Олоцагой, королева же должна была томиться!
И все-таки она была рада, что, по крайней мере, вечером ее избавили от мучительной беседы с кузеном, что ее оставили в покое, что позволили в уединении своего будуара подумать о возлюбленном ее души.
В то время как Изабелла украдкой отрезала серебряными ножницами один из темных локонов своих прекрасных волос, вкладывала его в письмо, которое писала к генералу Серрано, и отсылала в лагерь близ Бургоса с нарочным верховым, давая Франциско таким образом особенное, редкое доказательство своей безмерной милости и привязанности, молодой принц де Ассизи, закутанный в длинный темный плащ, низко надвинув на лоб испанскую шляпу, поспешно шел по худо освещенным улицам столицы. Его дорога шла поблизости Пласо Педро, а потом круто сворачивала на улицу Фобурго.
Когда он позвонил у двери знакомого нам доминиканского монастыря и ответил брату привратнику на его вопрос: «Принц де Ассизи желает быть проведен к преподобному патеру!», маленькая крепкая дверь отворилась очень быстро. Брат глубоко поклонился и прошептал благочестивое приветствие. Принц пожал ему руку.
— Проведи меня к преподобным патерам, брат привратник, — сказал он приветливо своим неестественно высоким голосом, — я надеюсь, что найду здесь и своего духовника Фульдженчио.
— Точно так, чужой преподобный патер из Неаполя также находится в Санто Мадре.
— Прекрасно, проведи меня к нему.
Принц, следуя за братом привратником, приближался к монастырскому двору, тонувшему во мраке наступившей ночи. Порывистый ветер, какой часто Дует весной с Сьерры-Гуадарамы на Мадрид, неприятно гудел среди колонн длинной открытой галереи, воздух при этом был теплым как летом и удушливо сухим.
Принц и монах дошли, наконец, до монастырского сада и пошли по его густым аллеям по направлению к инквизиционному двору, куда хотел войти принц Франциско де Ассизи.
Вдруг по одной из аллей сада скользнула монахиня, плотно закутанная в свое покрывало, но несмотря на это, принц узнал в высокой фигуре монахини графиню генуэзскую.
Он хотел было броситься за ней, но она уже скрылась в чаще кустарника.
Через несколько минут принц по темным проходам дома следовал за невидимым проводником, будучи не в силах распознать мимо скольких коридоров, перекрестков, углов он проходил; вокруг него царила непроницаемая темнота и он также, как незадолго перед тем монах Кларет, был отдан в полное распоряжение таинственного, молчаливого спутника.
Принцу де Ассизи не нужно было проходить через комнату обетов, поэтому он остановился по знаку проводника. Когда принц дернул за колокольчик инквизиционной залы, привратник внезапно исчез, и перед принцем отворилась дверь залы с черными занавесками, с черным сукном на столе и с тремя монахами в темных клобуках.
В стороне, у одного конца стола, стоял патер Фульдженчио, у другого, перед каким-то предметом, покрытым черным сукном, — низенький темноглазый монах с большой головой и короткой шеей.
Дверь заперлась за принцем. Три патера встали и поклонились Франциско де Ассизи, который ответил на их поклон.
— Я пришел, преподобный отец, попросить вас, во-первых, включать меня и впредь в ваши молитвы, во-вторых, показать вам, что я, принц Франциско де Ассизи, подписал свой брачный контракт с королевой Испании Изабеллой.
— Мы это знаем, — сказал старый патер Антонио, указывая на большой лист бумаги, исписанный старинным канцелярским почерком, — ты требуешь суммы в миллион реалов, брату казначею приказано выдать их тебе. Подпиши!
Принц подошел поближе, а монах с короткой шеей и с толстой головой поднял черное покрывало с находившегося перед ним предмета — это была шкатулка, наполненная блестящими червонцами.
Франциско, думавший лишь о том, что теперь, с помощью этого золота, он сможет предаться новым удовольствиям, не зная ни меры, ни цели, даже не взглянул на содержание квитанции и без колебаний подписал на ней свое имя мелкими буквами. Брат казначей запер шкатулку, передал Франциско серебряный ключ и с поклоном удалился.
