– Какой ты неловкий, – сказала Миган по праву старшей и потому главной.
Мэтт сел на пол и, не обращая внимания на помидоры, собрал листки и протянул Элизабет словно договор о мире.
– Вот, мама, твои бумаги не испачкались. Мы даже не испачкали их соусом от пиццы. Тэд убрал их со стола и положил на буфет. Он сказал, что они наверняка очень важные.
Элизабет взяла листки из рук сына, который принялся подбирать с пола фрукты.
– Брось все это, Мэтт. – Голос Элизабет был тонким и напряженным и звучал, как натянутая до предела струна. – Я сама потом уберу. А вы с Миган пойдите наверх и уберите постели.
С присущей детям чуткостью они поняли, что обстановка в комнате накалилась, но вовсе не из-за неловкости Мэтта. Произошло что-то, чего они не могли понять; это «что-то» заставило мать побледнеть, улыбка сбежала с ее губ, они были плотно сжаты и едва шевелились, когда она говорила. Дети, испуганные, тихонько вышли из кухни. Опасность повисла в воздухе, грозя нарушить равновесие, и они не хотели быть причиной этого.
Элизабет тщательно разобрала листки и аккуратно сложила, прежде чем пробежать глазами написанное. Она хорошо знала, что это за листки. Она писала их, лежа в ванне. И помнила каждую фразу.
Был там и ее пират, такой высокий и такой опасный. И его пленница, дрожавшая в тонкой ночной сорочке. Она перевернула листки. Да, именно здесь пират сорвал с пленницы сорочку и покрыл поцелуями ее грудь, а она, поддавшись его мужскому очарованию, перестала сопротивляться.
Элизабет швырнула листки на стол и, отвернувшись от Тэда, сложила на груди руки, потирая локти, словно от холода, хотя в кухне было достаточно тепло для осеннего утра.
– Ты прочел это, да?
– Послушай, Элизабет, я…
Она скова повернулась к нему.
– Читал? Говори!
– Читал, – ответил Тэд с тяжелым вздохом.
Слезы застлали ей глаза. Слезы унижения и обиды. Она прижала дрожавшую ладонь к побелевшим губам и снова отвернулась от него. Она не могла взглянуть ему в лицо – то ли из-за своей беспомощности, то ли из-за его обмана. Не могла понять, что ранит ее больнее.
Он заговорил тихо, спокойно, как врач, который сообщает печальные новости родственникам больного:
– Сначала я не понял, что это такое. Думал, незаконченное письмо. И вдруг какие-то несколько слов будто магнитом пригвоздили меня к этим листкам.
Она повернулась к нему.
– Пригвоздили к листкам? Ничего лучше ты не мог придумать? – Лицо ее было исполнено скорби.
У него хватило такта изобразить огорчение.
– Разве тебе не приходилось перелистывать книгу прямо на прилавке? Наткнешься на какие-то фразы и не можешь оторваться, пока не прочитаешь несколько абзацев. А то и несколько страниц. Наверняка с тобой такое случалось. Ты же нормальный человек!
– Речь не обо мне. А о том хитреце, том манипуляторе, который использовал меня самым низким, подлым и отвратительным образом! Как ты мог?
– Я делал все, чего ты от меня ждала. Элизабет сжала кулаки и зажмурилась.
– Я знала, что ничего хорошего из этого не получится. Напрасно я послушалась Лайлу. Это она вовлекла меня в этот ужас!
Он выглядел смущенным.
– Лайла уговорила тебя придумывать такие истории?
– Не только придумывать, но и записывать. Она хочет, чтобы их опубликовали!
– Ну и что в них плохого? Наоборот! Это чертовски здорово!
Глаза ее потемнели от гнева. Она буквально сверлила его взглядом.
– Ну да, ты прочел и использовал их в своих гнусных целях. Теперь я понимаю, почему ты сорвал с меня сорочку. Ведь это так на тебя не похоже. Ты совсем не такой.
– Откуда ты знаешь? – воскликнул Тэд. – Мы же раньше никогда не занимались любовью! А я был буквально взбешен от ревности и изрядно выпил, вполне достаточно, чтобы позволить себе грубость. – Он приблизился к ней и произнес тихим, проникновенным голосом: – И тебе это нравилось.
Она с отвращением отшатнулась от него.
– Ты сказал, что я заслуживаю большего, чем просто… – Она осеклась. – Но, прочитав это, – она кивнула на листки, – вообразил, что имеешь на меня все права, что я жажду найти себе любовника не только в своих фантазиях, но и в жизни. Или же подумал, что уже нашла, и не одного? И после этого из Доброго Соседа Сэма превратился в Джина Лафитта?
– Нет. Все это не так. У каждого человека, Элизабет, есть второе «я». И может быть, даже не одно. Твое «я» дало о себе знать в твоих фантастических историях. Мое – прошлой ночью. Я даже не думал об этих чертовых листках, когда входил к тебе в спальню.
– О, пожалуйста, не надо, – почти простонала она с сарказмом. – Ты действовал в точности так, как там написано.
– Может быть, но подсознательно. Я был зол и буквально кипел от ревности к женщине, которую дьявольски хотел затащить в постель. Да, твои фантазии помогли мне решиться на это. И к тому же взбесили меня. В роли пирата я видел Кэйвано. И вообразил, что все написанное тобой, в таких подробностях и так сексуально, ты проделала с ним.
– Нет, ничего подобного не было. Потому что он не подлец и не лжец, и… – В голову ей пришла еще одна ужасная мысль. – Ты только это прочел? – Он смотрел на нее с искренним удивлением. – Да или нет? Или еще про летчика и деревенскую девушку? Отвечай! Теперь понятно, почему ты прикинулся больным, когда я вошла!
Она прижала ладони к пылающим щекам, пораженная своей догадкой. Его интерес к ней появился именно в то время, когда она начала записывать свои фантазии. А она вечно разбрасывала черновики.
– Зачем ты каждое утро рылся в мусорном ящике, как кот, выискивающий, чем бы поживиться?
Сколько исписанных листков из-за ее неосторожности попали в ящик? А он наверняка их нашел и читал, смакуя каждый абзац, хихикая.
– Странно, что тебе вдруг пришла в голову идея с гамаком. Я ведь об этом еще не писала.
Он стоял подбоченившись, с вызывающим видом, но по-прежнему привлекательный, и это лишний раз напоминало Элизабет о том, как глупа и безрассудна она была.
– Я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь, – сказала он. – Что там еще о летчике? И о моей болезни? Неужели ты думаешь, что я притворялся? При температуре тридцать восемь и шесть?
– Ты способен на все! – заявила Элизабет, исполненная презрения, и крикнула: – Вон из моего дома! – вложив в эти слова всю свою злость.
Он покачал головой.
– Я не уйду, пока ты злишься. Пока мы не решим этот вопрос.
– Он уже решен. Я больше не хочу тебя видеть! Никогда! Даже как соседа!
– Вот так просто? – Он щелкнул пальцами.
– Именно так.
– После вчерашней ночи?
– Все это было ненастоящее!
– Настоящее! – он коротко рассмеялся. – Об этом говорят оставшиеся на твоем теле следы.
Она вспыхнула, вспомнив о маленьких синяках на грудях и бедрах, которые заметила, принимая душ. Еще час назад она гордилась ими, мысленно сравнивая с подписью художника на созданном им шедевре. А сейчас буквально сгорала от стыда, вспомнив, что эти синяки – следы его губ.
– Послушай, Элизабет, – проговорил он, теряя терпение. – Возможно, ты вправе сильно
