— А вы посидите с мое в этом ресторане, еще и не такое узнаете. — Репьев лукаво подмигнул соседу. — Совсем недавно один полковник-танкист, выпивший не меньше литра водки, детально разъяснил мне план предполагаемого вторжения в Китай. План, между прочим, весьма любопытный. С изюминкой, так сказать. Противник ожидает главный удар с севера, из района Кяхты через пустыню Гоби, где заранее сосредоточивает свои силы. А удар будет нанесен с востока. Через реку Уссури и равнину Сунляо. Этим самым сразу отсекается вся Харбинская группировка, и дорога на Пекин открыта. Каково?
— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги… — с сомнением молвил Зряхин. — Уссури — река коварная. Одни плавни да болота.
— Все предусмотрено! — Репьев пьяно хохотнул. — Восемь понтонных полков скрытно переброшены в район Хабаровска. Еще шесть находятся на марше. С такой техникой можно Корейский пролив форсировать, а не то что Уссури.
— Вы бы потише говорили, — посоветовал Зряхин. — Время тревожное, еще в контрразведку загребут.
— Плевать на контрразведку! Пусть китайцы свои секреты прячут, а русскому человеку скрывать нечего. Здесь все все знают. Желаете убедиться? Эй, потомок Чингисхана! — Репьев подозвал официанта. — Послушай, любезный, я приятеля ожидаю. Служит он в Сорок девятом полку дальней авиации. Не прибыли еще эти соколы на ваш аэродром?
— Сорок девятый полк дальней авиации? — призадумался официант. — Вчера сели две эскадрильи штурмовиков. Сегодня должен прибыть Четырнадцатый транспортный полк… А вот про дальнюю авиацию ничего не слышно. Хотя их могли и в Иркутске посадить. Если хотите, я узнаю.
— Сделай одолжение. Заодно и водочки захвати.
Едва Зряхин с Репьевым успели выпить по одной рюмке, как официант был уже тут как тут.
— Полк, про который вы спрашивали, отправился прямиком на Сахалин. — доложил он. — Приятель ваш сейчас, наверное, на берегу пролива Лаперуза прохлаждается.
— Вот видите. — Репьев скриви: дурашливую гримасу. — А вы говорите: контрразведка! В контрразведке, между прочим, у нас служат милейшие люди, прекрасно понимающие особенности русской души. Они на многое смотрят сквозь пальцы. Да и как иначе? Если придерживаться буквы закона, придется пересажать половину офицерского корпуса, если не больше. Это ведь никаких тюрем не хватит! К чему такая чрезвычайная мера? Сегодня какой-нибудь капитан или полковник изрядно выпьет вот в таком заведении, наврет с три короба первому встречному, плюнет в официанта, набьет морду собутыльнику, вступит в связь с продажной женщиной, опоздает на боевое дежурство, то есть совершит деяния, влекущие за собой как уголовную, так и дисциплинарную ответственность. Зато завтра он слезно покается перед командирами и товарищами, будет терзаться муками совести, а в боевой обстановке покажет чудеса героизма, стойкости и самопожертвования. Такая у него натура, ничего не поделаешь. Ее за тысячу лет ни Европа, ни Азия переломить не смогли. Вы со мной согласны?
— С известными оговорками, — ответил Зряхин, имевший какие-то свои контраргументы.
— Оговорки не принимаются! — Репьев по — рачьи выпучил глаза, но тут же расплылся в лукавой улыбке. — И вообще, если смотреть в корень проблемы, глухарей и всякие там фрикасе-пикасе должен готовить вовсе не россиянин, а какой-нибудь инородец, хотя бы тот же китаец. Вот он пусть свою душу в это малопочтенное мероприятие и вкладывает. А нашему брату совсем иная участь предназначена.
— Какая, если не секрет?
— Секрет! Но вам я его доверю, — наклонившись к уху Зряхина. Репьев внезапно гаркнул: — Жрать этого глухаря! Гы-гы-гы… А если серьезно: держать в повиновении все иные народы, создавать духовные ценности и моральные ориентиры, служить, так сказать, образцом для восхищения и подражания. В конце концов, мы империя или кто?
— В некотором смысле да. — Зряхин энергично растер свое пострадавшее ухо. — Если, конечно, абстрагироваться от принципов демократии и мирного сосуществования, заложенных в основу российской конституции.
