правда, высказал особое мнение. Дескать, не исключено, что здесь имеет место редкий случай патологии сознания… Аменуия или амбенция, не помню… В таком состоянии человек прекращает ориентироваться в окружающем, теряет осознание своей личности, перестает запоминать происходящее. Яркие фантастические переживания переплетаются с частичным восприятием объективной реальности. В то же время взаимосвязь действий и поступков сохраняется. То есть внешне человек ведет нормальный образ жизни, ничем не выделяется из своей среды, но на самом деле все это пролетает мимо его сознания. Жизнь проходит как сон, и он ничего о ней не помнит, не узнает даже самого себя. Но это, повторяю, частное мнение. Остальные члены комиссии его не поддержали. А частное мнение, сам понимаешь, к делу не пришьешь. У науки свои суровые законы.
— Это уж точно… — проронил Донцов и подумал: «Неужели тупик?»
Посидев еще немного, Кондаков смылся под тем предлогом, что вчера в интересах службы он перетрудил свой организм, и сейчас нужно срочно восстанавливать водно-солевой баланс, выводить шлаки и чистить печень. О предполагаемых методах лечения он предпочел умолчать.
«А мне мозги нужно чистить», — хотел сказать Донцов, но смолчал, понимая, что не встретит у Кондакова никакого сочувствия.
Ситуация и и самом деле складывалась анекдотическая. Упрямые факты указывали на причастность Доан Динь Тхи по крайней мере к двум преступлениям, а непререкаемые научные авторитеты свидетельствовали об обратном.
Невольно напрашивалась мысль, что роль Доан Динь Тхи попеременно играли две сестрички- близняшки, имеющие не только абсолютно схожую внешность, но и идентичные папиллярные узоры. Но даже при этом, в общем-то, неправдоподобном условии оставалась масса безответных вопросов. Спасибо полковнику Горемыкину, подкинул задачку…
От этих досадных раздумий Донцова отвлек телефонный звонок. Сплошные прочерки, появившиеся на экранчике автоматического определителя номера, обличали анонима.
Так оно и оказалось. Женский, а то и старушечий голос, в котором ощущалось тщательно скрываемое волнение, сбивчиво сообщил, что Олега Наметкина замучил (не убил, а именно замучил) не кто иной, как главный врач клиники профессор Котяра. Ом постоянно ставил нал мальчиком варварские эксперименты пытал его током и травил ядами, чему имеется немало свидетелей.
Прежде чем Донцов успел хоть что-то уточнить, в трубке послышались сигналы отбоя. Диспетчер отделовского коммутатора, через который осуществлялись все телефонные соединения, подтвердила предположение Донцова — звонили из таксофона. Если более точно — из таксофона, расположенного на улице Сухой. То есть по соседству с клиникой.
Записка, оставленная Донцовым на доске объявлений, нашла-таки своего адресата. Хотелось надеяться, что не последнего.
Что касается анонимного сообщения, то, скорее всего, это была клевета. Звонила пожилая женщина, явно обделенная интеллектом, обиженная не только на своего начальника, но и на весь остальной мир. При этом не было названо никаких конкретных фактов, от которых можно было бы танцевать.
Не вызывало никакого сомнения, что, если вдруг — тьфу, тьфу, тьфу — смерть настигнет Донцова, найдется немало досужих болтунов, которые обвинят во всем полковника Горемыкина, или того же Кондакова.
Тем не менее это сообщение надо было держать на заметке. Рано или поздно, но встреча с профессором Котярой состоится, и тогда пригодится любое оружие, даже фальшивое. Почему-то Донцов был уверен, что если бы профессор откровенно ответил ему на все вопросы, то мотивы преступления, а возможно, и его организаторы были бы уже известны.
Вновь зазвонил телефон, но на этот раз входящий номер высветился. Впрочем, он не относился к числу тех, которые хранились в памяти Донцова.
Это дал о себе знать Алексей Игнатьевич Шкурдюк, не далее как сегодня утром обличавший замаскировавшуюся преступницу (Донцову даже пришлось напомнить, что речь пока может идти только о подозреваемой).
Оказывается, в клинику заявилась квартирная хозяйка санитарки Жалмаевой. Ищет свою пропавшую постоялицу, а также требует погашения задолженности по квартплате.
— Она еще у вас? — Донцов даже подскочил от неожиданности.
— Да. Рядом сидит.
— Не отпускайте ее. Я скоро буду.
Шкурдюк, как всегда, встречавший Донцова на проходной, торопливо сообщил:
— Я сказал, что вы родственник Жалмаевой. Это ничего?
— Нормально.
Женщина, разыскивающая беглую санитарку (главной ее достопримечательностью, если так можно выразиться, были очки с непомерно толстыми линзами), назвалась Таисией Мироновной Новохатько, и немедленно перешла в атаку на Донцова, нисколько не удивившись тому обстоятельству, что родичи имеют столь разную внешность.
— Шалопутной ваша своячница оказалась! Я как с ней договаривалась? Я договаривалась, что первого числа каждого месяца денежки на стол. Сначала-то она исправно платила, ничего не скажу. А потом вдруг как в воду канула, даже не попрощавшись. За две недели осталась должна. Вы мне ее новый адрес дайте. Или, еще лучше, из своих средств рассчитайтесь. Потом между собой разберетесь. Свои, чай, люди. Я хоть договор найма с ней и не заключала, но это дело просто так не оставлю. Неча над инвалидом по зрению издеваться.
Она сняла очки и стала промокать платочком слезы, которые были для нее то же самое, что сигаретная затяжка для Цимбаларя или сытая отрыжка для Кондакова, то есть дело самое пустяковое.
— Вы о какой Жалмаевой речь ведете? — Донцов предъявил хозяйке уже основательно затасканный фотоснимок.
— Об ней самой. — Вернув очки на место, она часто-часто закивала головой, словно кланялась иконе. — Вишь как вылупилась, бесстыжая…
— Значит, мы имеем в виду одного и того же человека, — констатировал Донцов. — И это уже хорошо. Я, конечно, могу вам дать новый адрес Жалмаевой. Вот только встретиться с ней пока нельзя. Но передачу собрать можно. Белье, мыло, сигареты, продукты питания согласно утвержденному перечню.
— Уж не в больнице ли она? — сразу сбавила тон хозяйка.
— Зачем же? Здоровью вашей бывшей квартирантки можно позавидовать. В тюрьме она. любезная Таисия Мироновна. И будет оставаться там впредь до решения суда. — Тут Донцов для пущего эффекта немного сгустил краски.
— Свят. свят. свят. — хозяйка перекрестилась. — А ты, милок, случаем не шуткуешь?
— Мне шутковать по должности не положено. — Он предъявил удостоверение.
— Ты мне спои книжки не подсовывай! — отмахнулась Таисия Мироновна. — Малограмотная я. Инвалид по зрению к тому же.
— Малограмотная она. вы только послушайте! — восхитился Шкурдюк. — А нашу клинику по одному только штампу на халате нашла. Сыщик!
Выяснилось, что квартирантка Таисию Мироновну в свои дела не посвящала, и даже место работы хранила в тайне, но, уходя, забыла на вешалке белый больничный халат (поступок Тамарке-санитарке вовсе не свойственный, скорее всего, жадная старуха просто присвоила полезную
— Сейчас мы отправимся к вам в гости и осмотрим комнату, в которой проживала квартирантка, — сказал Донцов. — Мне она никакая не родственница, если вы это еще не поняли. Она — опасная преступница.
В последней из съемных квартир, где обитала Тамара Жалмаева перед тем, как снова стать Доан Динь Тхи, Донцова вновь ожидало разочарование.
