— А где, кстати говоря, вы этих бабочек добыли? — поинтересовался Кузьма.
— В одной из местных пещер прежде было устроено нечто вроде краеведческого музея. Имелись там и скелеты ископаемых животных, и разные чучела, и гербарии, и коллекции насекомых, в том числе тропических бабочек. Кое-что после Черной Субботы пропало, а остальное досталось нам. Со временем, как видите, пригодилось.
— Хитро было задумано. Небось плановый отдел, постарался?
— Никак нет. Вверенный моему попечению отдел техники безопасности, — скромно признался Змей.
— Да, Герасим Иванович, влипли вы в историю, — задумчиво произнес Кузьма.
— Что уж теперь поделаешь, — пожал плечами Змей. — Я знал, на что иду. В нашем деле без риска не обойтись.
— Да ты сам хоть по пять раз на дню рискуй, — вскипел Юрок, — а других зачем подставлять? Шлепнуть его, гада, немедленно!
— Воля ваша… Только от этого вам вряд ли станет легче. — Держался Змей мужественно, тут ух ничего не скажешь. — Вам ведь всем спастись хочется. Авось и я на что-нибудь сгожусь.
— Разве что на мясо, — буркнул Юрок.
— Здравое предложение, — хладнокровно согласился Змей. — Хотя и преждевременное. Денек- другой вы еще на подкожных запасах продержитесь, а уж потом можете кушать меня в любом виде. Заразными болезнями не страдаю, циррозом печени тоже.
— Убежать собираешься? — с издевкой поинтересовался Юрок. — Не надейся. Я тебя на веревке водить буду.
— Опять же лишние хлопоты. Куда здесь бежать? Я в этих закоулках и с фонарем заблужусь, а уж без фонаря и подавно. Пока мы все не пропали окончательно, молите проводника о спасении.
— Это лишнее, — отвернулся Кузьма. — Сами знаете, что в Шеоле каждый сам за себя.
— Выручи нас, корифан! — взмолился Юрок. — Не бросай на этой помойке! Хоть до Торжища доведи! Я тебе за это по гроб жизни буду обязан! Отплачу, чем смогу!
— А ты знаешь, сколько отсюда до Торжища топать? — усмехнулся Кузьма. — Полторы недели в лучшем случае. Боюсь, не сдюжите. Особенно натощак.
— «Смолкой» будем подкрепляться!
— Как же! Поможет «смолка», если ты через пять дней в мешок с костями превратишься.
— Придумай что-нибудь. Сам же говорил, что в Шеоле еды навалом. И улиток можно есть, и мокриц.
— Видишь? — Кузьма подобрал с пола пещеры огромную, с кулак величиной улитку, из панциря которой вытекало что-то похожее на густые сопли. — Тут вся живность вокруг передохла. Честно сказать, положение у нас — хуже некуда. Хоть ложись и помирай.
В это время светляк-молчальник, доселе неподвижный словно истукан, сделал жест, как будто бы обмывая руки, а потом ткнул пальцем вверх.
— Чего это он? — удивился Юрок. — Не свихнулся ли, часом?
— Нет-нет! — воскликнул Венедим, и сам, похоже, слегка озадаченный. — Существует язык знаков, на котором послушники, давшие обет вечного молчания, общаются со своими братьями по вере. Вот этот знак, например, означает просьбу… Просьбу высказаться.
— Пусть высказывается, — хором произнесли Юрок и Кузьма, а последний еще и добавил: — Только ты переведи.
Молчальник удовлетворенно кивнул (лицо его, как всегда, было скрыто капюшоном) и вновь взмахнул руками.
Жесты его были плавными и неторопливыми. Многие из них даже не требовали перевода. Ладонь, к которой снизу был приставлен палец, означала какое-то препятствие, скорее всего — Грань. Твердо сжатый кулак — уверенность. Резкий взмах поперек горла — смерть. Все десять пальцев, растопыренных перед грудью, — женщину. Поглаживание по втянутому животу — голод. Два быстро переставляемых пальца, большой и средний, — ходьбу.
