что я человек… и раньше вокруг меня были почти одни только люди. Мне кажется, это было давно-давно. Но до сих пор меня иногда тянет на поверхность. Или к другим людям.
Вчера, придя от Сориделя, почувствовала: мало. Мне мало
Утром, отпросившись у Щитов, отправилась к Лиз. Они без особых возражений отпустили меня одну (Вьорк разрешил мне ходить к жрице и к послу самостоятельно, видно чувствуя во мне эту «человеческую» потребность, – да и идти-то и к одной, и к другому всего ничего). Правда, мне показалось, что все равно чьи-то глаза провожали меня по крайней мере до поворота, если не до дверей жрицы. Так, конечно, надежней. Но иногда утомляет.
Шенни оказался прав: жрица мне очень обрадовалась.
Надо сказать, она совсем не похожа на тех служителей богов, к которым я привыкла при дворе Нельда. Может, потому она и здесь. Может, потому меня к ней и тянет.
В ней нет ни капли напыщенности, она не лезет со всякими дурацкими советами. И еще она очень мягкая. Не знаю, как по-другому сказать. Наверно, нехорошо так думать, но я бы хотела, чтобы у меня была такая мама. Свою я тоже очень люблю, но Лиз…
К ней хочется прижаться, хочется, чтобы она обняла тебя, защищая от любой напасти. И хочется делать так, чтобы она сама была довольной и веселой.
Впрочем, Лиз и так все время с улыбкой на устах. Даже сейчас, еще не до конца оправившись, она ходит по дому, напевая какие-то тихие песенки и чуть ли не пританцовывая.
Лиз меня очень удивила. Когда мы прощались, она наклонилась ко мне и потихоньку шепнула на ухо, так, чтобы не слышали Щиты:
– Передай Втайле, что я молилась за нее. Все будет хорошо – так и скажи.
Вот уж не думала, что Втайла общается с человеческой жрицей! Интересно, что кранчеккайл понадобилось от Лиз? Мне, конечно, страшно любопытно. Но если Втайла сама не расскажет, допытываться не буду.
Вечером ужинала с Вьорком. Нельзя сказать, что поначалу он был настроен благодушно. Точнее, он, кажется, не знал, как себя со мной вести.
Я попыталась немного разрядить обстановку: рассказала ему, что была в гостях у мага и у Лиз. Муж только помрачнел.
– Ты обсуждала с Сориделем то, что случилось с Крадиром?
– Все еще думаешь, что я как-то замешана в этой истории. Очень жаль. – Я поджала губы. – Кстати, как самочувствие Крадира?
– Неплохо.
Мы помолчали. Что же делать? Вьорк думает, я что-то скрываю от него. Нет ничего глупее, чем оправдываться в том, чего ты не совершала.
И тут меня осенило: не зря же Мэтти просил рассказать мужу о платье?! Не думаю, что это сильно поможет, но попытаться стоит.
– Вьорк, я тут кое-что вспомнила… – начала я.
Он напрягся, как тиглан перед прыжком.
– Точнее, Мэтт считает, что это очень важно. Дело в том, что вишневое платье – то, которое ты подарил мне месяц назад, – я прожгла утюгом.
Глаза короля округлились так, что на ум невольно пришло сравнение с огромными тарелками, из которых мы как раз в эту минуту ели суп.
– Ты тоже считаешь, что это
Кажется, зацепочка не сработала. Но раз уж начала надо договаривать до конца.
– Я не знаю… показала ему это платье, которое прожгла пять дней назад, а он расхохотался…
– Пять дней назад? И как же Крадир тебя видел в ту ночь, если…
– Не меня!
– Ты хочешь сказать, что на самом деле
– Ну да! Оно с такой дыркой! – вновь расстроилась я.
– Наковальня Крондорна! – Вьорк откинулся на спинку стула, зажав ложку в кулаке.
И тут и до меня дошло! Я была так расстроена, что поначалу никак не могла взять в толк, при чем тут эта злополучная дырка…
– Вот видишь! Видишь! А ты мне не верил! Это просто
– Если б я тебе действительно
– Втайла, конечно. Но она говорит, что проще новое сшить… – Я махнула рукой.
Вьорк задумался, и больше мы к этой теме не возвращались.
После ужина мы с Вьорком отправились в его покои. Я любила такие вечера: Щиты оставляли нас одних, а сами уходили в соседнюю комнату. Муж занимался какими-то важными бумагами, а я вышивала. Иногда, когда ему не надо было работать, он раскрывал старинные летописи, позаимствованные у Ведающего, и читал мне вслух. Все было так по-домашнему…
Но в этот раз только я устроилась на своей скамеечке возле его стола, как заглянул Цорр и, потупившись, попросил короля «выйти поговорить».
– Что случилось? Давай здесь.
– Вьорк, разговор не предназначен для ушей королевы. Да и остальных…
Муж на мгновение насупился, потом ободряюще улыбнулся мне и вышел.
Вздохнув, я продолжила вышивание розы. Честно говоря, мне не слишком-то удавались все эти вязания-вышивания, но муж так радовался, когда я ему подарила собственноручно связанную салфеточку…
– Да кто тебе дал право! – донесся голос Вьорка из столовой. Я прислушалась.
– По-моему, я все еще твой Щит. – Цорр тоже повысил голос. – И уже без малого…
– То есть ты склонен ему не доверять, – грубо оборвал его король. – Сначала Мэтт пересмотрел весь Фионин гардероб. Потом выяснил, что именно это платье она испортила. Но зачем, Цорр? Ты считаешь, что королева чуть не убила Крадира, а Мэтт с ней заодно?!
– Я не знаю, выгораживал ли он Фиону, но…
– Что – «но»? Невиновность Фионы может подтвердить Втайла. Все, разговор окончен. И позови обратно Гвальда. Все равно мы так орали, что, наверно, эльфы в Баль-Тэре оглохли.
Орал по большей части Труба. Точнее, гудел. Но благодаря этому я поняла – у меня появился еще один недоброжелатель. И что я такого Цорру сделала?!
Нет, определенно сегодня все мечтают, чтобы Вьорк им поверил!
Муж вернулся в кабинет, положил руки мне на плечи и пристально взглянул в глаза:
– Ты все слышала?
– Не все…
– Не обращай внимания. Они хотят как лучше. Главное, что я верю тебе.
Я кивнула и улыбнулась – довольно печально, надо признать. А что мне еще оставалось делать?
Муж сел за свои бумаги, я за шитье. Работа у него явно не клеилась, он пыхтел, сопел, вставал, снова садился.
– Может, я могу тебе помочь?
– Не думаю… хотя вот, взгляни. – Муж протянул мне исписанный лист. – Не нравится мне эта речь, ох как не нравится. Я бы после такого не то что договор не подписал, я бы… – Вьорк выразительно рубанул рукой наотмашь.
Речь была написана Дамертом по случаю скорого приезда в Хорверк брата эльфийского короля,