конструкций, целиком переключилась на выпуск сверхроскошных гробов (на пребывание здесь вместо запланированных десяти минут ушли все полчаса, и виной тому был Кондаков, пожелавший поближе познакомиться с продукцией).
— Зачем тебе такая красота? — поинтересовался Донцов, сам помимо воли присматривающийся к лакированному великолепию. — Нас в казенных похоронят. Без кистей и без глазета.
— Да я не себе, — ответил Кондаков. — Для тещи присматриваю. Если я ей такую шикарную вещь пообещаю, она удавится в буквальном смысле слова.
Уже начало смеркаться, когда они подкатили к скромному заведению, значившемуся в списке как «Экспериментальное бюро по разработке нетрадиционных средств эвакуации».
— С такими темпами мы и за два дня не управимся, — посетовал Кондаков. — Давай лучше до завтра отложим.
— Управимся, — успокоил его Донцов. — Можно сказать, уже управились.
На унылой проходной, окрашенной в цвет вдовьих слез, ниже надписи «Курить на территории категорически воспрещается», и рядом со знаком «Ограничение скорости до десяти километров в час», был нарисован тот же символ, что и на стене третьего корпуса психиатрической клиники — кружки, линии, закорючки, которые с одинаковым успехом можно было принять и за буквы, и за цифры, и за китайские иероглифы…
ГЛАВА 13 ПОВЕЛИТЕЛЬ НАГАНОВ
Едва зайдя на проходную, они нос к носу столкнулись с Лукошниковым.
Старик восседал за деревянным барьерчиком, мимо которого полагалось проходить всякому, имеющему право на посещение экспериментального бюро. Для тех, кто этим правом не обладал, но на территорию режимного объекта тем не менее стремился, существовал турникет, сваренный из толстых стальных труб.
При появлении Донцова и Кондакова турникет громко лязгнул, встав на стопор.
— Предъявите пропуск, — произнес старик тем тоном, которым обычно говорят: «Осади назад, зараза!»
— Такой не подойдет? — Донцов продемонстрировал свое удостоверение.
— Нет, — отрезал старик.
— Почему, интересно?
— Если интересно, так ознакомься с «Порядком доступа на территорию».
Донцов, которому уже некуда было спешить, не поленился пробежать глазами этот самый «Порядок…», помещенный в рамочке под стеклом, как какой-нибудь важный документ. Кроме служащих бюро, на территорию допускались только депутаты всех уровней, члены правительства, представители городской администрации, пожарные расчеты, бригады «Скорой помощи» и работники силовых ведомств, непосредственно закрепленные за объектом.
— Строго! — изрек Донцов.
— А ты думал! — буркнул Лукошников. — Тут, чай, не проходной двор и не распивочная. Привыкли шастать туда-сюда безо всякой нужды…
— По нужде мы, по нужде. Можно даже сказать, по большой нужде. — с нажимом произнес Донцов. — А вы меня разве не узнали?
— Узнал, не слепой. — огрызнулся Лукошников. — Чего надо?
— Поговорить с вами надо.
— Выписывай повестку.
— Да мы ведь просто так, без протокола. По душам.
Эти слова почему-то вывели Лукошникова из себя. Вполне вероятно, что для скандала ему было достаточно малейшего повода. Таких людей раньше называли бузотерами. Существовала даже поговорка: «Пьяного бузотера — на полати, трезвого — на цепь».
— Про душу свою ты лучше хрюшке казанской расскажи! Нашлись мне тут, понимаешь, душеведы вшивые! Я вот сейчас багром вас огрею! — Лукошников кивнул на полностью укомплектованный пожарный щит, находившийся за его спиной.
Туг Кондаков незаметно толкнул Донцова локтем в бок — уступи, дескать, инициативу мне. Между двумя ветеранами состоялся следующий обмен любезностями.
— Как вас по имени-отчеству? — поинтересовался Кондаков.
— Асфальт Тротуарович, — охотно ответил Лукошников.
— Очень приятно. Я тогда с вашего разрешения буду Уксусом Хреновичем. Давай-ка, земляк, перестанем друг на друга бочки катить.
— Не я первый начал. Ворвались, понимаешь, как к себе домой… А я так привык — с культурными людьми по-культурному, с хамами по-хамски, — в устах Лукошникова это признание можно было расценивать, как акт доброй воли.
— Наше вам глубокое извинение, если что не так. — Кондаков приподнял свой малахай. — Ошибки загладим… Службу скоро заканчиваем?
— Вот и прекрасно. Подвезем вас домой, заодно и поболтаем.
— На черном вороне, небось, подвезете?
— Как можно! На джипе «Гранд Чероки». С полным комфортом, эскортом и… йогуртом, — брякнул Кондаков, так и не подобравший подходящей рифмы.
— Подвезите, если делать нечего, — согласился уже немного отмякший Лукошников. — Только предупреждаю заранее, по дороге говорить не буду. Зайдем ко мне домой, тогда и поговорим.
— А если заодно по сто грамм сообразим? — предложил Кондаков.
— Крепче чая ничего не употребляю.
— Что так? Здоровье?
— Принципы. Отпил свое. Во как хватило. — Он провел ребром ладони по горлу. — Всего попробовал. И наливочки винной, и кровушки невинной.
Пока старики балагурили подобным образом. Донцов вышел наружу и из таксофона позвонил Цимбаларю, велев немедленно подъехать к дому Лукошникова. При пистолете и с наручниками.
Экс— дворник, которому было предоставлено почетное место на переднем сиденье, паче чаянья радушно поздоровался со своим бывшим шефом:
— Добрый вечер. Алексей Игнатьевич. На ментов, значит, ишачите'?
— Попросили, знаете ли… — стал неловко оправдываться Шкурдюк. — А мне как раз по пути оказалось.
— Ну-ну. — Лукошников стал трогать руками всякие цацки на панели управления. — Давно хочу у вас спросить… Это сколько же психов надо признать нормальными и сколько нормальных людей превратить в психов, чтобы собралось денет вот на такой броненосец?
— Машину я приобрел давным-давно, еще до работы в клинике. А вас попрошу впредь воздержаться от столь оскорбительных инсинуаций, — от возмущения голос Шкурдюка, и без того дефектный, стал вообще срываться.
— Не вижу здесь ничего оскорбительного, — возразил Лукошников. — У каждого свой источник дохода. Кто-то аборты вязальной спицей делает, кто-то мертвецов в морге гримирует, а кто-то на дурачках деньги кует. Профессор-то ваш, поди, не с зарплаты такую ряшку наел.
— Профессор Котяра — специалист международного класса. Светило в своей области. Он каждый год за океаном лекции читает.
— Скажите, пожалуйста! — удивился Лукошников. — Дураков, значит, и за океаном хватает.
