продолжали наблюдать за ним.
– Хорошие собаки! Хорошие собаки! – говорил он дружелюбно, медленно пробираясь к дому.
Сквозь открытые окна и полуоткрытую дверь слышались приглушённые звуки – ритмичные удары. С некоторым подозрением он поднялся по трём покосившимся ступенькам расшатанного крыльца и постучал в дверь. Удары прекратились, и резкий голос что-то прокричал.
– Эй, кто-нибудь! – ответил Квиллер тем же тоном, которым разговаривал с собаками.
В следующее мгновение дверь распахнулась, и он оказался лицом к лицу с молодой женщиной со впалыми щеками, глубоко посаженными глазами и длинными волосами до плеч. Она враждебно смотрела на него.
– Извините, – его тон мог обезоружить кого угодно. – Я заблудился и ищу Дорогу к Соколиному Гнезду.
Она разглядывала его в нерешительности, будто раздумывая, не сходить ли за ружьем.
– Вы не на той горе, – наконец резко сказала она.
ТРИ
Женщина со впалыми щеками и глубоко посаженными глазами внимательно разглядывала Квиллера. Догадавшись по изумленному лицу незнакомца, что тот не понял её, она сурово повторила:
– Вы не на той горе! – Затем, повернувшись, что-то крикнула в глубь комнаты, после чего оттолкнула его и проворчала: – Идите за мной.
На ней были старые растоптанные туфли и длинная юбка; когда она, игнорируя ступеньки, спрыгнула с крыльца, волосы её разметались во все стороны, а юбка надулась пузырем. Прежде чем Квиллер сообразил вернуться к своей машине, женщина уже завела мотор пикапа.
Тяжёлые испытания последних двух часов притупили его чувства и разум, но он постарался собраться с мыслями и с благодарностью последовал за красной машиной по узкой дороге к развилке, где они свернули на дорогу, ведущую наверх. Машина впереди представляла собой усовершенствованную модель пикапа – высокая посадка и усиленные рессоры придавали ему устойчивость на горных дорогах, седан же Квиллера подпрыгивал на ухабах, вызывая непрекращающиеся жалобы с заднего сиденья.
– Тише! – прикрикнул он на своих пассажиров.
– Йау! – проворчал в ответ Коко, оставив за собой последнее слово.
Дорога извивалась змеей, ныряла в лощины, снова поднималась вверх. Обнадеживало одно: Спадзборо опять стал виден в долине, а это означало, что они вернулись на внутренний склон горы. Когда они наконец выехали на шоссе, женщина остановила свой пикапчик и, выглянув из машины, что-то вновь прокричала.
Выскочив из машины, Квиллер подбежал к ней:
– Как я могу отблагодарить вас, мадам? Не могу ли я…
– Просто освободите дорогу, – буркнула она, заводя мотор и резко разворачиваясь.
– По которой дороге наверх? – крикнул он вслед уезжающей машине.
Что же, по крайней мере у него под колёсами снова был асфальт, и если «вверх» оказалось «вниз», то ему остаётся только развернуться и отправиться в обратном направлении, убедившись, что в баке достаточно бензина. Именно этот путь он не нашёл два часа назад.
Крутых поворотов и здесь было предостаточно, но белая полоса и защитные ограждения отмечали край дороги, а двойная жёлтая линия отделяла полосы встречного движения. Кроме того, здесь существовали знаки ограничения скорости, знаки предупреждения о густом тумане, упавших камнях и оледеневших мостах. Ручей, стремительно несущий свои воды вдоль дороги, то пропадал из виду, то появлялся снова. На одном из поворотов Квиллер встретил машину шерифа, который спускался вниз, и ответил на его приветствие.
А за следующим поворотом показалась чья-то усадьба: красивый дом на тщательно ухоженном участке земли, разные уровни которого были оригинально спланированы на склоне горы. Большая застеклённая веранда смотрела на долину. Обшивка из красно-коричневых досок выглядела как необработанное дерево, однако при более внимательном взгляде становилось понятно, что тут потрудился дизайнер. Замедлив ход, чтобы рассмотреть детали, Квиллер смог прочитать надпись на камне: «Семь уровней… Лесмор».
