Для обучения стрельбе Цимбаларь выбрал отдалённый заброшенный карьер, окрестности которого пользовались дурной славой и не посещались ни пастухами, ни грибниками.
Каждый год поблизости находили два-три женских трупа, как правило, обезглавленных. Среди местных жителей ходили слухи, что на Сретенье и в День Всех Святых сатанисты устраивают в карьере свои кровавые оргии. Особый отдел однажды занимался этим, но без какого-либо успеха.
Оставив машину в зарослях, они спустились вниз по пологому песчаному склону. Цимбаларь нёс на плече грудную мишень, купленную по пути в оружейном магазине. В ридикюле Халявкиной что-то подозрительно позвякивало — то ли запасные магазины, то ли непочатая бутылка вискаря.
Глухой лес, стеной стоящий вокруг, имел какую-то сюрреалистическую окраску — там жёлтый мазок, там красный, там зелёный, там опять жёлтый. Вот-вот должны были начаться дожди и холода, но пока душу радовали последние деньки позднего бабьего лета.
Цимбаларь установил мишень вплотную к отвесной стене карьера и отсчитал положенные двадцать пять шагов. Открыв ридикюль, Халявкина подала ему пистолет — подала в общем-то правильно, стволом вниз, рукояткой вперёд. Необученные так с оружием не обращаются.
Цимбаларь принялся объяснять, как снимать предохранитель, как досылать патрон, как правильно целиться и как, нажимая на спуск, задерживать дыхание, но Халявкина нетерпеливо прервала его:
— Терпеть не могу теорию! Лучше покажи всё на практике, и я сразу всё пойму.
Пожав плечами, Цимбаларь поставил пистолет на боевой взвод и повёл стволом в сторону мишени, привычно ловя на мушку «десятку».
— Э-э-э! — запротестовала Халявкина. — Мы сюда не фанеру дырявить приехали. Ты покажи, как стреляют по движущимся целям.
— Тогда следовало завернуть в зоомагазин и купить выводок кроликов! — Цимбаларь еле сдерживал раздражение. — Или стаю попугайчиков.
— Зачем божьих тварей губить! У меня есть кое-что другое. — Она вытащила из ридикюля обыкновенное чайное блюдечко (вот, оказывается, что там брякало).
— По тарелкам стреляют дробью из специальных спортивных ружей! — возразил Цимбаларь. — Пистолет для этой цели совершенно не годится.
— А ты попробуй. Даю сто баксов за каждое попадание. — Она отбежала на полсотню шагов в сторону. — На старт. Внимание... Марш!
Пришлось Цимбаларю развернуться и стрелять навскидку, полагаясь больше на моторные реакции, чем на точность прицела. Из пяти брошенных Халявкиной блюдечек он поразил три — и это ещё при том, что некоторые летели к нему не плашмя, а ребром.
Впрочем, для опытного стрелка это был не ахти какой результат. Сказывался, наверное, чересчур тугой спуск незнакомого оружия.
Как только запас блюдечек оказался израсходованным. Цимбаларь вновь повернулся к девственно- чистой мишени и положил пять пуль подряд в центральный круг, пробив там большую чёрную дыру. Затем со словами: «Следующая серия ваша» — он протянул дымящуюся «беретту» Халявкиной.
Та, почти не целясь, бабахнула в белый свет и едва не выронила пистолет.
— Нет-нет! — немедленно заявила она. — Мне чуть руку не вывернуло. Ты, менеджер, прав — стрельба не женское занятие.
Халявкина присела на дощатый ящик, валявшийся возле старого кострища, и пригорюнилась. На её глаза навернулись почти натуральные слёзы, впрочем так и не преодолевшие преграду ресниц, густо накрашенных махровой тушью.
Похоже, что в спектакле, где одна-единственная артистка играла для одного-единственного зрителя, приближался заключительный акт. Однако ставки в этом представлении были так высоки, что им, наверное, позавидовала бы вся труппа какого-нибудь провинциального театра.
