– Нет! – воскликнула я, глядя ему в глаза. – Ты любишь меня, как мальчик любит свою мечту, свой идеал. Ты даже не знаешь меня как следует, Мартин. Ты не знаешь, что я такое. Откуда тебе знать, что я лгала, обманывала и воровала – и не раскаиваюсь в этом! Я родилась и выросла среди цыган, и я все еще цыганка! Сет это понимает, и ему все равно. Но для тебя это будет иметь значение. Тебе не нравится, когда я играю в карты, ведь так? А я наслаждаюсь этим! Я люблю делать ставки, выигрывать и получать легкие деньги. Я ничем не лучше Сета. Пожалуйста, Мартин, не мучай себя. Ты не любишь меня. Это невозможно. Мартин лишь покачал головой.
– Я знаю тебя, Рони. Я знаю, что ты добрая, любящая и хорошая. И я знаю, что Сет использует тебя. Скоро он устанет и…
– Нет! Он хорошо ко мне относится. Он сделает все для меня, я знаю!
Ну почему я лгала ему? Говорила то, во что сама хотела верить и не могла?
– Разве он женится на тебе? – спросил Мартин. Я отвернулась: на такую ложь я была не способна. – А я хочу, чтобы ты стала моей женой, – сказал от твердо.
Глава 8
КОНЕЦ МЕЧТЫ
Последующие несколько недель Сет был очень внимателен. Он осыпал меня подарками: драгоценностями, платьями, купил новое седло для Блайза. Мы без конца ходили вместе на вечеринки, концерты и балы. Мы играли в карты по меньшей мере трижды в неделю, и каждый раз я оставалась в выигрыше.
Я пыталась быть честной сама с собой. «Он хорошо к тебе относится не потому, что любит, – говорила я себе. – Когда я впервые появилась в его жизни, я была для него только красивой игрушкой, которую приятно любить. Сейчас я вдобавок стала еще и машиной, которая играет в карты и приносит деньги. Сет Гаррет не способен любить кого-нибудь. Он и Мартин совершенно разные люди».
Сет смотрел на меня, как на свою собственность, и не выпускал меня из виду ни на балах, ни дома. Я задыхалась от этой постоянной опеки, но, если я жаловалась ему, Сет со смехом замечал, что я слишком ценная вещь, чтобы оставить ее без присмотра. Он сказал, что «не может себе позволить» потерять меня.
Мартин продолжал свои настойчивые преследования. Наша встреча в Булонском лесу, вместо того чтобы охладить, казалось, лишь подлила масла в огонь его чувства. Нам больше не представлялось возможности поговорить наедине, но куда бы мы с Сетом ни направлялись: в театр, на балет, или в игорный дом, – мы везде натыкались на Мартина. Он поминутно бросал на меня пылкие взгляды и часто часами ожидал возможности сказать мне хоть два слова. Если Сет и замечал оказываемые его любовнице знаки внимания, то не подавал виду. Возможно, он считал Мартина недостойным соперником.
В конце июня Сет сказал мне, что мы проведем лето в Англии: сначала в Лондоне, чтобы не терять зря времени и поиграть в карты, а затем в поместье, которое он арендовал за городом. Я обрадовалась возможности на время покинуть Париж и Мартина. Я твердила себе, что когда мы вернемся, Мартин найдет себе другой объект для ухаживания.
Мне не понравился Лондон. Он слишком напоминал Москву: такой же скучный и грязный. Я не слишком удивилась, когда выяснила, что Сет говорит по- английски не хуже местных жителей. Сама я выучилась довольно сносно говорить по-английски, но Сет частенько хохотал, слушая мой невообразимый русско- цыганско-французский акцент. Поместье было необыкновенно красивым: с огромными полями и высокими холмами, где можно было кататься верхом и охотиться, и уютным домом, где проходили многочисленные вечеринки, разумеется, с карточной игрой. Мы с Сетом процветали. Он не пытался обмануть меня, как предсказывала Одетта, нет, мы делили весь выигрыш пополам. Я прятала свои деньги в шкатулку. Оставаясь в душе цыганкой, я не могла доверять банкам – ведь в последнее время я выигрывала приличные суммы именно у банкиров. Уговоры Сета не помогали, я хотела, чтобы мое состояние было всегда у меня под рукой.
