монастыря в Бургосе к великим инквизиторам Санта Мадре. Как видно, маленькому косому монаху посчастливилось. Он уже несколько месяцев проживал в столице и получил высокое назначение главного исповедника государственных преступников.
Сторож доложил патеру Кларету о прибытии нового преступника. Достопочтенный священник с низким лбом и с сладострастными губами преклонил, как бы в молитве, свою голову.
— Да просветит Пресвятая Дева этого несчастного! — говорил набожный патер.
Звук его голоса был так льстиво мягок, что понятно было такое быстрое возвышение маленького аббата.
— Где же грешник?
— В номере семнадцатом, откуда выпущен осужденный три дня тому назад, — отвечал сторож.
— Преступник до такой степени ослеплен? — спросил патер. Он еще не подозревал, что это был Мерино.
— Самый преступный злодей из всех, благочестивый отец, королевский убийца Мерино!
При этом известии Кларет невольно согнулся, как будто его ударили обухом по голове. Оправившись немного, он вопросительно взглянул своими косыми глазами на стоявшего перед ним сторожа. Он думал, что великого инквизитора сдали в Санта Мадре — и вдруг он очутился в государственной тюрьме.
— Правду ли ты говоришь, сторож? — спросил он. — Неужели на самом месте преступления схватили грешника и, в ожидании наказания, привезли сюда? Да просветит его Пресвятая Дева! Ах! Как люди злы и греховны!
— Он, скованный, лежит в камере и ожидает благочестивого патера, — отвечал сторож.
— В оковах! — прошептал Кларет. — Помилуй его, Пресвятая Дева!
Великий инквизитор Мерино в оковах! Это неслыханное событие, это неожиданное известие так поразило исповедника государственных преступников, что он с трудом скрывал страх и негодование. Великий инквизитор пользовался почетом и уважением наравне с королем. Личность великого инквизитора для ордена иезуитов всегда стояла высоко и была неприкосновенна и свята. Патер Кларет осенил грудь свою крестом. С почтительнейшим поклоном удалился от него сторож,
— Кто осмелился это совершить? — бормотал исповедник, приподымая голову. Выражение лица его из кроткого, умиленного и униженного превратилось в гневное и запальчивое.
— Великий инквизитор Мерино, исполнитель приговора верховного трибунала, в кандалах! Горе вам, несчастным, предполагающим иметь большую власть в руках, нежели отцы Санта Мадре! Вы дорого поплатитесь за свою смелость — великий инквизитор неприкосновенен! Не он погибнет, а вы!
Уже смеркалось. Патер Кларет закутался в капюшон и поспешил из дома заключенных. Двери отворялись по первому его знаку, а караул пропускал его без расспросов и остановок.
Дойдя до улицы Мунеро, он завернул на площадь Изабеллы. Съежившись и осторожно поглядывая, по сторонам, крадучись скользил он по переулкам к улице Фобурго.
Через полчаса приблизился он к монастырю доминиканцев. Он шел за приказаниями великих инквизиторов, чтобы действовать по их воле касательно заключенного Мерино, которого у него еще не хватало духу навестить. Патер Кларет всегда был расчетливым, осторожным иезуитом.
В этот вечер в мрачной зале Санта Мадре, у длинного черного стола, сидели только два великих инквизитора — Антонио и Маттео.
Престарелый патер был еще в том самом облачении, в котором несколько часов назад громил с престола церкви святого Антиоха защитников королевы. Старое, морщинистое и сжатое лицо старца пылало гневом и ненавистью. Его сухие руки были судорожно сжаты. Серые строгие глаза были широко раскрыты, а белки налиты кровью. От ненависти и злости скудные остатки его старческой крови бросались в голову. Он страшно изменился в своей ярости.
Тучный исповедник королевы-матери был тоже взволнован и разгорячен. Его толстое лицо горело больше обыкновенного, а на глазах даже навернулись слезы.