Впрочем, уловить конкретный смысл всей этой серии жестов мог один только Венедим.
— Речь идет о том, что путешествие за Грань все же возможно, — объяснил он, запинаясь на каждом третьем слове. — Мертвая женщина, которую мы недавно нашли… и на которую все обратили внимание… не могла долго жить в здешнем мире. Для этого у нее чересчур хрупкие кости. Кроме того, цвет кожи свидетельствует о том, что прежде она много времени проводила на солнце.
— И вправду! — подтвердил Юрок. — Смуглая была баба. Я таких отродясь не видел.
— Та женщина — пришелец из-за Грани, — продолжал Венедим. — Этому есть еще одно доказательство. — Он поймал какой-то предмет, брошенный молчальником.
Любопытство проявили все, даже Змей, участь которого была весьма и весьма проблематичной. Доказательство, представленное молчальником, при ближайшем рассмотрении оказалось чем-то вроде примитивного ожерелья, состоявшего из круглых почти невесомых коробочек явно растительного происхождения, нанизанных на прочный шнурок. При встряхивании внутри коробочек что-то шуршало, словно песок в песочных часах.
Молчальник вновь приставил растопыренные пальцы к груди, а потом сделал красноречивый жест вокруг шеи, и, хотя смысл этой безмолвной фразы был понятен каждому, Венедим пояснил:
— Сие украшение было снято с покойницы. Кузьма осторожно разломал одну из коробочек и понюхал мелкие черные зернышки, наполнявшие ее примерно на треть.
— Пахнет приятно, — сообщил он. — Но раньше такое чудо мне не попадалось.
— Это маковая головка, — услужливо подсказал Змей. — Цветы раньше такие были — маки. Красные-красные. Когда лепестки осыпаются, остается головка с семенами. Она могла вызреть только под солнцем.
— Тебя не спрашивают! — ощерился Юрок. — Может, она из того же музея, что и ваши бабочки.
— Непохоже. — Кузьма помял кусочек коробочки в пальцах. — Мягкая… Ей, наверное, и года нет. Иначе рассыпалась бы в прах. Интересно, откуда она могла здесь взяться?
— Оттуда же, откуда и ее хозяйка. — Змей опять влез с пояснениями.
— Из-за Грани.
— Мак… А до этого бабочки, — задумчиво произнес Кузьма. — Можно подумать, что кто-то кидает нам одну наживку за другой… Ладно, пусть эта баба раньше жила за Гранью. Сюда-то она как проникла?
— Химера притащила! Как же иначе, — безапелляционно заявил Змей. — С какой стати она бы сюда по своей воле залезла? Сами ведь видели, какие у нее ручки да ножки. Палочки. В Шеоле на таких долго не походишь.
— А там походишь? — Юрок ткнул пальцем вверх.
— Почему бы и нет! Возможно, там сила тяжести поменьше.
— Чего-о? — прищурился Юрок. — Какая еще сила тяжести? Опять нам голову морочишь? Тяжесть — одно, а сила — совсем другое. — Как доказательство он сунул под нос метростроевца увесистый кулак.
— Да уймись ты! — прикрикнул на темнушника Кузьма. — Сила тяжести… И в самом деле, что это за тяжесть такая?
— Ну как сказать, — замялся Змей. — Точно я и сам не знаю. Это надо у начальника производственного отдела спросить… Но мир так устроен, что все предметы на земле тяготеют к ее центру. Закон природы. Выпусти, например, факел из рук, и он упадет вниз, а не взлетит вверх.
— Нет, я тащусь! — Юрок закатил глаза. — Причем здесь факел?
— Погодите-ка. — Кузьма энергично потер лоб. — Меня давно занимал один вопрос… Здесь, положим, я ощущаю себя привычно. Если и устаю, то в меру. А ниже, на дне Шеола, еле ноги тягаю. Будто бы на меня кто-то мешок с камнями взвалил. Рядом с поверхностью, под самой Гранью, все наоборот. Летел бы, кажется, как на крыльях, да организм бунтуется, словно там для него чужая среда. Может такое быть, что на разной глубине и сила тяжести разная?
