— Главный аукционер конкурирующего банка. Как видите, в нашем клубе полезное совмещается с приятным. Поддерживаешь физическую форму, а заодно снимаешь стресс.
— Противников надо заказывать заранее?
— Смотря кого. Тут как в ресторане Есть дежурные блюда — Ельцин, Чубайс, Зюганов, Буш, Киркоров. Ну а остальных, конечно, приходится заказывать… Смешно сказать, но однажды я отколотил здесь даже собственную жену.
Соперники с новыми силами бросились друг на друга, и у фальшивого налоговика сразу затрещала челюсть. Похоже, это доставило Мечееву ни с чем не сравнимое удовольствие.
На сей раз схватка закончилась довольно быстро. Спарринг-партнёр хотя и всячески потакал своему высокопоставленному противнику, но в одной из контратак не сдержался и как бы нечаянно ткнул Мечеева кулаком под ложечку. Тот, болезненно ёкнув всем нут-ром, рухнул на ринг.
Пришлось Людочке поспешить к нему на помощь. Вдвоём со спарринг-партнёром, оказавшимся безусым пареньком калмыцкой наружности, они поставили Мечеева на ноги и кое-как вывели в соседнее помещение, представлявшее собой некий гибрид бара, массажного кабинета и душевой.
Здесь расслаблялись члены клуба — все мужского пола и все абсолютно голые. Зато красотки, делавшие им массаж, обрабатывавшие свежие ссадины и подававшие прохладительные напитки, были облачены в строгую униформу, сквозь которую их прелести хоть и выпирали, но не просматривались.
Людочка уже хотела махнуть на расследование рукой и податься назад, но Мечеев, которого в этот момент укладывали на массажный стол слабым голосом произнёс:
— Задавайте свои вопросы. Минут пятнадцать у вас ещё есть.
Стараясь не смотреть на распаренных единоборством и горячим душем мужчин, без зазрения совести демонстрировавших свои детородные органы — крошечные, средненькие, крупные и преогромные, словно батоны варёной колбасы, — Людочка спросила:
— Как вы считаете, способен ли учёный, к примеру, занимающийся квантовой механикой, стать на путь террора?
Реакция на эти слова могла последовать самая разная, и Людочка, между нами говоря, изрядно рисковала, но Мечеев даже бровью не повёл.
— Это смотря в каких обстоятельствах, — сказал он, прихлёбывая сок, который ему поднесла одна из здешних девиц. — Как заметил кто-то из классиков: человек широк, не мешало бы и сузить. А в общем-то от нашего брата можно всего ожидать. Кто-то делал атомную бомбу для американцев, кто-то для Гитлера, кто-то для Сталина. Не сомневаюсь, что кто-то делает её сейчас для бен Ладена.
— Скажем, лично вы могли бы заняться индивидуальным террором?
— Чего ради?
— Допустим, ради денег.
— Я и так человек небедный. А деньги — сами по себе оружие. Причём весьма мощное. Именно деньги помогли Западу выиграть «холодную войну».
— Что вы могли бы сказать о Саблине?
— В смысле террора?
— Да.
— Крыса, загнанная в угол, кусается. Саблин сейчас примерно в этом же положении.
— Как это понимать?
— Он влез в долги. Хотел помочь брату в бизнесе, но что-то не выгорело. Теперь пришло время платить. Вот он и мечется, как шарик в рулетке. Я по старой дружбе предлагал ему беспроцентный заём, да он отказался. У нас патриоты гордые. Так что сейчас он способен и на террор, и на самоубийство.
— Велик ли долг?
— Говорят, раньше было тысяч пятьдесят. Теперь, значит, все сто.
— Долларов?
— Ну не тугриков же!
Людочке очень не нравилось это место, где молодые голые мужчины абсолютно не реагировали на молодых, пусть и одетых женщин, принимая их чуть ли не за предмет интерьера, но и уходить было нельзя — она дожидалась, когда с Мечеева, уже совершенно обнажённого, снимут ещё и боксёрские перчатки.
— Можно ли на базе физико-механического института тайно создать оружие, не имеющее аналогов в современных арсеналах? — поинтересовалась она.
— Институт есть институт, — всё ещё морщась от боли, ответил Мечеев. — Там и самогонный аппарат не создашь. Но теоретическую базу разработать можно. Когда-то я и сам занимался одним сверхсекретным проектом.
— Что вы говорите! И каковы же были успехи?
— Мы свою работу сделали. Но у производственников не хватило финансирования. Потом стране стало не до этого, и всё накрылось сами понимаете каким местом… А ведь хотелось бы глянуть на своё действующее детище.
— Как интересно! — воскликнула Людочка. — Подробности узнать можно?
— К сожалению, нельзя. Я давал подписку о неразглашении. Аж на двадцать лет вперёд… Но если бы проект удался, это позволило бы сейчас уничтожить чеченских боевиков, не выходя из московского офиса.
— Вы меня просто заинтриговали!
— Нет, нет! Больше ни слова… Зачем мне лишние неприятности?
— Ваша правда… А не сможет ли кто-нибудь из ваших бывших коллег повторить это открытие?
— Не знаю. Мои интересы сейчас располагаются в совершенно иной сфере. Акции, векселя, наличность… Понадобится кредит — заходите.
— Надеюсь, речь идёт о беспроцентном кредите?
— Это будет зависеть от предоставленных вами гарантий.
Над Мечеевым работали сразу три девушки. Одна запудривала красные пятна на его лице, другая разминала плечи, третья пыталась снять перчатки. Пыталась, да не могла — мешали наманикюренные ногти-кинжалы.
— Давайте я помогу, — сказала Людочка и, не сдержавшись, добавила: — С трусами вы половчее управились.
Шнуровка оказалась очень тугой, но уже спустя минуту правая перчатка стала добычей Людочки. Недолго продержалась и левая. Как Людочка и предполагала, кисти рук Мечеева были обмотаны бинтами, но не белыми — медицинскими, а палевыми — эластичными. Бинтами занялась клубная девица, исподлобья бросавшая на Людочку ненавидящие взоры.
Кулаки Мечеева, представшие на всеобщее обозрение, напоминали багровые баклажаны, из которых торчали растопыренные пальцы-морковки.
— Досталось бедным, — сказал он, попеременно дуя то на один, то на другой кулак. — Даже мизинцем не шевельнёшь… Ну-ка быстренько несите лёд!
Девица, прихватив с собой бинты и перчатки, убежала, а две оставшиеся принялись обрабатывать Мечеева с ещё большим усердием.
— Я, пожалуй, пойду, — сказала Людочка. — Вопросов больше нет, да и моё время, похоже, на исходе.
— Идите, — милостиво кивнул Мечеев. — Поклонитесь от меня Дзержинскому?
— Кому-кому? — не поняла Людочка.
— Ну, если не Дзержинскому, так Аллену Даллесу. Я же не знаю, чей портрет висит в кабинете вашего шефа.
— В кабинете моего шефа висит портрет Достоевского. — Людочке опять пришлось покривить душой.
— Пусть будет Достоевский, — не стал препираться Мечеев. — К разведке он, может быть, и непричастен, но к криминалу какое-то отношение имеет. И сам сидел, и о преступлениях писал… Принесёт мне кто-нибудь этот треклятый лёд!
