еще одну бумагу. – Здесь полсотни золотых, а бумага – вексель Дома Воробьев еще на тысячу королевских марок.
Бледная Дебора стояла перед Карлом, сжимая в руках кошель с деньгами и два документа, каждый из которых стоил очень дорого. Она стояла и молча глядела на него, и Карл видел, что уже не гнев, а потрясение слизнуло краску с ее лица.
– А это… – Карл взвесил в руке длинный и широкий нож, из тех, что и в Загорье, и здесь, на побережье, зовут «бычьим языком». – Мне почему-то кажется, что ты знаешь, как с ним управляться, – ведь так?
Дебора не ответила, она молча распихала занимавшие ее руки вещи по карманам плаща и приняла протянутый Карлом рукоятью вперед нож. И Карл не удивился, увидев, как легко, но, главное, правильно, крутанула тяжелый клинок тонкая белая кисть.
– Если ты решишь иначе, – сказал он тогда, – жди меня на рассвете в роще на перекрестке Чумного тракта и дороги на Сдом. Там будут несколько человек с лошадьми, скажешь им, что ты моя женщина. Прощай!
Он повернулся и, ни разу не оглянувшись, покинул дом.
Часть II. Боец
Глава первая
Смотреть сквозь Тьму
Следовало признать, что задуманное Карлом дело могло оказаться дорогой в один конец. Карл это знал и принимал в расчет. Однако внутреннее убеждение, что он все делает правильно и именно так, как надо, не покидало его, и оба эти знания лежали теперь на весах обстоятельств, находясь в зыбком равновесии. Такая ситуация была для Карла не то чтобы вовсе новой, но все-таки почти непривычной. Поэтому, размеренно шагая по улицам Сдома сквозь сгущающиеся сумерки, Карл предпринял еще одну, теперь уже наверняка последнюю, попытку рассмотреть вопрос здраво.
Когда-то где-то – он припомнил, что дело происходило в Бонне шестьдесят пять лет назад – мэтр Шауль Горностай велел высечь на фронтоне своего дома своеобразный девиз: «Обдумай, взвесь, рассуди…» После слова «рассуди» там стояло многоточие, потому что отрывок, на который ссылался профессор, целиком звучал так: «Обдумай причины, побуждающие тебя поступать так, как ты намереваешься поступить; взвесь все обстоятельства своего дела; рассуди, что есть необходимость и что есть предполагаемое благо; действуй сообразно принятому решению и не сомневайся». И вот теперь, проходя по оживающим в преддверии лунного карнавала улицам, Карл обдумывал, взвешивал и рассуждал, сообразно принципам Логики Деяния, созданной давно умершим ученым мужем, в давние времена, в далеком городе Бонне. Однако, когда Карл наконец добрался до цели своего путешествия, маленького скособоченного домика на Первой Сестре, оказалось, что результат нынешнего беспристрастного и строго научного рассмотрения совпал с принятым Карлом загодя, и только на основе охотничьего чутья, решением, как две конгруэнтные фигуры в геометрии Стига.
Ну что ж, Карл, сказал он себе, подходя к узкой рассохшейся двери. Теперь не сомневайся. Все, что можно, взвешено, остальное – в руках Судьбы. Ты можешь.
Слово «можешь» в его сознании имело сейчас сложный смысл. Оно означало: должен, имеешь возможность, удача стоит за твоим правым плечом.
Да будет так! – подвел Карл черту под обсуждением и постучал в дверь.
Дверь отворилась почти сразу, как будто прихода Карла ожидали каждое мгновение, что, скорее всего, было правдой, и увешанный разнообразным оружием громила с поклоном предложил ему войти, отступив назад и освобождая проход, который полностью закрывал. Карл кивнул и, ничего к этому не добавив, вошел в дом. Он оказался в просторной, убого обставленной и, по первому впечатлению, неприбранной комнате, освещенной только огнем, горевшим в очаге.
– Меня зовут, Казимир, ваша милость, – сказал солдат, делая еще один шаг назад. – Господин лейтенант приказал мне быть в полном вашем распоряжении.
Карл отметил, что дружинник князя – теперь уже, по всей вероятности, бывший – не назвал имени лейтенанта, которых, насколько Карлу было известно, у князя было четверо. Однако два лейтенанта были не в счет, а солдат Августа назвал бы Карла господином капитаном. Дело в том, что, хотя Август совершенно очевидно уважал Карла, возможно даже более чем уважал, как истинный уроженец республиканского Торна он практически никогда не употреблял в своей речи титулований и связанных с дворянскими титулами оборотов.
– Спасибо, Казимир, – кивнул Карл. – Где бы я мог побыть один?
– В задней комнате, ваша милость. – Казимир указал рукой на еще одну дверь, имевшуюся в комнате. – Там все приготовлено.
– Замечательно, – улыбнулся Карл. – Не тревожь меня, Казимир, но и не оставляй. Если я не появлюсь до утра, можешь открыть дверь и посмотреть.
Оставив Казимира раздумывать над его приказом, если дружинник, конечно, был расположен к этому занятию, Карл прошел в смежную комнату и плотно притворил за собой дверь.
Здесь и в самом деле все было приготовлено к его приходу. Почти пустая комната подметена, окно – занавешено старым одеялом, а в камине горел огонь. На большом шестигранном столе стояли зажженные свечи в бронзовом канделябре, кувшин с вином, горшочек с медом и стакан. Рядом со столом находилось развернутое к камину кресло, а на нем лежал толстый шерстяной плед.