Цимбаларь уже понимал, что Халявкина приехала сюда не для того, чтобы брать уроки стрельбы (которой, вполне возможно, владела в совершенстве), а дабы испытать его собственные боевые навыки. И, судя по всему, результаты проверки её вполне устраивали. Теперь надо было ожидать изощрённой психологическом атаки, против которой в своё время не устояли ни поэт Уздечкин, ни граф Сент-Карбони, ни многие другие менее известные представители мужского пола.
— Александр! — с чувством произнесла Халявкина опустив на сей раз своё любимое обращение «менеджер». — Боюсь, что я взялась не за своё дело. Ничего у меня не получится! Но за науку спасибо. — Театральным жестом она протянула ему три зелёные сотни.
— А что у вас должно было получиться? — поинтересовался Цимбаларь, преспокойно отправляя деньги в карман.
— У меня есть смертельный враг. — Голос Халявкиной трагически задрожал. — Мужчина в расцвете лет. Сильный и жестокий. Он обокрал меня, лишив почти всего. При этом я едва не погибла. Теперь он собирается похитить моего сына... Да-да, у меня есть маленький очаровательный сыночек! — заметив удивление, которое вовремя изобразил Цимбаларь, поспешно добавила она. — Этот подлый и бессердечный выродок охотится за ребёнком. А сколько горя он приносит окружающим! Однажды обманув меня, он теперь обманывает всех подряд. Подобная тварь не имеет права ходить по земле.
— Если он совершил столько неблаговидных поступков, почему вы не пожалуетесь на него в милицию или прокуратуру? — разыгрывая из себя простачка, спросил Цимбаларь.
— Какой ты, Александр, наивный! Во-первых, он сумел уничтожить все улики и мне нечего предъявить следствию. Во-вторых, у него сейчас столько денег, что с их помощью можно откупиться и от милиции, и от прокуратуры, и от суда. О, если бы ты знал, какое это гнусное чудовище!
— Что же вы тогда предлагаете?
— Убей его, Александр, сделай доброе дело! — взмолилась Халявкина.
Даже учитывая, что всё происходящее было лишь бессовестным лицедейством, нельзя было не отдать должное силе и убедительности её чувств. По крайней мере, у Цимбаларя заранее сложилось крайне негативное отношение к пока ещё неведомому обидчику.
Пропустив мимо ушей вполне конкретное подстрекательство, он только буркнул в ответ:
— С каких это пор убийство стало добрым делом?
— С тех самых, когда на земле было впервые наказано зло! Тебе ли не знать об этом! Ведь ты сам убивал врагов.
— Я исполнял свой воинский долг.
— А это долг порядочного человека! На том свете бог обязательно воздаст тебе за содеянное, а твою бренную жизнь постараюсь обеспечить я.
— И как это конкретно будет выглядеть? — В голосе Цимбаларя послышались нотки заинтересованности.
— Если ты в точности выполнишь все мои указания — получишь двадцать тысяч. — Узрев гримасу разочарования, появившуюся на лице Цимбаларя, она извиняющимся тоном пояснила: — Я дала бы и больше, но поверь, таких денег у меня сейчас нет.
— Даже и не знаю, что вам ответить... А подумать можно?
— Нельзя! — Продолжая правой рукой сжимать пистолет, Халявкина левой вцепилась в Цимбаларя. — Всё должно решиться прямо здесь и немедленно! Ты моя последняя надежда! Иначе мне остаётся только наложить на себя руки!
Осторожно отобрав у неё оружие, Цимбаларь с оттенком искательности произнёс:
— А свою машину не уступите? В придачу к двадцати тысячам...
— Хорошо, забирай, — не задумываясь согласилась она. — Так или иначе тебе понадобится транспорт для разъездов. Только сразу смени номера. — Наряду с безудержной страстью Халявкина демонстрировала и похвальную предусмотрительность.
На обратном пути они завели разговор о конкретных деталях будущего покушения. Теперь Халявкина выглядела опустошённой и отчуждённой. Не имея никакого сценического опыта, она инстинктивно понимала, что после пережитого катарсиса хорошая актриса должна вести себя именно таким образом.
— Как мне найти этого человека? — спросил Цимбаларь.
