Показался локомотив, мерно и энергично пыхтевший трубой. Он был похож на голову огнедышащего змея, за которой неспешно и величаво — сегмент за сегментом
— выползает из леса бесконечное туловище, облепленное людьми, как голодными пиявками. Пассажиры торчали в окнах вагонов, сидели на крыше, висели на подножках.
Завидев на своем пути препятствие, железная змея зло и требовательно взвыла. Спустя минуту заскрежетали тормоза и засвистел стравливаемый пар. На платформе, прицепленной впереди локомотива и обложенной по бортам мешками с песком, засуетились люди. Зяблику пришлось последовать примеру своих приятелей
— спрятаться за борт драндулета.
— Вот резанут сейчас из пулемета, и свидимся мы с доном Эстебаном только на том свете, — с тоской сказал он. — А там вино не подают.
— Вам бы, братец вы мой, все вино пить… Лучше голову не высовывать, — посоветовал ему Смыков.
— Как же не высовывать, если эта махина скоро нас подомнет!
Действительно, поезд хоть и терял скорость, но от переезда был уже недалеко — в промежутках между тревожными гудками с платформы даже мат доносился. И все же драндулет он не раздавил, а только ткнул его в бок штырем автосцепки. Локомотив замер, окутавшись облаком пара, а по всему составу от головы в хвост прокатился лязг наползающих друг на друга вагонов.
— Привет, земляки! — крикнул Смыков, осторожно выглядывая из-за драндулета. — До следующей станции не подкинете?
— Мы тебя, гнида, сейчас так подкинем, что опускаться не захочешь! — ответил с платформы суровый мужик в стройбатовских галифе и драном испанском камзоле, видимо, старший среди поездной охраны. Пулемета у него не было, зато имелась двухстволка с уже взведенными курками. — Прочь с дороги, пока целы!
— Ты перед кем, зачуха, права качаешь? — зловеще спросил Зяблик, вставая во весь рост. Пистолет он не доставал, но демонстративно поглаживал торчащую из-за пояса рукоятку. — Ты перед кем рисуешься? Сказали тебе стоять — значит, стой! А не то я тебя сейчас вместо полена в топку засуну!
Зяблика не понаслышке знал каждый второй житель Отчины старше двадцати лет, и кое-кто из поездной охраны даже поздоровался с ним. Мужик с двухстволкой сразу сменил тон:
— Я думал, банда какая-нибудь шалит… Сами знаете, люди с товаром едут… Всякое может случиться, — начал он оправдываться. — Да и вы тоже хороши. Чуть крушение не устроили.
— Как же иначе вас, вахлаков, остановить? — продолжал разоряться Зяблик. — Хари отъели на дармовщину! За добро свое трясетесь. Думаешь, я не знаю, что вы в этих мешках, кроме песка, возите? В Кастилию — алюминий! В Лимпопо — железо рессорное! А потом арапы наделают из этого железа ножиков и глотки нам будут резать!
— Можете проверить… — еще больше смутился старший охранник. — Я даже иголки лишней никогда с собой не брал.
— Так я тебе и поверил… — Зяблик продолжал бы костерить железнодорожников и дальше, но Смыков сунул ему под нос часы, напоминая о цене каждой минуты. — Ладно… Лучше помогите нам машину убрать. Веселее, веселее…
Общими усилиями драндулет спихнули с переезда, и локомотив, несколько раз пробуксовав на месте огромными ведущими колесами, тронулся. Смыков сказал старшему охраннику:
— Предупредите машиниста, чтобы до Воронков гнал без остановки. А за мостом пусть притормозит. Мы на повороте спрыгнем.
— Случилось что-нибудь?
— Нападение на Кастильскую миссию, — ответил Смыков и после паузы добавил:
— По непроверенным данным…
— Может, помощь нужна?
— Да не помешала бы, — неосмотрительно согласился Смыков, но Зяблик решительно воспротивился:
— Обойдемся! Лишних ртов нам только не хватало!