Выше на горе находился ещё один внушительный дом, его обшивка из кедровых досок представляла собой узор «в ёлочку». Параболическая антенна была обращена в сторону широкой просеки, вырубленной в лесу. Надпись на табличке гласила: «Правый склон… Дэл и Ардис Уилбанк».
Дорога к Соколиному Гнезду взбиралась всё выше и выше, прижимаясь к утёсам, с которых деревья, потеряв опору, причудливо нависали над асфальтом.
На каждом повороте Коко громко мяукал, а Юм-Юм отчаянно урчала, когда их кидало то влево, то вправо, то влево, то вправо…
Дом появился внезапно, будто повиснув на вершине скалы. Шум на заднем сиденье сразу прекратился, а Квиллер смотрел сквозь стекло, не веря своим глазам. Он ожидал увидеть более радостную и приветливую картину. «Тип-Топ» оказался тёмным, угрюмым и негостеприимным строением, выкрашенным в серо-зелёный цвет, верхний этаж дома был обшит такого же цвета дранкой. Окна нижнего этажа закрывала серо-зелёная веранда, а окна второго этажа и мансарды заслоняла низко нависающая крыша.
– Великолепно, – проворчал Квиллер, ставя машину на стоянку под чёрным навесом, где места хватило бы для десятка машин. – Не выходите, – велел он своим пассажирам, томящимся в корзине. – Я сейчас вернусь.
Он всегда проверял, нет ли опасности, прежде чем выпустить сиамцев в новом для них месте. Медленно, отмечая каждую мрачную деталь, он направился к серой каменной арке, на которой мозаикой из тёмного галечника были выложены слова: «Гостиница 'Тип-Топ' – 1903». Отсюда широкая каменная лестница – он насчитал восемнадцать ступеней – вела в саму гостиницу, а семь деревянных ступеней, окрашенных в защитный цвет, вели на веранду.
Открыв застеклённую створчатую дверь главного входа, Квиллер вошёл в тёмный холл – широкий, он тянулся во всю длину здания, заканчиваясь опять-таки застекленными створчатыми дверьми. Стеклянные створки мало помогали освещению холла, и Квиллер включил свет – три люстры и шесть настенных бра. Он включил свет и в соседних комнатах – в похожей на пещеру гостиной, в столовой на двенадцать персон и в кухне, большой, как и положено быть в гостинице, – радуясь, что плата за электричество включена в аренду.
Затем он открыл окна, чтобы впустить свежий воздух, и обнаружил, что на них нет сеток, которые не позволили бы сиамцам, любившим посидеть на подоконнике, принюхиваясь к ветерку, отправиться на прогулку в горы, – существенный недостаток этого дома. Проветривая помещения, приспустил рамы на окнах и во всех остальных комнатах. После чего принёс кошек в кухню, быстро накормил их сёмгой из банки и показал, где находятся миска с водой и «удобства» (он поставил всё в буфетной).
Для себя Квиллер принёс кофеварку, без которой никогда не уезжал из дома. Он бросил пить, милая женщина-врач из Пикакса убедила его не курить, но отказаться от кофе он не мог – он любил пить его крепким и часто. Вот и теперь с чашкой в руках, извинившись перед сиамцами за то, что оставляет их одних в кухне, он пошёл бродить по дому, критически осматривая своё временное пристанище.
Работая в газетах и кочуя из отеля в отель, он мало интересовался обстановкой комнат, в которых ему приходилось останавливаться, но изменившиеся обстоятельства дали ему возможность понять, что значит приятное жилище. Интерьер этого дома, хотя и явно обновленный, удручал серым однообразием: серый плюшевый ковер, шторы из серой камчатной ткани, серого цвета панели на стенах. Часть массивной мебели образца 1903 года хотя и подходила огромным комнатам с потолками высотой около четырёх метров, но сама по себе была нелепа. Более привлекательными выглядели диваны, стулья и столы, приобретённые последующими владельцами, и всё-таки комнаты казались унылыми, словно из них специально убрали все декоративные мелочи. Пьедесталы для скульптур стояли без скульптур, подставки
