выговор, скажем так, типичный для британского рабочего.
Ник посмотрел на Лори. Та кивнула. Тогда он сказал:
– Англичан здесь всегда называют Джек. Так повелось ещё с тех времен, когда работали шахты. На прошлой неделе один из заключенных перелез через стену. Он говорит на кокни.9
Квиллер смотрел на него с изумлением и триумфом.
– Он пытался сбежать в Канаду! Кто-то перевозил его на другой берег – в тумане.
– Они всё пытаются убежать, – сообщил Ник. – Чистое самоубийство, но всё равно пытаются… Это между нами. Все знают об этом, но мы не хотим, чтобы такое попало в газеты. Вы же знаете, что такое пресса. Из каждой мухи делают слона.
– И часто у вас случаются побеги?
– Не чаше, чем в других местах. Бегут только на север, в Канаду. Такой бедолага платит местному морячку хорошие деньги, чтобы тот переправил его в Канаду, а когда судно отходит на несколько миль… плюх! Именно так, как вы рассказываете. Вода в озере ледяная, тело сразу идет на дно и уже никогда не всплывает.
– Невероятно, – отозвался Квиллер. – Это же убийства, поставленные на конвейер. И многие моряки этим промышляют?
– Судя по всему, только один, с хорошими связями внутри тюрьмы. Но пока его найти не удается.
– Или её, – тихо добавила Лори.
– Понятно. – Квиллер расправил усы. – Ни тел, ни улик, ни следов.
– Откровенно говоря, – вставила Лори, – не думаю, чтобы власти так уж сильно старались кого- нибудь поймать.
– Не говори лишнего, – оборвал её муж.
– А как в тюрьме с наркотиками? Употребляют? – поинтересовался Квиллер.
– Не больше обычного. Полностью это дело невозможно остановить.
– А и не хотят останавливать. – снова вмешалась Лори. – Заключенных, которые употребляют наркотики, легче контролировать. Вот с алкоголиками справляться непросто.
Стукнула дверца машины.
– Кто-то от шерифа, – вскочил Ник. Квиллер последовал за ним.
– Вам нравится кепи, которое носит помощник шерифа? – повернулась Лори к Розмари. – С двумя маленькими кисточками спереди? С удовольствием носила бы такое.
ТРИНАДЦАТЬ
Когда зазвонил телефон, Коко и Юм-Юм сидели на шкуре белого медведя и умывались, съев утреннюю банку крабов. Розмари на кухне собиралась поставить индейку в печь. Квиллер на веранде пил третью чашку кофе, и тут кухонный шкаф издал приглушенное «дзин-дзин-дзин».
Квиллер пытался собраться с мыслями. Мёртвый кролик был самой трудной частичкой мусвиллской головоломки. Зато слова Ника о сбежавшем заключенном успокоили журналиста, подтвердив, что он, Квиллер, всё ещё в состоянии отличить человеческое тело от автомобильной шины. Теперь было ясно, что именно эти тайные перевозки, а вовсе не поиски затонувших сокровищ побудили Бака затеять частное расследование и тайна его убийства будет раскрыта если отыскать хладнокровного перевозчика. Для него (или неё, как сказала Лори) убийство стало делом привычным.
У Квиллера не было возможности узнать, какие улики полиция отыскала в опилках или как продвигается следствие. Работая в «Дневном прибое», он мог рассчитывать на помощь полицейского репортёра, но здесь, в Мусвилле, он был чужаком, который поднимал шум из-за охотящейся совы, мёртвого кролика или попавшегося на рыболовный крючок трупа. В одном он не сомневался: в тумане звучал тот же голос, что и на кассете. Если бы он нашёл обладателя этого голоса в Мусвилле, следствие получило бы полезную информацию. Однако наговоренное на кассету не имело ничего общего с обдуманным намерением утопить человека.
На веранде появилась Розмари.
– Тебя к телефону, Квилл. Это мисс Гудвинтер.
Он тут же вспомнил о духах и ямочках, но приятные воспоминания улетучились, как только он услышал серьезный голос адвоката.
– Да, мисс Гудвинтер… Нет, радио у меня не включено… Нет! И как сильно?.. Ужасно! Не может быть… Что сделали? Я могу чем-нибудь помочь?.. Да, конечно. Немедленно. Где мы встретимся?.. Примерно через час.
– Что случилось? – спросила Розмари.
– Плохие новости. Тётя Фанни ночью упала с лестницы.
– О Квилл! Какой ужас! Она… Это же для неё смертельно! Она жива?
Он покачал головой:
– Том нашёл её утром у подножия лестницы. Мертвой. Бедная тётя Фанни! Она была такая энергичная, с молодой душой. Так любила жизнь. Никогда не жаловалась на возраст.
– И такая щедрая. Подумать только – подарила мне стаффордширский кувшин! Он, несомненно, очень ценный.
– Пенелопа просила, чтобы я встретился с ней как можно скорее в доме Фанни. Надо кое-что обсудить. Тебе нет нужды ехать со мной, но я буду очень благодарен, если ты поедешь.
– Конечно поеду. Только суну индейку обратно в холодильник.
Прежде чем уехать в Пикакс, Квиллер запер все окна, затворив внутренние ставни, чтобы никто не смог увидеть кошек, и закрыл обе двери, чтобы кошки не могли выбраться на веранду.
– Вы уж простите меня, ребятки, – сказал он, – но это единственный способ обеспечить вашу безопасность. Кто бы мог подумать, – обратился он к Розмари, – что в таком месте потребуются меры предосторожности? На следующей неделе уеду отсюда. Пожалуй, после смерти тети Фанни меня попросят освободить её домик. Об этом адвокат, наверное, и хочет поговорить со мной.
– Хорошо бы, если так.
– Да, прямо-таки идеально – никаких осложнений. Но простая жизнь на природе оказалась совсем не так проста. Ну и почешут об меня языки, когда я появлюсь в пресс-клубе. Дурацким шуткам не будет конца.
Когда они подъехали к каменному дому, Том работал во дворе, но даже не поднял головы и не помахал, как обычно, рукой.
Дверь открыла Пенелопа, и Квиллер представил ей свою спутницу:
– Это Розмари Уайтинг. Мы оба потрясены случившимся.
– Мы только вчера обедали с ней, – сказала Розмари, – и она была как огурчик.
– Никто бы не подумал, что ей через месяц девяносто, – согласилась мисс Гудвинтер.
– Это случилось здесь? – показал Квиллер на парадную лестницу.
Пенелопа кивнула:
– Да. Здесь, Она скатилась с самого верха, а при её хрупкости… У неё иногда случались обмороки, и мы с Алексом советовали ей перебраться в дом поменьше, одноэтажный, но убедить её было невозможно. – Она беспомощно пожала плечами. – Хотите чашку чаю? Я нашла в кухне пакетики с чаем.
– Давайте я займусь чаем, а вы поговорите, -предложила Розмари.
– Большое спасибо, мисс Уайтинг, – согласилась Пенелопа. – Мы будем в оранжерее.
Они прошли в комнату с высокими стеклянными дверями, где вдоль стен стояли кадки с каучуковыми деревьями и огромное кресло-качалка, которое так любила тётя Фанни.
– Она называла эту комнату солярием, – вспомнил Квиллер.
Пенелопа позволила себе сдержанную улыбку.
– Когда она вернулась сюда, прожив много лет на Восточном побережье, то изо всех сил старалась
