хотел сказать: «Молодцам, верно, все это приснилось» или «Позвольте мне оставить при себе, что я об этом думаю!»
Но любопытство Серрано и его страсть ко всяким приключениям уже давно побуждали его подкараулить как-нибудь тень короля; поэтому он налил себе еще вина из початой бутылки, расположился в кресле и стал смотреть через стеклянную дверь на длинный коридор, противоположный конец которого был совсем в тени.
Пока он сидел таким образом совершенно один, перед ним невольно начали воскресать картины былого. Особенно живо представлялся ему прелестный образ -Энрики. Что с ней случилось, где она сейчас? Эти вопросы так сильно занимали его, что он не слышал, как часы в соборе глухо пробили двенадцать.
— Она, верно, возвратилась в Дельмонте, — шептал Франциско, утешая себя. — Энрика любит меня горячо!
В эту минуту, когда он был погружен в мечты, послышался издали такой звук, какой издает дверь, давно уже не отпиравшаяся.
Франциско быстро очнулся и начал прислушиваться. Звук отворяемой двери повторился явственнее.
Как ни был смел и мужествен дон Серрано перед каждым противником из плоти и крови, при мысли о молве, с недавнего времени вновь ожившей среди солдат, им овладело смутное чувство суеверного страха. Вдруг ему показалось, что в темном коридоре поблизости от двери в парк действительно мелькнула чья-то тень.
Дверь в парк всегда была заперта. Неужели она издала тот свистящий звук? Не может быть!
Но Франциско все-таки тихо приподнялся и стал смотреть в коридор с напряженным вниманием… Глаза его не обманывали… Вдали, в темном конце коридора, яснее и яснее обозначилась тихо приближающаяся фигура; Франциско схватился за шпагу, холодная дрожь волнения пробежала у него по спине, так как он своими глазами видел подтверждение того, чего не мог себе объяснить. Серое привидение в длинном плаще, в глубоко надвинутой на лоб испанской шляпе медленно шествовало по плохо освещенному коридору. Вот оно достигло места пересечения двух коридоров. Лица совсем не было видно, рук тоже нельзя было различить. Солдаты между колоннами в ужасе бросились по сторонам, громко призвав на помощь небо и осенив себя крестным знамением.
Тень короля по безлюдному коридору направилась к покоям регентши.
Ниоткуда не раздалось крика: «Кто идет?» Ни один из караульных не посмел остановить привидение, окликнуть его или преградить ему дорогу штыком. Скрывшись из глаз караульных, оно все ближе стало подходить к дежурной комнате королевской гвардии.
Тогда Серрано с шумом отворил стеклянную дверь, отделявшую его от привидения.
— Кто ты такой, что ночью расхаживаешь по коридорам? — крикнул он.
Привидение на мгновение приостановилось, потом медленно продолжило свой путь, не обращая внимания на оклик.
— Стой и отвечай… или я проколю тебя своей шпагой! — угрожал Серрано. — Меня привидениями не запутаешь, отвечай или я колю!
Серрано взмахнул шпагой, намереваясь исполнить то, о чем он объявил твердым голосом.
Тогда привидение откинуло на плечи капюшон плаща, бородатое лицо показалось из-под шляпы — это был живой человек, стоявший в угрожающей позе перед Серрано.
— Прочь с дороги! — вполголоса басом пробормотала тень.
Высокая фигура незнакомца теперь вся была видна, а мрачное лицо с большими темными глазами приняло гневное, дерзкое выражение.
— Не отступлю ни на шаг, а если не ответите, кто вы такой и почему позволили себе так гнусно обмануть стражу, вы живой не уйдете отсюда! — решительно закричал Серрано и взялся за шпагу.
Тогда привидение освободило из-под черного плаща свою руку, в ней сверкнул револьвер.
— Вот тебе мой ответ, бессовестный! — сказал вполголоса незнакомец и выстрелил в Серрано.
Звук выстрела громко пронесся по коридорам дворца. Караульные смутились, но никто не осмелился пойти к месту, где он раздался.
Серрано упал с восклицанием: «Энрика!». Выстрел незнакомца ранил его. Воротник обагрился кровью. В ту же минуту с большого двора стремглав бросились на выстрел Прим и Олоцага.
Прим, увидя фигуру, растворившуюся во тьме коридора, в изумлении отшатнулся и невольно проговорил: «Мунноц, герцог Рианцарес!»
Олоцага с криком сострадания бросился к раненому Серрано.
Лестницы, ведущие в комнаты верхнего этажа, осветились, прибежали слуги с подсвечниками и, по приказанию правительницы Марии Кристины, отнесли незадачливого героя в передние покои. Тотчас же послали за лейб-медиком.
Регентша не удостоилась выразить сочувствие слишком усердному молодому дворянину, как она его назвала; и только молодая королева Изабелла, услышав о несчастном случае, послала своих приближенных узнать о состоянии дона Серрано.
— Скажите, что последствий не будет! — говорил уже совершенно пришедший в себя Франциско посланным королевы.
Пуля, проходя через толстый, обшитый золотым позументом воротник, утратила большую часть своей силы и только слегка оцарапала шею Серрано. Но даже и эта маленькая рана повлекла за собой значительную потерю крови и ненадолго лишила его чувств; теперь же, хотя и бледный, но с веселыми ясными глазами, лежал прекрасный молодой дворянин на походной кровати, на скорую руку устроенной в одной из комнат регентши, а Прим, по предписанию доктора, прикладывал компрессы к его ране. Серрано пожал ему руку в знак благодарности и взглянул на Олоцагу, который от души радовался, что рана не имела опасных последствий. Он подошел к улыбающемуся больному и, дружелюбно усмехаясь, сказал ему:
— Ничего, мой юный друг… пусть такие привидения расхаживают ночью сколько им угодно!
ЭШАФОТ
Рано утром пятого сентября 1843 года на улицах Мадрида раздался глухой барабанный бой, который заставил вскочить с постелей сонных жителей столицы; на этот день было назначено страшное зрелище, и скоро длинные вереницы людей потянулись на Пласо Педро, где за ночь был устроен черный высокий эшафот; мадридскому палачу, седому Вермудесу, который более двадцати тысяч раз обрушивал свой топор на шеи несчастных страдальцев, предстояла сегодня двойная работа.
Пласо Педро, обширная, окруженная низенькими домами площадь поблизости от Толедских ворот, с незапамятных времен служила местом смертных казней, и там, где стоял эшафот, пролилось столько человеческой крови, что земля, наверное, на сажень в глубину была напоена ею.
И все-таки на этом проклятом месте продолжали погибать люди по приказанию других людей! Мы возмущаемся жестокостью язычников, но скоро узнаем о таких верующих христианах, в сравнении с которыми язычники с их кровавыми жертвами покажутся невинными детьми!
Как раз у Пласо Педро находится здание инквизиции с отделениями для пыток, которые при свете факелов доминиканских монахов наводят ужас.
Помощники Вермудеса, в красных рубашках, в коротких, подвязанных красными лентами штанах, без чулок, искусно умели устраивать эшафот. Доски были уже обструганы, бревна отмерены, когда старому Вермудесу было отдано приказание к утру приготовить свой топор, так что работа живо поспела за одну ночь.
Помощники срубили четыре высокие широкие ступени, а наверху устроили площадку футов сто в квадрате, приделав к ней прочные подпорки и крепко сколотив ее гвоздями, чтобы эшафот не рухнул