Дон Эстебан славился своим хлебосольством, но всегда, вне зависимости от числа гостей, выставлял только один бочонок вина. А бочонок был дубовый, маленький — не чета нынешним двухсотлитровым.
Уже на подъезде к станции Воронки стал виден столб черного дыма над тем местом, где должна была располагаться миссия. Для своего обитания кастильские кабальерос выбрали старую, заброшенную церковь, чьи метровые кирпичные стены, окна-бойницы и высокие купола наиболее соответствовали их понятиям о безопасности. Под храмом они вырыли глубокие погреба и — по слухам — даже подземный ход, уходивший за границу.
— Вы, братец мой, когда назад собираетесь? — прежде чем спрыгнуть с платформы, спросил Смыков у старшего охранника.
— Сегодня и вернемся. Чего там задерживаться… Часов через пять-шесть будем здесь. Если, конечно, ничего не случится.
— Жаль, — Смыков покосился на Зяблика. — Часов за пять-шесть мы в любом случае не уложимся. Ну да ладно. Спасибо, что подвезли…
Все, кроме Цыпфа, приземлились удачно. Лева не внял советам Зяблика и в последний момент вместо того, чтобы прыгнуть вперед по ходу поезда, сиганул назад. Кости его остались целы, но мягкие ткани пострадали.
Пока Цыпфа врачевали Веркиными медикаментами и заново учили ходить, прошло еще полчаса, а с того момента, как сторожу Моисееву стало известно о нападении на миссию, — все четыре. На столь длительную перестрелку не хватило бы боеприпасов во всей Отчине.
Ориентируясь на столб дыма, они спустились с железнодорожной насыпи в лощинку, отыскали тропку, которая привела их совсем не туда, куда надо. Отмахав лишний километр, вернулись обратно, задворками миновали станцию Воронки, чье немногочисленное население кормилось челночной торговлей и набегами на Лимпопо, вышли наконец на нужную дорогу и вскоре увидели впереди перестроенную под феодальный замок церковь. Горело немного в стороне от нее. Пальбы и криков не слышалось. Воронье не слеталось на легкую поживу, а мирно кормилось на свежем жнивье. Причину того, что недолгий путь от железнодорожного полотна оказался столь долгим и запутанным, Зяблик видел во врожденном скудоумии Смыкова, а тот
— в дырявой памяти самого Зяблика, ни разу не вернувшегося от дона Эстебана на своих двоих.
У церковной ограды стояла на часах парочка кастильцев — не солдаты, а пугала ряженые в шлемах-кастрюлях, в засаленном бархате и жестяных доспехах. Завидев приближающуюся четверку, они принялись орать что-то, водрузили на сошки свои громоздкие мушкеты и зажгли фитили.
Смыков, владевший испанским почти так же, как русским, разразился длинной речью, из которой Зяблик понял только пару слов: «салюдо» да «амиго».
После этого один солдат трусцой направился к зданию, а второй, не гася фитиля, продолжал держать гостей под прицелом. По нынешним понятиям мушкет был оружием, далеким от совершенства, однако раны наносил ужасающие.
— А у них, похоже, все спокойно, — сказал Смыков, оглядываясь по сторонам.
— Было бы спокойно, нас сразу бы внутрь пустили, а не держали бы здесь, как бедных родственников, — возразил Зяблик.
Вернулся посыльный, и они со Смыковым затараторили, перебивая друг друга.
— Дон Эстебан молится, — перевел Цыпф, знавший понемногу языки всех окрестных народов.
— Нашел время… — разочарованно вздохнул Зяблик.
— Но скоро закончит и пригласит уважаемых гостей на обед, — добавил Цыпф.
— Вот это другое дело, — обрадовался Зяблик. — О чем они там базарят?
— Кастилец рассказывает, что совсем недавно на миссию напали злоумышленники. Они ранили конюха и угнали всех лошадей.