Карл снял плащ, аккуратно сложил его и положил на дальний край стола. Затем отстегнул меч и поставил его к стене. Прошелся по комнате, постоял у камина, ощущая жаркое дыхание пламени, пожал плечами и вернулся к столу. Достав из карманов яшмовый и агатовый пузырьки, Карл поставил их на потемневшую от времени столешницу и налил в стакан вино из кувшина. Судя по запаху, это было вино из Линда, и Карл, не удержавшись, сделал маленький глоток. Вкус детства оказался чужим. Ничто не шелохнулось в его душе. Та жизнь, о которой могло бы напомнить вино, давно закончилась и не имела к жизни нынешнего Карла никакого отношения.
«Все проходит», – вспомнилось ему. Кто это сказал?
Карл открыл агатовый кувшинчик и вылил несколько капель содержавшегося в нем зелья в стакан. Сон Дракона упал в вино и бесследно в нем растворился, только пахнуло на мгновение морозной свежестью, напомнившей ровное дыхание снегов на склонах гор, и все. Теперь настала очередь яшмового пузырька.
Карл сел в кресло, укрыл ноги пледом и взял в руку кувшинчик. То, что он собирался сделать, Карл не делал еще никогда. Однако он отчетливо представлял, что именно ему предстояло. Более того, совсем недавно, во время поединка с Яном, он уже «смотрел сквозь Тьму». Но тогда его цель была ясна и человек, которого Карл искал, был ему известен и находился буквально рядом с ним. На этот раз все обстояло намного сложнее. Карл собирался увидеть неизвестного ему человека, и, следовательно, одного умения, основанного на присущем Карлу от рождения художественном чувстве, было недостаточно. В игру вступали иные силы и обстоятельства. Искусство смотреть сквозь Тьму – древнее и нечистое искусство. Оно сулит много больше, чем мог и имел право взять человек, и не зря Карл прибегал к нему крайне редко и всегда платил сполна за то, что позволял себе так глубоко погрузиться во владения Тьмы. Однако сколько бы человек ни предполагал, располагает им Судьба, и если тебе дан талант, то рано или поздно ты им воспользуешься. Такова жизнь. Единственный вопрос, который все еще стоял перед Карлом, касался того, кого он, Карл, собственно, собирался искать во Тьме. Женщину, с неведомой целью насылавшую на него странные сны, или того, кто решился сыграть с Судьбой в самую опасную и непредсказуемую игру в мире?
Но и это была мнимая задача. Сам вопрос уже содержал в себе искомый ответ. То, как сформулировал его сейчас Карл, напомнило ему простую истину: вопросы формируют окружающий нас мир, и возникают они не просто так, и формулируются так, а не иначе, неслучайно. В сущности, только игрок в Кости Судьбы стоил того, чтобы рисковать из-за него душой и разумом. И жизнью тоже.
Карл открыл яшмовый кувшинчик и, более не раздумывая, опрокинул надо ртом. Тонкая струйка прозрачной жидкости пролилась ему на язык, и медленная смерть без вкуса и запаха вошла в его тело.
Несколько секунд ничего не происходило. Карл поставил пустой кувшинчик на стол и откинулся на спинку кресла. Он ждал. Прошла минута, две, и вдруг откуда-то извне – но точно что не от камина – пришла теплая волна, и почти сразу же воздух наполнился призрачным зеленоватым светом, никакого отношения не имеющим ни к огню, плясавшему по сухим дубовым дровам, ни к свечам, горевшим на столе. Но все это было только начало, первое, робкое еще прикосновение вечности: тепло, которое не греет, свет, который не способен рассеять тьму. Карл закрыл глаза, и тьма с готовностью подступила к нему. Однако и это была еще не та тьма, которую он ждал.
Мэтр Бронислав, потративший всю жизнь на изучение ядов и их воздействия на организм человека, говорил о «маршруте» отравления ядом негоды и выделял на нем три этапа, каждому из которых был присущ особый характер, выражавшийся в смене групп симптомов. Но в любом случае «маршрут» всегда заканчивался Тьмой окончательного небытия. Лекарь выражался метафорически, но Карл, один раз уже прошедший «маршрутом негоды», хотя и не до конца, доподлинно знал: там, в самом конце, перед человеком действительно встает Великая Тьма. Когда-то Карл подошел к ней достаточно близко, настолько близко, насколько мог подойти человек, для которого «маршрут» не стал безвозвратным…
– Вы не понимаете, коллега, – сказал над ухом мэтр Бронислав. Голос у него был жирный, надменный, к тому же он еще и гнусавил. – Яд негоды, мой друг, есть форма отсроченной смерти. Мы наблюдаем теперь терминальную стадию «маршрута». Кровь графа сгустилась, она уже едва способна к движению. Извольте видеть.
Карл смутно ощутил, как остро заточенный ланцет рассекает вены на его запястье.
– Вы видите? – с торжеством в голосе спросил лейб-медик владетеля Арвида. – Кровь почти не идет…
Неожиданно где-то в глубине здания раздался узнаваемый шум вторжения. Карл легко узнал его, но не удивился и не испытал какого-либо иного чувства. Равнодушие уже почти поглотило его душу, и Тьма стояла перед глазами, Великая Тьма окончательного небытия.
– Что такое? – раздраженно спросил мэтр Бронислав.
Кто-то берет замок Арвида на меч, мысленно объяснил ему Карл.
Дверь с треском распахнулась, раздались быстрые шаги нескольких пар ног, обутых в подкованные сталью сапоги.
– Что вы себе позволяете?! – с негодованием воскликнул лекарь. – Здесь умирающий!
