— Политологам без специальных терминов никак не обойтись. Попробуй только честно признаться: дескать, про эти дела мы ни хрена не знаем! Сразу с должности слетишь. А пассаж типа: «Для выяснения всех аспектов этой проблемы проводится комплексный анализ, подразумевающий правильно организованную мыслекоммуникацию и метод сценирования» — звучит солидно и обнадёживающе. Напускать словесный туман умеют не только церковники, но и учёные мужи. Положение, так сказать, обязывает.
— Ладно, оставим эти терминологические дебри, — сказал Цимбаларь. — Лучше перейдём к делу.
— Вот-вот! — Сопеев такому предложению даже как бы обрадовался. — Что я там опять натворил?
— Вам виднее. Меня всякая бытовуха и мелкий криминал не касаются... Мне с вами просто потолковать надо.
— О чём?
— Ну, скажем, о вашей семье. О вас самих, о брате, о матери, об отце.
— Мой отец умер.
— Я знаю, — кивнул Цимбаларь. — Хотя, честно сказать, он интересует нас больше всего.
— Странно... Раньше я полагал, что смерть списывает все грехи. — Сопеев мял в руках сигарету, видимо не решаясь закурить.
— А у него было много грехов?
— Да какое там! Не больше, чем у других. Можно подумать, что Жуков или Василевский ничем себя не запятнали. Как же! По крови будто бы по паркету ходили. Оккупированную Германию обирали, словно свою собственную вотчину. Только с них грехи война списала, а нынешним генералам, наоборот, перестройка всякое лыко в строку поставила... Но преступлений за отцом нет, это я гарантирую. Он, между нами говоря, дурачком был. А дурачки на большое зло не способны.
— Как же тогда дурачок оказался в генералах?
— Очень просто. Его один приятель всю жизнь за собой тянул. Маршал Востроухов. Вы, наверное, о нём слышали. Колоритнейшая личность! Если бы не он, отец бы до самой пенсии в капитанах ходил.
— Зачем это нужно было маршалу? Неужели только из чувства бескорыстной дружбы?
— Какая там дружба! Востроухов, ещё будучи командиром полка, сделал одной девчонке ребенка. И чтобы избежать скандала, в срочном порядке женил на ней своего самого безответного офицера.
— Как я понимаю, речь идёт о ваших родителях?
— И о старшем братце тоже. Ради него Востроухов и тянул моего отца за уши. Своих-то детей ему бог не дал... Ну и нашу мамашу, грех сказать, до самого последнего времени не забывал. Что уж теперь скрывать...
— Н-да-а, ситуация... И ваш отец всё это терпел?
— А куда денешься? Востроухова он до смерти боялся. Потому и на мать руку поднять не смел. Хотя сам несколько раз вешался... Правда, неудачно. К нему даже специальный человек был приставлен, из петли доставать.
— Кто сейчас является наследником Востроухова?
— Сразу и не скажешь... Жена его скончалась ещё в семидесятых. Своих детей не было... Тут нужно с юристами консультироваться. Но я знаю, что некоторое время после смерти маршала брат жил в его квартире... А потом случилась какая-то неприятная история. То ли он кого-то избил, то ли его самого исколотили до полусмерти.
— Если бы пришлось выбирать из двух терминов «везунчик» и «неудачник», как бы вы охарактеризовали своего отца? — спросил Цимбаларь.
— Ясное дело, неудачник. Причём редкостный. И я в него уродился. Всю жизнь за жалкие гроши горбачусь, из долгов не вылезаю, а другие на мне наживаются... И эта тоже... Заездила... — Сопеев в сердцах чуть на пол не плюнул.
Словно бы догадавшись, что речь зашла о ней, в кабинет без стука зашла сухопарая Натка, вырвала из рук Сопеева сигарету и сунула ему прямо под нос машинописный листок.
— Не понимаю, что здесь за ерундистика?
— Где? — Сопеев взял листок и принялся читать. — «... В свою очередь локусы, выросшие до стадии атрибутированных признаков и тем самым приобретшие потенциал самодвижения, порождают цивилизационные тренды. Причём, являясь будущим в настоящем, тренды принципиально несовместимы с базисными основами... » Ну что здесь непонятного? Всё ясно как божий день.
Натка забрала листок обратно и молча удалилась, теперь уже сотрясаемая бесшумным двенадцатибалльным ураганом. Казалось, ещё миг, и она переломится — то ли в плечах, то ли в бёдрах. По своему опыту Цимбаларь знал, что такие женщины неподражаемы в постели, но невыносимы в жизни.
— Проверяет... — ухмыльнулся Сопеев. — Арестанта из меня сделала. Шагу ступить не даёт.
Цимбаларь, видя перемену в его поведении, поспешил вернуть разговор в прежнее русло.
— Скажите, а как ваш отец относился к Сталину?
— Сначала боготворил, как и многие фронтовики. Но потом вроде бы разочаровался.
— Сам он о Сталине ничего не рассказывал?
— Э-э-э... Что вы имеете в виду? — Наверное, Сопееву показалось, что визитёр из органов оговорился.
— Его службу в личной охране Сталина.
— Ничего себе! — Похоже, эта новость действительно повергла Сопеева в изумление. — Неужели это правда?
— Абсолютная. Если не верите, могу предъявить соответствующие документы... Скажу больше, ваш отец был очевидцем смерти Сталина.
— Ну и папаша! — покачал головой Сопеев. — Никогда и не заикнулся об этом.
— Наверное, не считал нужным. Или опасался чего-то... После смерти Сталина часть его личных вещей, в основном малозначительных, разобрали на сувениры. Вы ничего похожего у отца не замечали?
— Нет... Он вообще был противником всякого накопительства. Получит, бывало, подарок на юбилей и сразу отдаст кому-нибудь. Мать ему за это глаза была готова выцарапать.
Цимбаларь, в принципе готовый к такому ответу, счёл за лучшее сменить тему.
— Как вы полагаете, маршал Востроухов был удачливым человеком?
— Вне всякого сомнения. Как-никак, до маршала дослужился, причём в мирное время. Да и люди говорили, что его все неприятности стороной обходят, словно заговорённого.
— Кто это говорил? — сразу навострил уши Цимбаларь.
— Разве сейчас вспомнишь...
— А если мне пообщаться с вашим братом? Он-то, наверное, Востроухова знал больше...
— Пообщайтесь... Мы с ним в последнее время практически не соприкасались. Впрочем, настоящей близости между нами никогда и не было. Для нас с отцом он так и остался чужим... Послушайте, у меня к вам просьба. — Сопеев понизил голос до шепота, хотя в кабинете, кроме них, никого не было. — Заберите меня отсюда!
— На каком основании? — Теперь уже пришла очередь удивляться Цимбаларю.
— Просто заберите, и всё! Ведь это в ваших силах. Скажите, что увозите меня на допрос или на очную ставку. Вы же лучше меня знаете, как это делается... Очень вас прошу!
— А потом?
— А потом я вернусь, не волнуйтесь. Может, только кружку пивка выпью.
— Ладно... — Цимбаларь был слегка обескуражен этой просьбой. — Но сначала дайте мне телефончик вашего брата.
— Боюсь, что ничем не могу вам помочь. Там, где он сейчас находится, телефонов нет.
— Разве он арестован? — насторожился Цимбаларь.
— Ну вы и скажете! Анатолий Григорьевич сейчас поправляет своё здоровье... — После некоторой заминки Сопеев добавил: — Душевное.
— Проще говоря, он находится в сумасшедшем доме? — догадался Цимбаларь.
