– Без удовольствия! – отрезала Ирина.
– Всего хорошего! – поклонилась ей Аюми.
– Хм! – ухмыльнулась она.
– До свидания, Ирина, – кивнул я ей. – До скорого, до очень скорого свидания!
– Чао! – Ирина распахнула перед нами дверь, через которую мы демонстративно медленно покинули чертоги славянской femme fatal.
Якобы «специалист по торговым автоматам» за время нашей беседы с Катаямой сумел подняться с колен и теперь нехотя ковырял знакомой нам отверткой в верхней части все еще разверстого автомата. Он грустно посмотрел на нас, и мне пришлось строго показать на пол под его ногами, что означало, что свой постылый пост он покинуть пока не может. «Автоматчик» согласно пожал плечами, тихо вздохнул и продолжил знакомить отвертку с хитроумным приспособлением, которое выплевывает банку приторной химической отравы, красящей язык в невероятные цвета, стоит накормить его ста двадцатью иенами.
В лифте я приказным тоном обратился к капитану Мураками:
– Мураками-сан, давайте дуйте в управление к Нисио, все ему перескажите и добейтесь от него разрешения на все виды контроля. Понятно вам?
– Понятно, – стрельнула она по мне смышлеными глазенками. – А вы что будете делать?
– А я заберу вчерашний отарский «краун» и буду пасти нашу с вами подругу. Если, конечно, вы не возражаете?
– Вы будете пасти? – недовольно переспросила она, едва мы шагнули из лифта на персидские ковры гостиничного лобби.
– Можем, конечно, поменяться, – предложил я ей, будучи уверенным в своем успехе.
– Давайте поменяемся! – с радостью согласилась Аюми. – Я же следила за ней в Ниигате! Я все ее повадки знаю!
– А Саппоро вы знаете? – Я прищурился в ее направлении. – Вы здесь который раз?
– Хорошо, пойду к вашему полковнику, – вздохнула она, признавая свое поражение.
Ждать Ирину мне пришлось недолго: едва я выкатил из темного паркинга серебристый «краун», как из соседних ворот появился знакомый «диаманте». Ирина резко ударила по акселератору, покрышки заскрежетали по асфальту, и я с большим трудом успел следом за ней проскочить первый светофор. Она потыркалась в слепые переулки в районе бульвара Одори, убедив меня в том, что не одна только капитанша Мураками слабо разбирается в хитросплетениях строго перпендикулярных улиц центрального Саппоро. По дороге я не раз посетовал на то, что мы так до сих пор и не имеем «прослушки» ее мобильного, поскольку затемненные стекла ее стремительного «мицубиси» не позволяли увидеть, чем кроме отработки навыков вождения в сложных городских условиях заняты ее прекрасные руки.
Остановилась она там, где, по всей логике событий последнего получаса, и должна была остановиться: на обочине около входа в саппоровское отделение банка «Мичиноку». Неожиданным оказалось то, что в дверях банка она нос к носу столкнулась с моим другом Ганиным: он был неотразим в голубых джинсах и черной кожаной куртке, но яростная Ирина, видимо, так не посчитала, гордым коршуном пролетев перед его любопытным носом. Из правого переднего окна «крауна» я с улыбкой понаблюдал за тем, как сначала любопытный нос, а затем шаловливые глаза известного ценителя женской красоты Ганина проследили за парадным проходом изящной античной статуэтки в царство – вернее, учитывая скромные масштабы «Мичиноку», имеющего у нас всего лишь статус регионального банка, – в княжество мамоны.
Сначала присвистнул Ганин – от внезапного прикосновения, хотя бы только глазами, к прекрасному, а затем, приспустив стекло, свистнул я, чтобы привлечь внимание моего закадычного дружка, которому есть на что посмотреть и на его Саше и, соответственно, которому нечего пялиться на заезжих красоток, годящихся ему если не в дочки, то, по крайней мере, в самые младшие сестры.
– Ты чего здесь? – поинтересовался он у меня, подойдя к машине. – Тачка какая-то новая у тебя…
– Казенная, – успокоил я его. – А вот ты чего здесь?
– Да деньги предкам переводил.
– Предкам?
– Маме с папой! – перевел он сам себя. – Учишь тебя, учишь – а толку ни на грош!…
– У тебя что, тоже счет в «Мичиноку»?
– У меня да, а еще у кого? – Ганин распахнул надо мной свои огромные серые глаза, преисполненные одновременно удивлением и иронией, из чего я сделал, полагаю, верный вывод о том, что он опять кого-то или что-то цитирует.