Патер Маттео свернул бумагу, которую подписал принц. Фульдженчио, которому поручено было опекать принца, взял шкатулку, чтобы отнести ее в комнаты Франциско де Ассизи, готовившегося сделаться королем Испании; на квитанции принц подписал продажу своей свободы судьям инквизиции. Он уж давно был в их руках, но все же не настолько, как им было нужно для достижения неограниченной власти. На устах Франциско вертелось изъявление одного желания, которое должно было окончательно предать его членам этого страшного трибунала.
— Извините, преподобные патеры, — сказал он, волнуемый беспокойством и сильной страстью, — извините меня, расстающегося со своим прошлым, за одно последнее желание, прежде чем я обменяюсь кольцами с королевой. В пределах Мадрида я на минуту, вскользь, увиделся с одной женщиной, которую я любил и, как чувствую, до сих пор люблю! Графиня генуэзская явилась моим восхищенным взорам только для того, чтобы потом опять также поспешно скрыться и исчезнуть. Где она?
— Франциско де Ассизи, графиня генуэзская имеет намерение постричься в монахини! — отвечал суровым монотонным голосом старик Антонио, а глаза его, неприятно сверкавшие, были устремлены на принца.
— Графиня генуэзская хочет постричься в монахини? — воскликнул Франциско, в высшей степени изумленный, даже испуганный. — Юлия хочет похоронить себя в стенах монастыря?
— Ты называешь это похоронить себя, но мы с ней называем это спасти себя от мирского соблазна и греха! — сказал Антонио.
— О, в таком случае, умоляю вас, позвольте мне еще раз взглянуть на эту божественную женщину, доставьте мне еще один только раз блаженство, к которому стремится мое сердце.
— Просьба твоя будет исполнена, Франциско де Ассизи, ты увидишься с ней еще раз! Но только не забудь: ты можешь смотреть на нее, а не говорить с ней! Брат Мерино, проводи Франциско де Ассизи в хрустальную залу, где в настоящую минуту совершается наказание двух монахинь, преступивших обет послушания. Послушница, которую еще раз желает видеть Франциско де Ассизи, присутствует при этом наказании, чтобы живее запомнить, что обеты не снимаются даже по ту сторону гроба! — сказал старик Антонио.
Мерино, молодой монах с фанатическим блеском в глазах, встал, взял принца за руку и пошел с ним к одной из дверей, ведших в соседние залы и коридоры. Когда дверь заперлась за ними, их покрыла та же непроницаемая темнота, никому не позволявшая разглядеть, что находилось вокруг, и таким образом узнать снова место, по которому однажды проходил.
Путь через холодные, сырые коридоры огромного здания был долгий. Наконец, Мерино отворил какую-то дверь. Такой же мрак, как и прежде, окружал принца. Монах за руку повел его. Тут ему, лихорадочно взволнованному ожиданием, послышалось что-то похожее на приглушенный стон и перед ним как будто блеснул слабый свет.
— Ты у цели, Франциско де Ассизи! — вполголоса сказал монах и через несколько шагов настолько отдернул плотную черную занавеску, что взорам принца, в изумлении отшатнувшегося, почти ослепленного, представилась хрустальная зала дворца Санта Мадре, освещенная как днем.
Перед ним открылось зрелище, искусно и рассчитанно действовавшее на чувства, от которого волосы становились дыбом на голове.
В зале, стены и пол которой состояли из хрусталя в три дюйма толщиной, отвратительный черный дьявол в маске хлестал двух несчастных женщин, которые, не имея никакой одежды, кроме платка, повязанного вокруг бедер, то увертывались от страшного палача, то в страхе, обессиленные, припадали к полу. Франциско увидел, что кровавая розга, которой черный человек бил обеих стройных монахинь с искаженными от боли чертами лица, была сделана из проволоки. В толстых стеклянных стенах были Нарочно оставлены вышлифованные места, сквозь которые с ужасающей отчетливостью можно было видеть фигуры монахинь и вообще все, что происходило в хрустальной зале.
Через эти места братья наблюдали за исполнением их приказания над несчастными жертвами.
