толком нельзя было понять, так что маршал прибавил:
— Ты всегда любишь таинственное, загадочное! — Только послушай дружеского совета: не являйся в Мадрид, пока ты находишься еще в опале. Иначе ты так можешь себе навредить, что никто не в состоянии будет избавить тебя от весьма неприятных последствий.
— Ведь не в тюрьму же я отправляюсь в Валенсию, милый маршал, и не как Олоцага явлюсь я к вам! Это опять выходит как-то загадочно и таинственно! Но утешьтесь, господа, скоро вы все узнаете!..
— Что подразумевают дипломаты под словом «все»?
— Ну, все, что вам надо знать, ха-ха-ха, а пока до свиданья! Я думаю, сегодня во дворце кто-то злится больше того, кого хотел разозлить и наказать. Иногда наказание просто благодеяние. Прощайте!
Олоцага, смеясь, простился с друзьями.
Через час караул Валенсианских ворот донес командиру и тот доложил дворцовому коменданту, что дон Олоцага в сопровождении двух слуг проехал через ворота и отправился по дороге в Валенсию.
КИНЖАЛ МОНАХА
На улицах и площадях Мадрида было большое смятение и волнение народа в последующий день за арестом вампира в развалинах Теба.
Всякий хотел слышать рассказ о взятии преступника, всякий хотел видеть изверга, у которого была ужасная потребность душить детей и высасывать их горячую кровь. Со дня святого Франциско, в который это возмутительное преступление повторилось в самом Мадриде, бешенство народа до того усилилось, что попадись этот вампир в руки разъяренной толпы, его вмиг бы разорвали в клочки. В народе распространились самые причудливые рассказы о пещере вампира, в которой вырвали из рук этого жаждущего человеческой крови чудовища плачущего ребенка. Цыган, по приговору народа, заслуживал самое ужасное наказание. Они не могли подобрать пытки и даже наиболее страшного смертного наказания, чтобы применить в этом случае.
Странный ненавистный монастырь улицы Фобурго, в который ночью притащили вампира, вдруг приобрел всеобщее уважение возбужденной толпы, с одобрением говорившей, что для таких мошенников, как этот цыган, только и место в Санта Мадре, где их по заслугам допросят и примерно накажут.
— Уж не будет он больше сосать крови! — кричал, грозно махая рукой, голодный горец в толпе оборванных товарищей.
Вся эта толпа стояла у самого входа на улицу Фобурго.
— Там уж позаботятся об нем, — подхватил другой, — очаровательные винтики для пальцев, приятное колесо, веревочная пытка, а иногда, чтобы погреться, огонек под подошвы и несколько золотничков на грудь!
Громкий хохот послышался в ответ на эту выходку, так попавшую в тон настроения толпы.
— Надо было бы помучить вампира так же, как он мучил детей, — закричала высокая женщина, — вот это было бы настоящее наказание!
— Только один раз? Его надо бы столько раз терзать, сколько он сам умертвил детей, и каждый раз настолько, чтобы он оставался в живых, чтобы снова начинать мучения! — прибавил тощий портной. — Он ведь довольно откармливался человеческой кровью и вдоволь ею насладился.
— Не беспокойся, злой портнишка, он сто раз умрет в Санта Мадре! — вмешался другой…
Все газеты были полны рассказами о поимке вампира и о подвиге, совершенном фамилиарами улицы Фобурго. Этим ловким шпионам инквизиции выдали обещанное вознаграждение, так как им удалось совершить то, чего, несмотря на все их старания, не могли исполнить королевские стражи. Вскоре напечатано было в городской газете, которая всегда сообщала народу приятные для него известия с особой подробностью, хотя часто в ущерб правде, полное описание вампира. Рассказывали при этом, что он жил в своем великолепном дворце в Мадриде, но странствовал как цыган, чтобы ему было легче совершать свои страшные преступления, в которых никто никогда не заподозрил бы дона Аццо. А потому, по словам газеты, все должны радоваться, что такое опасное существо находится наконец под замком.
Этот странный рассказ, так подходивший под весь загадочный образ жизни этого «страшного сластолюбца», как называли цыгана, был с жадностью воспринят со всех сторон и многократно подтвержден даже судьями. Преступника хотели судить в сенате и содержать в городской тюрьме, но разъяренный народ с таким остервенением воспротивился этому намерению, что правительство с удовольствием уступило и передало цыгана Аццо судьям Санта Мадре.
Если Аццо в самом деле был вампир, то страдания, перенесенные им, во всяком случае благотворно подействовали на настроение народа, с содроганием вспоминавшего о его ужасных злодеяниях.