В то время на Сета редко нападала его меланхолия. Я уверена: он радовался жизни. Его цыганская любовница оказалась забавным и выгодным приобретением. Если бы в то лето кто-нибудь сказал Сету, что он привязался ко мне, он бы согласился: я все еще привлекала его. Если бы кто-то намекнул, что он влюбился, Сет стал бы это отрицать. А уж если кто-нибудь осмелился бы предположить, что я стала для него чем-то вроде наваждения, Сет, не колеблясь, сбил бы наглеца с ног.
И все же в последнем была доля правды, иначе почему он ни на миг не выпускал меня из виду? Он контролировал каждое мгновение моей жизни: во что я одеваюсь, как причесываюсь, каких партнеров выбираю себе за картами, как веду себя на людях, как сплю и даже как занимаюсь с ним любовью. Я была как пленница, закованная в цепи. У меня не было сильного желания сбежать из той тюрьмы, которую он мне устроил, по крайней мере в начале нашей совместной жизни. Но семена ненависти были слишком давно посеяны в моей душе и здесь, в Англии, они начали прорастать.
Меня раздражало его постоянное внимание. Казалось, что я не могу принять ванну или сходить в туалет без того, чтобы Сет не последовал за мной. Вероятно, это было не так уж плохо, но тогда его поведение казалось отвратительным. Я тосковала по Парижу и по особняку на рю де Монморанси, который стал моим домом. И я часто думала о Мартине де Верней. Теперь я уже надеялась, что он все-таки не нашел себе другой девушки. Я отчаянно хотела поделиться с кем-то своими мыслями и думала, что Мартин – это единственный человек, который меня поймет. В некотором роде я стала одержима им так же, как Сет был одержим мною.
В конце лета мы провели несколько недель в Лондоне, играя в карты на очень большие деньги в игорных домах Сохо. Пару раз я крупно проиграла, и, когда Сет поинтересовался, что же стало с моим даром предвидения, я честно ответила, что не знаю. Обычно я заранее предугадывала, на какие карты надо ставить, но изредка мне приходилось так же тяжко, как и обычным игрокам. Именно тогда я сообразила, что дар предвидения неразрывно связан с моим душевным состоянием: он пропадал, когда я была отчаянно несчастлива.
Вскоре Сет решил, что нам пора возвращаться в Париж. Он написал Жюлю и сообщил дату нашего отъезда из Лондона. Добравшись на поезде до Дувра, мы пересекли пролив и затем на перекладных добрались до Парижа. Через несколько дней после нашего возвращения мы отправились на бал к Франциско Нервалю.
Мартин тоже был там, и нам даже удалось протанцевать вместе один танец.
– Я страшно скучал, – сказал он, когда мы закружились в вальсе, – думал о тебе каждую минуту. Я больше не мог оставаться в Париже, поэтому уехал на юг, в Италию, но и там не нашел покоя. Я люблю тебя, Рони. Я боготворю тебя! И я… я ненавижу его!
Чтобы хоть немного облегчить муку, которая читалась в его глазах, я призналась, что тоже думала о нем. Мартин пришел в экстаз: я впервые подала ему настоящую надежду.
– Когда мы увидимся? Завтра, в лесу…
– Нет, Мартин. Сейчас мне сложнее, чем прежде, уходить из дома. Я не хочу, чтобы Сет что-нибудь заподозрил. Я волнуюсь не за себя, а за тебя…
– Я не боюсь Сета Гаррета! – объявил Мартин. – Если бы я был человеком другого сорта, то пошел бы к нему и прямо сказал, что забираю тебя. Ты ведь не хочешь жить с ним, правда?
Я отрицательно покачала головой.
– Нет, не хочу. Я пленница Сета. О, Мартин, это невыносимо! Не могли бы мы немного подождать…
– Нет. Или ты говоришь ему, что уходишь, или я скажу сам. Я серьезен, Рони. Я хочу жениться на тебе.
Он уже во второй раз упомянул о браке. Мое сердце дрогнуло.
– Если бы только это было на самом деле, – вздохнула я.
– Это будет! Я знаю, ты хочешь сказать, что это невозможно. Есть тысячи препятствий – то, как ты живешь и как меня воспитали, мой титул и семья. Но это все пустое в сравнении с тем, что мы любим друг друга.