— Совершилось неслыханное, невероятное преступление, Санта Мадре до того унижено, осрамлено, что только кровью можно смыть это пятно! — воскликнул Антонио.
— Ни одна светская власть не осмелилась совершить того, на что решилась Изабелла Бурбонская! О горе, горе ей!
— Да, горе ей, если завтра же она не снимет цепей с нашего достойного собрата и не сошлет в изгнание тех советников, которые осмелились наложить руку на великого инквизитора! — сказал Маттео дрожащим голосом.
В эту минуту вошли, кланяясь, сестра Патрочинио и Фульдженчио, исповедник короля. Они были так же раздражены, как и патеры.
— Все погибло, — вскричала графиня, — или мы должны на все решиться! Мерино в цепях. Через пять дней он будет казнен. Серрано и Прим принуждают слабую Изабеллу Бурбонскую подписать смертный приговор.
— Брат Мерино не подлежит приговору какой-нибудь Изабеллы! — сказал старец Антонио. — Что еще имеете вы сообщить нам?
— Ни просьбы, ни угрозы Франциско де Ассизи не могли принудить его супругу исполнить требования Санта Мадре, Изабелла Бурбонская опирается на силу своих любимцев: Серрано, Прима и Топете. Она желает, чтобы Мерино был осужден! — говорил Фульдженчио.
— А бриллианты святого Исидора? — спросил Антонио.
— Будут возвращены по выздоровлении.
— Она сдержит свое обещание! — грозно прошептал Маттео.
— Ну, а что же порешили насчет Летучей петли?
— Изабелла решилась преследовать это общество или, вернее, ее предводителя! — сообщила графиня генуэзская.
— Она будет преследовать его? — недоверчиво спросили Антонио и Маттео.
— Как только вы, почтенные отцы, сообщите ей, кто предводитель тайного общества. Имя его дон Рамиро. Но не забудьте, что в Испании множество донов Рамиро! — прибавила монахиня.
— Кто же этот дон Рамиро? — мрачно повторил Антонио. — На что ж годны эти лентяи фамилиары? Пусть они следят за каждым человеком, которого зовут дон Рамиро! Они узнают, кто дон Рамиро, и тогда Изабелла Бурбонская не посмеет далее колебаться! Если она и тогда будет изворачиваться, то мы сами накажем коварного врага!
— Вот идет брат Кларет, духовник заключенных, — воскликнул Маттео, показывая на отворившуюся дверь. Увидим, что он нам скажет.
Кларет вошел в комнату с подобострастным видом, скрестивши руки на груди и исподлобья оглядываясь кругом.
— Да сохранят вас все святые, достойные отцы! — заговорил он своим мягким голосом. — И да освободят они от неправых уз великого Мерино, ныне томящегося в темнице! С обливающимся кровью сердцем приступаю я к святому трибуналу, чтобы получить приказания к скорому спасению и освобождению великого отца!
— Приветствуем тебя, благочестивый брат, — отвечал старец Антонио, — и ценим твои слова! Мирская власть желает присвоить себе право произнести приговор над великим инквизитором. Ты хорошо сделал, что напомнил нам о спасении и освобождении. Ни под каким видом благочестивый Мерино не должен оставаться во власти Изабеллы Бурбонской. Мы должны вырвать его оттуда!
— Конечно, благочестивый брат совершенно прав, хитростью или насилием, но Мерино должен быть освобожден! — воскликнул Маттео.
— Не насилием, благочестивый отец, только хитростью, на это, может быть, пригодится исповедник государственных преступников! — сказал маленький Кларет.
— Послезавтра будут праздновать крестины инфанты, — заметила монахиня Патрочинио, — всех слуг государства будут угощать, служащих при государственной тюрьме тоже, верно, не забудут!
— Исключая сторожей, сестра Патрочинио, — с умыслом сказал благочестивый брат Кларет, — дежурные сторожа не принимают участия ни в каких празднествах.
