прочитайте Нагорную проповедь. Ещё никто и никогда не сказал более доходчивых и проникновенных слов, объясняющих людям смысл их бытия и суть поступков... А теперь ступайте с миром.
Несмотря на наставление брата Симеона, благодать божья так и не снизошла на Цимбаларя. Более того, по мере приближения к автомобильной стоянке, расположенной на приличном расстоянии от монастыря, он ощущал, как в душе нарастает некий непонятный дискомфорт.
Возле его «Мицубиси-Лансер» уже околачивался контролёр автостоянки, настроенный явно не по- христиански. Завидев Цимбаларя, он с места в карьер набросился на него:
— Ты как машину припарковал, рыло свинячье! Ты же, мудак, всем выезд перекрыл! Да я тебя сейчас...
В ответ Цимбаларь взорвался забористым лагерным матом. Вороны, только что усевшиеся на золочёные церковные кресты, вновь взмыли в небо. Оказавшиеся поблизости туристы или затыкали уши, или, наоборот, превращались в слух. Контролёр на некоторое время утратил дар речи.
Разрядившись потоком грубой брани, Цимбаларь сразу почувствовал облегчение, словно после очистительной клизмы. Вывод напрашивался сам собой: напускная вежливость, которой пришлось придерживаться чуть ли не целый час, действовала на его организм крайне отрицательным образом.
Глава 8
НИКУДЫШНЫЙ ПОЭТ НЕЗАВИДНОЙ ЭПОХИ
— А что, мне нравится! — Ваня держал перед собой книгу, на обложке которой было золотом вытиснено: «Алексей Уздечкин. Избранное». — Без всяких декадентских выкрутасов и прямо в цель. Вот мы дескать, какие! На всё горазды. Хоть на ракете в космос, хоть к бабе в постель.
— Ты любимую в веки пробовал целовать? — поинтересовался Цимбаларь. — В веки, вообще-то, покойников целуют. А если любимая всё время глаза закрывает, значит, ей твоя поганая рожа во как осточертела! — Для убедительности он чиркнул себя ребром ладони по горлу.
— Ничего ты в поэзии не понимаешь! — парировал Ваня. — Вот зацени:
— Ну и что? — пожал плечами Цимбаларь. — Бред сивой кобылы.
— Не скажи, — стоял на своём Ваня. — Здесь явственно звучит тема преемственности поколений, актуальная и в наши дни.
— Да перестань ты дурака валять! — Цимбаларь отобрал у него книгу. — Недостроенные леса коммунизма давно рухнули и загораживают нам дорогу в нормальную жизнь. А вот относительно советских граждан, которые наяву слышали чьи-то мистические голоса, — это, конечно, сильно сказано. Шекспир отдыхает.
— Даю справку, — не поднимая головы от ноутбука, сказала Людочка. — «Уздечкин Алексей Алексеевич, русский советский поэт. Родился в бедняцкой семье в тысяча девятьсот пятнадцатом году. Участник Великой Отечественной войны, общественный деятель, орденоносец, лауреат многих литературных премий. Член КПСС с сорок пятого года. Стихи, поэмы, басни, тексты песен, сценарии, очерки, критические статьи, воспоминания. Скончался в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году».
— Наверное, не вынес тягот перестройки, — сказал Цимбаларь. — Как только ввели талоны на сахар и крупы, сразу и окочурился.
— Не думаю, чтобы он в чем-то нуждался, — возразил Кондаков. — При Союзе писателей всегда имелся очень хороший спецраспределитель. Даже в самые голодные времена заказы там отоваривались сервелатом, паюсной икрой и коньяком.
— Тогда можно предположить обратное. Знаменитый поэт Уздечкин, не выдержав тяжкого бремени славы, до смерти упился халявным коньяком.
— И с вами то же самое будет, если не одумаетесь. — посулила Людочка.
— Ты бы не каркала зря! — Суеверный Ваня постучал кулачком по деревянному подлокотнику кресла. — Твоя главная и пока единственная задача: выдать нам всю подноготную Уздечкина. Где жил, с кем яшкался, кто унаследовал его имущество, как у него обстояли деда с удачей?
— Сведения, касающиеся личной жизни Уздечкина, в Интернете отсутствуют, кроме адреса квартиры, конечно, — незамедлительно сообщила Людочка. — Могу лишь сказать, что его отдельные стихи, не самые, впрочем, удачные, посвящены некой Сонечке. Но печатался он буквально до самых последних дней жизни. Значит, везло.
С этим суждением не согласился Цимбаларь.
— Не вижу никакой связи! — заявил он. — Достоевскому, например, по жизни фатально не везло. Смертный приговор, каторга, солдатчина, эпилепсия, мнительность, постоянные долги, пагубная страсть к азартным играм. Тем не менее его печатали, печатают и, надеюсь, будут печатать в дальнейшем.
— Да хватит вам чепуху молоть! — с чувством произнёс Кондаков. — Главное, что мы наконец-то напали на верный след. И благодарить за это нужно исключительно Людмилу Савельевну, ведь правильный выбор в своё время сделала именно она.
— А разве мы её не благодарим? — делано удивился Ваня. — Только этим и занимаемся. Между прочим, я ей сегодня даже розу хотел подарить. И подарил бы, найдись в моём кармане чуть больше денег! Но, оказавшись перед дилеммой — или роза, или кружка пива, — я, естественно, выбрал второе.
— Кто бы в этом сомневался, — вздохнула Людочка.
— Не пора ли нам заняться делом, — глянув на часы, напомнил Кондаков. — Теперь, когда истинный владелец бетила известен, расследование должно пойти как по маслу. Хотя побегать ещё придётся. Ваня, как всегда, возьмёт на себя окрестную шпану. Я займусь ближайшими родственниками. Сашка посетит Союз писателей. Людмила Савельевна останется в стратегическом резерве.
— Надоело мне уже в кабинете чахнуть! — запротестовала девушка. — Давайте я подключусь к опросу коллег Уздечкина. Авось познакомлюсь с каким-нибудь обеспеченным и холостым писателем.
— Тебе же ясно сказано: быть в резерве, — отрезал Цимбаларь. — Займись пока изучением творчества Уздечкина. Недаром Маяковский говорил, что вся биография поэта заключается в его стихах.
Очень скоро выяснилось, что Союз советских писателей распался вместе с великой страной, которую он так усердно воспевал в поэзии, прозе и драматургии. Теперь только на территории России существовало не меньше дюжины писательских объединений (нередко враждебных друг другу), начиная с авторитетного ПЕН-центра и кончая сомнительным «Вавилонским братством молодых сочинителей».
Ознакомившись с их программами, представленными в Интернете, Цимбаларь пришёл к выводу, что литераторы, близкие Уздечкину по духу, скорее всего примкнули к Собору российской словесности, стоявшему на позициях почвенности и патриотизма. Это предположение подтверждалось и тем фактом, что
