Он отпустил меня, и я отбежала в сторону. Хмуро уставившись в пол, я начала расстегивать блузку.
– Быстрее!
– Быстрее не могу. – Я сняла блузку и ярко-оранжевую юбку, которую носила сверху. – Видишь? – Я развела руки в стороны. – Ничего! Я ничего не прячу! Я сказала тебе, что не виновата!
– Снимай все юбки! – Голос Сета был таким суровым, что, скажу честно, мне стало немного не по себе.
Я презрительно фыркнула и, стянув очередную юбку – на этот раз в фиолетово-оранжевую полоску, – отшвырнула ее в угол. За ней последовала зеленая юбка, потом красная и наконец ярко-розовая рубашка с изображением солнца и луны. На мне остались лишь голубая кофточка, красные сапожки и украшения, включая и бриллиантовый браслет. Я стояла, дрожа от холода, в центре комнаты и смотрела в лицо Сету Гаррету. Он подошел к вороху одежды и принялся шарить там.
– Ты подцепишь вшей, – быстро предупредила я его, – этот проклятый дом полон ими. – Я демонстративно почесалась.
В этот момент в комнату вошли жена хозяина, сонно протиравшая глаза, и постояльцы, которых мы видели вчера за ужином. Сет Гаррет достал из моей розовой рубашки головку сыра.
– Ой! – удивленно воскликнула я, всплескивая руками. – Как это сюда попало? Должно быть, этот негодяй подбросил их мне, пока я спала! Ты дьявол! – бросила я хозяину. – Неудивительно, что цыган вечно во всем обвиняют!
– Заткнись, – прорычал Сет. После дальнейших поисков в потайных карманах на свет явились бутылка водки и маленькая сосиска. В следующей юбке обнаружились еще одна сосиска, кухонный нож, краюшка хлеба величиной с мою голову и тушка цыпленка.
– Нас ограбили! – завопила жена хозяина.
– Видишь, – вторил ей муж, – что я тебе говорил! Грязные, оборванные цыгане! Убийцы и воры – вот кто они такие!
В этот момент открылась дверь и вошел Степан, стряхивая с валенок снег.
– Что случилось? – спросил он.
Сет Гаррет выложил свои трофеи на стол. Он взял мой узел и вынул оттуда хрустальный шар, иконку и уздечку.
– Твоя грязная цыганская мерзавка обокрала меня! – жаловался между тем хозяин Степану. – Убирайся отсюда! Вы все, вон отсюда!
– Он лжет, Степан! – горячо возмутилась я. – Он…
– Здесь все или мне еще раз потрясти тебя? – громко спросил Сет.
– Нет! – запротестовала я. – Хрустальный шар и икона мои. И… и я заплатила за еду.
– Одевайся, – приказал он, – мы уезжаем через пять минут.
– Цыганка ничего не платила! – закричал хозяин. – Вы слышали, чтобы цыгане хоть раз платили за что-нибудь? – обратился он к окружающим.
– Этот человек лжет! – взвыла я. – Вы слышали его, он ненавидит цыган! О, Боже, за что мне такие несчастья? Меня украли, когда я была совсем беспомощным ребенком, оторвали от семьи, от всех, кого я люблю. Мне и сейчас всего двенадцать лет! О, как я несчастна!
– Скажи хозяину, – обратился Сет к Степану, – что мы вернули все его вещи. – С этими словами он вышел из комнаты.
Степан перевел, и хозяин разразился новой тирадой:
– Вернули? Думаешь, я возьму назад то, что она прятала у себя за пазухой? Только посмотри на этого грязного оборвыша! – Все обитатели комнаты перевели на меня злобные взгляды. Я непрерывно почесывалась. – Она больная! Я ничего не возьму!
В конце концов после долгих препирательств извозчик уговорил хозяина принять пять рублей за испорченную еду и вернул обратно кухонный нож. Затем, бросив на меня укоризненный взгляд, он вышел на улицу.
Оставшись одна в комнате, я сразу прекратила чесаться.
– Свиньи-горгио, – пробормотала я себе под нос. Я быстро оделась и вновь рассовала еду по карманам. Пряча сыр и бутылку водки, я мгновение любовалась своей добычей и даже поцеловала ее, прежде чем убрать. – Вши! – Я тихонько засмеялась. – Ха! Дураки!
Я вышла на улицу и увидела, что Сет и извозчик с непроницаемыми лицами стоят возле саней.
– Больше никакого воровства, – резко сказал Сет, похлопывая тростью по затянутой в перчатку ладони. – Еще один подобный случай – даже если ты утащишь булавку, – и я как следует отлуплю тебя и брошу на съедение волкам.
Я повернулась к своему другу Степану и, умоляюще глядя ему в глаза, произнесла:
– Степан Андреевич, я не виновата!
Однако его лицо оставалось хмурым, а голос звучал сурово:
– Он прав, больше никакого воровства. Я сжала губы.
– Вы, горгио, не знаете, что такое настоящее веселье. Но что я могу поделать? – Я развела руками. – Вы ставите слово какого-то ничтожного кабатчика выше слова внучки графа Николая Ульянова! Да вы оба жалкие холопы. – Гордо выпрямившись, я залезла в сани и закуталась в меховую шубу. Мои спутники остались стоять около саней. – Эй, чего вы ждете? Думаете, дорога в Брянск станет короче, если мы просидим здесь весь день?
Они вздохнули, обменялись многозначительными взглядами и вскарабкались в сани. Когда мы проехали почти три версты, я сунула сосиску с чесноком под нос Сету.
– Эй, горгио, – весело предложила я, – позавтракай. Цыгане не держат зла на обидчиков.
Он метнул на меня взгляд, который мог бы заморозить и ртуть, и поспешно отодвинулся, насколько позволяла ширина саней, словно почувствовал какой-то удивительно неприятный запах. Я пожала плечами и принялась жевать, предоставив Сета Гаррета его неприятным мыслям. Из-за всего, что было спрятано в моих потайных карманах, мне было неудобно сидеть, и спустя некоторое время под внимательным взглядом Сета я переложила свою добычу в узел с вещами.
Второй день пути был довольно спокойным. Я решила, что если бы нас преследовали, то выбрали бы скорее западное, а не южное направление. Слуги в доме моего дяди знали, что Сет собирается в Париж, но едва ли можно было предвидеть, что цыганка уговорит его вместо этого сначала заехать в Брянск.
Мы опять остановились на ночь на постоялом дворе, и Сет приказал найти ему отдельную комнату с горячей ванной.
– Ах, эти горгио, – заметила я Степану, покачивая головой. – Они думают, что, если не принимать ванну каждые три дня, у них сгниет кожа. – Я посмеялась над этим глупым пристрастием иностранцев к чистоте.
