— Почему нет? — настаивала Маддалена.
— Нет. Паррадайл — благородный зверь… принизить его до чего-то вроде летучего граата было бы недостойно.
Граат… В голову пришли стихи из баллады о рыжем Слоине, — он происходил из рода Граатов. Значит, когда-то грааты были дикими, пугающимися человека животными, такими же, как животные — тотемы других родов… И значит, в подобных переменах нет ничего необычного. Но он не мог избавиться от мысли, что для паррадайла это было бы унизительно.
— А Белфеор не унизил паррадайлов? — возразила Маддалена. — Разве ты сам не говорил, что паррадайлу пришлось искать убежища здесь, на севере, потому что люди Белфеора изгнали его и ему подобных из курящихся гор?
Саикмар молча кивнул. Маддалена, видя, что ее довод оказался убедительным, продолжала:
— Почему бы тогда людям и паррадайлам не трудиться вместе, чтобы возвратить похищенные у них права?
Саикмар вздохнул.
— Когда ты вот так говоришь об этом, то все кажется правильным. Но — каким образом? Что могли бы сделать какой-то беглец и бродяга-паррадайл, чтобы выкинуть из Каррига Белфеора, его гнусных сородичей и тех недостойных людей, которые, как Амбрус, поступили к нему на службу?
Хороший вопрос! Дабы скрыть, что так далеко она еще не задумывала, Маддалена перешла к другому.
— А может быть, здесь есть другие паррадайлы? Сколько их было в курящихся горах?
— Немного. Их всегда было немного. Хотя в других местах паррадайлов полно и они быстро размножаются, но в нашей округе многие их детеныши рождаются мертвыми, почему — неизвестно.
Тут для Маддалены все было ясней ясного: высокие дозы облучения как фактор, сопутствующий богатым залежам тяжелых элементов, которые, без сомнения, и привлекали Белфеора. Некоторое время она раздумывала и внезапно хлопнула себя по колену.
— Слушай, Саикмар! — сказала она возбужденно. — Думаю, я знаю способ, как даже один паррадайл может помочь тебе снова обрести Карриг!
17
В Дайомар зима приносила с собой — в отличие от Каррига — не морозы и снегопады, а промозглые туманы и моросящие дожди. Если снег и выпадал, то сразу таял.
Галактический агент Сли находился в Дайомаре уже восемь лет. Он давно привык к климату и ко всему остальному, но зимой регулярно впадал в депрессию, да и было от чего — серая пелена тумана, серые дома, придавленные серыми тучами… Серость и сырость…
Тем не менее он уже настолько вжился в свою роль, что редко испытывал желание вновь увидеть другие, более цивилизованные, миры.
Он был достаточно обеспечен и имел все возможные удобства… да и пребывание его здесь было не вечным.
Правда, в последнее время в его уютной жизни появилось неудобство, тем более раздражающее, что изменить ситуацию было не в его силах. Он был убежден, что в Карриге, на много дней пути к северу от Дайомара, произошло что-то из ряда вон выходящее, но он не имел надежной информации и не мог ее получить, пока на горных тропах не растает снег и по ним не пойдут караваны. Если в эту весну вообще будут караваны. Когда этот таинственный Белфеор захватил власть, многие купцы пришли в ярость от его спеси и жестокости; возвратившись из Каррига ни с чем, они клялись перенести торговлю в другие места.
Кроме того, исчез патрульный крейсер, который должен был доставить ему агента-помощника, девицу по имени Маддалена Сантос. Конечно, бывало, что судно исчезало бесследно — если, к примеру, преисполненный оптимизма пилот на огромной скорости врезался в атмосферу планеты, что могло привести к перегреву и взрыву корабля, — но это был крейсер майора Лангеншмидта, а Лангеншмидт был тертый калач!
И все-таки несчастный случай мог произойти. Пока не существовало доказательств обратного, он принял эту версию. Но как бы там ни было, он не получил подмоги, которой потребовал у начальства. Комендант Бжешка глубоко сожалел о случившемся, но ничего не обещал: у него просто не было людей. Маддалена Сантос оказалась под рукой только потому, что он подумывал уволить ее, а теперь он потерял не только ее, но и укомплектованный экипаж, включая опытнейшего старшего пилота, начальника патруля. Пока не будет найден человек, который возьмет на себя маршрут Лангеншмидта (он охватывал более четырнадцати-пятнадцати систем) и пока с Земли не прибудет новый патрульный крейсер, Сли обязан был обходиться своими местными средствами.
Заковырка была лишь в том, что он не имел никаких местных средств.
Летом в Дайомар вместе с караванами просачивались слухи о происшедшем в Карриге, и, кажется, Сли удалось сложить из маленьких фрагментов мозаику. Узурпатор и шайка его разбойников (во всяком случае, люди говорили, что эти типы вели себя как разбойники), не считаясь ни с какими обычаями и традициями, вводили свои порядки. Говорили, что жителей Каррига принуждали рыть в курящихся горах штольни и добывать какие-то полезные ископаемые, — а это только подтверждало теорию Сли об открытии пороха. Следовательно, можно было предположить, что через один-два года Карриг затеет завоевательные войны с соседними городами-государствами и достигнет гегемонии на северо-западной части континента.
Эти мрачные перспективы лишили его покоя. Надо было что-то делать — но что? Пока он только понапрасну ломал голову — как из Дайомара повлиять на события в Карриге.
Как-то после продолжительных и безрезультатных деловых переговоров он брел домой по широкой, грязной улице. Настроение было не из лучших. Как всегда, шел дождь, и, чтобы не замочить ноги, ему пришлось надеть деревянные башмаки с двадцатисантиметровыми подпорками. По бокам его шли слуги, поддерживая рукоятки навеса, служившего зонтом. Как представители низшего класса, обуви они не имели и дружно, в ногу, шлепали босиком по грязи.
— Сли! — окликнули его с крыши заброшенного дома.
Он остановился и обернулся. Из тени выступила приземистая фигура — нищий (явление в Дайомаре нередкое), закутанный в лохмотья, обрызганный грязью, но с великолепными белыми зубами, блеснувшими в улыбке из его всклокоченной бороды. Нищий обеими руками протянул чашку за подаянием и приблизился — с множеством поклонов и уничижительных жестов, одновременно в традиционной манере попрошаек распевая льстивую песенку.
— Почтеннейший и благороднейший господин, счастье лицезреть вас улыбнулось мне как солнце, победитель холода и тьмы. Ваша милость вспомнит — ибо память ваша, как и все ваши качества, чудесна и совершенна, — что Мелисма, сестра сего униженного нищего, дочь Юлла и Мации, состояла у вас на службе. Пусть ваша милость сжалится над человеком, который в нужде влачит свое существование и готов верно и преданно служить в доме великодушного господина!
— Ты — брат Мелисмы? — спросил он. — Тогда следуй за мной, я найду для тебя место, может быть, в кухне.
— Ваша милость — самый любезный и великодушный из всех господ! — воскликнул нищий.
— И что, черт побери, вы делаете здесь, на улицах Дайомара, в одежде попрошайки? — спросил Сли. Он опустился в мягкое кресло и сделал успокаивающий жест. — Не бойтесь, здесь никто нас не слышит. Это — мои личные покои, и слуги знают, что они попробуют плетки, если покажутся здесь без спроса.
— Хм… — Лангеншмидт мрачно смотрел сквозь пар, поднимавшийся из чаши с чаем. — Вижу, вы основательно приспособились к местным обычаям. Но оставим это. Мне здорово досталось: понадобилось почти два месяца, чтобы добраться сюда; начинал даже подумывать, что ничего из этого не выйдет. Но
