одну. Ты, конечно, можешь вызвать этого сопляка-массажиста из фирмы. Не сомневаюсь, он только и мечтает полагать такую очаровательную женщину, как ты.
– Но зато он никогда не напугает меня. Ты тогда вел себя как настоящий авантюрист. Что тебя к этому подтолкнуло?
Шон усмехнулся.
– Мне хотелось дотронуться до тебя и понять, кто ты: женщина из плоти и крови или просто плод моих эротических фантазий. Несмотря на искры, сыплющиеся из твоих зеленых глаз, ты выглядела такой прозрачной, такой воздушной. Ну, а потом уже возобладал чисто животный инстинкт. Мне хотелось потрогать тебя всю. – Он пощекотал усами ее ключицу. – А я ведь до сих пор во власти этого инстинкта.
Он страстно поцеловал ее. Его язык все теснее прижимался к языку Блэр и терся об него. Сладость любви переполняла Блэр. Охваченная жаром, она оттолкнула его голову, предоставив ему целовать свою грудь.
– Шон! Шон! – шептала она. – Я люблю тебя так сильно, что это пугает меня.
– Но почему? Почему, Блэр?
– Потому, что я могу потерять тебя.
Он посмотрел на нее с глубокой нежностью и ласково потрепал по щеке.
– О, нет! Никогда! Если это зависит от меня, то никогда.
– Люби меня, – попросила она.
Шона не пришлось просить дважды. Он обвел взглядом ее тело, дюйм за дюймом. Ей казалось, что из его глаз струится тепло. Она чувствовала его кожей. Взгляд Шона застыл на ее груди, на сосках. Какое наслаждение прикоснуться к ним и ощутить, как они отвечают на ласку! Потом Шон перевел глаза на ее живот. Его пальцы с восхищением гладили нежную кожу.
– Милая! – прошептал он, глядя на темный треугольник.
– Прикоснись же ко мне!
Это была не просьба, а требование женщины, уже искушенной в любви. Искушенность же Шона проявлялась в его деликатности, в нежных, но уверенных ласках.
– Потрогать здесь?
– Да, да, да! О, Шон…
– Ты такая красивая, такая стройная! Любимая!
Прежде чем припасть губами к ее соскам, он увлажнил их языком. Ему казалось, что у него во рту изысканные лакомства, и он наслаждался этим. Не меньшее наслаждение испытывала Блэр. Ее все больше охватывал жар желания.
– Дай теперь мне…
Дрожь прошла по всему телу Шона, на несколько мгновений парализовав его дыхание. Самозабвенные ласки Блэр заставили потрясенного Шона повторять как молитву слова любви. Вдруг он напрягся, еле сдерживая себя, и, задыхаясь, воскликнул:
– Блэр! Уже не могу… сойду с ума…
Его встретило влажное тепло ее чрева.
– А-ах! Шон! Ты – моя любовь! Любовь моя!
Жаркий рот Шона нашел ее груди и принялся целовать и ласкать их. Блэр вцепилась в его ягодицы, стараясь, чтобы Шон поглубже погрузился в нее.
– Шон… Я ведь… не ходила к гинекологу…
Шон чуть приподнялся. Страсть в его глазах сменилась любовью и пониманием.
– Господи, Блэр! Я ведь совсем забыл об этом. Ты хочешь, чтобы я…
– Нет, нет, – качнула головой Блэр, просияв от счастья. – Наша судьба – самый лучший хореограф. Давай-ка подождем и посмотрим, какие новые па придется нам делать в этом танце.
Примечания
1
Перефразировка распространенной английской и американской поговорки: «Любишь меня – полюби и мою собаку» (примеч. пер.).
2
Garret в переводе с английского – мансарда, чердак. Garreteer – бедный литератор, обитающий в мансарде (примеч. пер).