– А вот красотку варьете видел? – кивнул я на дверь банка, за которой скрылась Ирина.
– Кабаре, – брякнул Ганин.
– Чего «кабаре»?
– Это была красотка кабаре – в варьете все страшные, как смертный грех, – разъяснил Ганин.
– Плевать, одна музыка! – небрежно произнес я. – Так вот у нее там счет, как и у тебя. А чего ты вдруг в «Мичиноку» счет завел, Ганин? Паршивенький банк-то…
– Согласен, но только это единственный банк японский, который в России с физлицами работает. И если у меня в нем счет, то легко и, главное, почти бесплатно можно перекинуть денежки мамочке с папочкой, которые у меня, как ты знаешь, Такуя, скромные физически-пенсионерские лица, нуждающиеся в регулярном материальном, то бишь физическом, вспомоществовании. Так что я сюда кое-какие деньги кладу и в Москву перевожу…
– Слушай, Ганин… – Мне пришлось прервать его пространный монолог на темы сыновней любви и благотворительности, поскольку меня вдруг посетила пронзительная и беспощадная мысль. – Ты это… Будь другом, вернись в банк, узнай, что этот цыпленочек в сапожках делает, а? Краем глаза…
– А ты что, сам не можешь? – Ганин заглянул в салон и ехидно принялся разглядывать мои брюки в районе паха.
– Не могу. – Мне пришлось в целях экономии времени оставить этот похабный взгляд без должного мужского внимания. – Мы с ней сегодня уже успели повздорить, и видеть меня она больше не желает. По крайней мере, без ордера на обыск.
– На обыск? – хмыкнул Ганин. – Когда получишь этот ордер, меня пригласи – я хочу ее обыскать!
– Тебе Саша твоя обыщет!
– А тебе – твоя Дзюнко! Она русская?
– Кто? Дзюнко?
– Цыпа твоя желтозадая! – недовольно пояснил Ганин.
– А-а, эта… Сахалинская…
– Значит, не совсем русская, – сделал Ганин странное заключение. – Звать как?
– Ирина. Иди давай!
Ганин вернулся через десять минут. На лице его не было и следа недавнего легкомыслия, впрочем, и серьезным назвать его было нельзя. Скорее, лицо его было элементарно задумчивым, что случается с ними обоими – и с лицом, и с Ганиным – чрезвычайно редко, поскольку мой друг гордится тем, что он может размышлять на самые высокие и широкие темы походя, без демонстрации на челе умственного напряжения и интеллектуальных потугов.
– Ну что, Ганин? – Я вылез из «крауна» ему навстречу.
– Да, в общем, ничего, – пожал он плечами.
– Что она там делает?
– Она деньги переводит, – ответил Ганин.
– Куда, не видел?
– Нет, конечно. Когда я к ней подкатил, она рукой бланки прикрыла… – все так же задумчиво произнес сэнсэй.
– А чего ты такой, Ганин, а?
– Какой «такой»? – Он посмотрел на меня своими серыми прозрачными ледышками.
– Шокированный.
– А-а, это… Понимаешь, Такуя, ни адресов, ни номеров счетов на бланке перевода я не разглядел, сумм – тоже. Но одно тебе могу гарантировать, что по крайней мере в одной сумме было девять цифр.
– Девять?! – воскликнул я и удивился неожиданной писклявости своего голоса.
– Девять, – согласно кивнул Ганин.
– Знаешь что, Ганин, ты давай бери этот «краун» и последи за ней. Она вон на том «диаманте» ездит, а мне в управление срочно надо!
– Ты чего, Такуя, сдурел? У меня третья и четвертая пара в академии! И зачем мне твой «краун» – я на своей колымаге!
– Я в академию звякну, все объясню! Давай, Ганин, не ломайся, попреследуй красивую женщину! Я тебе за это ее обыскать дам, когда ордер получу!
– Обещаешь? – У известного авантюриста всех времен и народов Ганина загорелись глаза.
– Обещаю!
– Ладно, давай ключи!
– Так ты же на своей? – ехидно напомнил ему я.
– От вас потом оплаты бензина не дождешься! – буркнул Ганин, принял у меня ключ от «крауна» и уселся за руль.
Я же пограничным шлагбаумом выбросил правую руку на проезжую часть, и через секунду в нее, визгнув тормозами, уперлось белое такси. Я подождал, пока водитель соизволит нажать на потайной рычажок, чтобы передо мной автоматически открылась задняя дверь, запрыгнул внутрь и еще в полете приказал таксисту гнать в Главное управление полиции Хоккайдо.
Глава 7