— Абстраги-р-роваться! — передразнил его Репьев. — Вы можете себе представить, чтобы римский гражданин, пусть даже плебей, жарил глухарей на кухне? Или монтировал блок навигации… э-э-э, допустим, триремы? Это, простите за выражение, нонсенс. Истинный римлянин мог запачкать свои руки только кровью врагов или стилом для письма, из-под которого выходили бессмертные стихи и мудрые законы. Куиквэ суум! Каждому свое!
— Но ведь Римская империя просуществовала недолго, — с долей иронии заметил Зряхин.
— Хе-хе, недолго! Без малого тысячу лет, если само понятие «империя» толковать расширенно. А что за память о себе она оставила! Какие сооружения, какой язык, какие деяния, какой героизм! Да только нам тысячи лет не надо. Нам и века хватит, чтобы переделать весь мир.
— Заявление весьма смелое. Я бы даже сказал — опрометчивое. Покоряя другие народы, Римская империя покрыла себя не только славой, но и позором. Вспомним гибель Карфагена, разрушение Иерусалима, геноцид даков и галлов. Многие племена после контакта с Римом вообще исчезли.
— Что тут плохого? — Репьев, как мог, изобразил крайнюю степень удивления. — Динозавры тоже исчезли. Может, о них поплачем? Мы или они! Терциум нон датур! Третьего не дано!
— И кому же, интересно, вы отводите участь динозавров?
— На данный момент? — прополоскав горло шампанским, уточнил Репьев.
— Хотя бы.
— Если на данный момент, то великому южному соседу. Помина сунт одиоза! Не будем называть имена. — Похоже, что страсть к латинским афоризмам всерьез обуяла Репьева.
— Понятно. — Зряхин кивнул. — Но сей неназванный сосед может иметь несколько иную точку зрения на собственную участь. Не забывайте, что кроме всего прочего, это еще и ядерная держава. Я уже не упоминаю здесь о весьма многочисленной и боеспособной соседской армии.
— Разве динозавры не обладали численным превосходством над всеми другими тварями, в ту пору населявшими землю? Ужель диплодок не был сильнее крысообразного первозверя, от которого произошли млекопитающие? А где сейчас потомки этих царей природы? В лучшем случае здесь. — Репьев ткнул вилкой в салат из черепашьих яиц.
— Динозавров убил астероид, а отнюдь не первозвери, — возразил Зряхин.
— Вот здесь вы попали в самую точку! — Репьев, и без того сидевший как на иголках, оживился еще больше. — Вроде бы дело случая, зато как эффективно! Попробуй побегай с ружьем за каждым отдельным динозавром. Он ведь, гад, наверное, стал бы сопротивляться. Такая махина, да еще с двумя мозгами! Результаты сомнительны, а жертвы неизбежны. Да и сколько времени потеряно зря. Кошмар! Совсем другое дело — астероид. Р-раз — и ваших нет! Наши, соответственно, в дамках. Но астероид — это уже слишком. Всем на орехи достанется. И правым и виноватым. Нужно придумать что-то более тонкое, более гуманное. Дабы не всю планету в прах обратить, а лишь некоторую ее определенную часть. Например, Великую Китайскую равнину вкупе с Лессовым плато.
— Что-то я не пойму… Это какая-то идея из области фантастики?
— Зачем же! Самая что ни на есть реальность. Секретное космическое оружие, имеющееся на вооружении российской армии. Не верите?
— Если честно, то нисколечко.
— Тогда давайте побьемся о заклад. Неужели денег жалко?
— Ваших жалко, — с нажимом на первое слово ответил Зряхин.
— Про мои беспокоиться не надо… Ставлю сотню. — Репьев извлек из кармана смятую банкноту с портретом Михаила Ивановича Терещенко, первого министра финансов свободной России.
— Принято. — Зряхин продемонстрировал свой туго набитый бумажник. — Но я даже не представляю, какие аргументы в пользу своей версии вы собираетесь привести.
— Окститесь! Привести сюда такие аргументы технически невозможно! — воскликнул Репьев. - Давайте еще немного выпьем, и я вас самого к этим аргументам доставлю.
— Надеюсь, вы не шутите?
— Какие могут быть шутки, если спор идет о ста рублях. Для меня это, в конце концов, вопрос чести! Эй, хан Батый! — подзывая официанта, Репьев постучал ножом о хрустальный графин.
— Чего изволите? — Тот как из-под земли появился…
