В маленьком холле второго этажа, едва освещенном несколькими свечами, навстречу Карлу встал из кресла Марк. Кресло лейтенанта было вплотную придвинуто к высоким дверям, ведущим во внутренние покои, и было очевидно, что место для ночного пикета выбрано им неслучайно. Во всех смыслах.
– Доброй ночи, милорд, – сдержанно поклонился Марк. Прошедший день, по-видимому, дался ему нелегко. Мужественным и верным людям особенно трудно переживать подозрения в неверности и слабости духа.
– Доброй ночи, капитан, – улыбнулся Карл, знавший уже, что именно тревожит этого славного человека, и не желавший его мучить неизвестностью.
– Прошу прощения, милорд?
– А что вас удивляет, Марк? Или быть моим капитаном менее почетно, чем лейтенантом герцога Семиона?
– Что вы, милорд! – Марк был очевидным образом раздосадован вопросом Карла. – Разве в этом дело!
– А в чем же тогда?
– Прошлой ночью меня не оказалось во дворце, как раз тогда, когда я обязан был там быть, – объяснил Марк твердым голосом. – Я…
– Я знаю, Марк, – остановил его Карл. – И не стал бы вас винить, даже если бы вас вовсе здесь не было. Однако вы здесь все-таки были и, как я знаю, мужественно сражались в парке и в приемном зале.
– Вы знаете?
– Разумеется, – кивнул Карл.
Разумеется, он знал. Разве можно утаить хоть что-нибудь в феодальном владении? Можно, конечно, но очень хлопотно. Для этого надо предпринимать особые усилия, которых Марк предпринять не мог, просто потому что само владение все еще оставалось для него неведомой землей.
– Вы ее любите? – спросил Карл, решив окончательно закрыть эту тему.
– Да, – сразу же ответил Марк, но в его голосе не было радости. В нем звучала печаль.
«Как выразить печаль цветом?» – неожиданно для себя подумал Карл. Задача показалась ему интересной. Об этом стоило подумать, но не сейчас, разумеется, а когда-нибудь потом. Потом. Вот только когда? А женщина, о которой успели рассказать Карлу гвардейцы герцога Корсаги, билась прошлой ночью плечом к плечу с Марком. По-видимому, нападение застало их в парке…
– Вы давно вместе? – спросил он Марка.
– Двадцать лет.
– Почему же вы на ней не женитесь, Марк?
– Она не хочет за меня выходить, милорд, вот в чем дело. Никак и ни за что.
– Как она сюда добралась? – Впрочем, ответ Карл уже знал, вернее, догадывался, каким он может быть.
– На своих… двоих. – На последнем слове новоиспеченный капитан явно запнулся.
– Она лиса?
– Вы?..
– Просто догадался, – успокоил Марка Карл. – Вспомнил ваш рассказ, сопоставил с тем, что видел и слышал сам, и предположил, что ваш рассказ был не совсем… ну, скажем так, не совсем точен.
– Да нет, милорд, – усмехнулся в ответ Марк. – В том-то и дело, что я вам верно все рассказал. Не сказал я вам только то, что, когда отдышался да портки отстирал… В общем, пошел я назавтра по кровавому следу, там, в лесу, его еще хорошо было видно, ну и нашел ее. Она ведь хоть и оборотень, но досталось ей – будь здоров. Я же вилами ее, да прямо в грудь. Ну что сказать? Жалко мне ее стало…
Марк замолчал. Молчал и Карл, в который раз дивясь тому, какими причудливыми могут быть рисунки человеческих судеб.
– Скажите, Марк, – нарушил молчание Карл, – а почему вы притворяетесь ношеным сапогом?
– Привык, – пожал плечами Марк. – Казарма, знаете ли, не лучшее место для диспутов о природе вещей.
– Понимаю, – кивнул Карл. – Но вы, Марк, теперь не в казарме. С этого дня вы капитан и дворянин. Я позабочусь, чтобы соответствующие патенты были оформлены как можно быстрее.
– Благодарю вас, милорд, – снова поклонился Марк.
– Не за что, – улыбнулся Карл. – Я же вас на службу взял, а моя служба, как вы, вероятно, успели убедиться, кровью пахнет.
– Да, – улыбнулся в ответ Марк. – С вами не скучно.
– Вот и славно. – Карл уже направился было к дверям, но остановился. – Передайте вашей даме, Марк, что я приглашаю ее поселиться во дворце и быть моей гостьей везде и всегда, где и когда будем находиться мы с вами.
Ну вот, невесело усмехнулся Карл, закрывая за собой дверь, как много людей, оказывается, знали, куда мы направляемся. Знала лиса, знал и старый Медведь, который вовсе не медведь. Возможно, знал кто-то еще, ведь о том, что мы уезжаем во Флору, я сказал и колдуньям, и…
На самом деле узнать, куда они уплыли, было не так уж и сложно. Когг-то был из Во, да и флорианские капитаны давно разыскивали Карла во всех портах, куда заходили их корабли. А при желании можно было применить и что-то из инструментов магии, вроде его собственной способности смотреть сквозь Тьму.
Карл завернул за угол и издалека увидел служанку, спавшую, скорчившись, на полу у дверей его спальни. Сбежать она, видимо, не осмелилась, но ее поза и беспокойный сон на полу могли означать только то, что охрану своего человека принял на себя адат. Так оно и оказалось. Тихонько отворив дверь в спальню, Карл сразу же встретился взглядом с внимательными глазами огромного зверя, неподвижно лежавшего на ковре у кровати, вытянув перед собой мощные передние лапы.
Карл достал трубку, неторопливо набил ее табаком, прикурил от свечи, но, совершая все эти простые действия, он все время, не отрываясь, смотрел в ее глаза. Однако думал Карл не о Стефании. О ней он печалился, хотя годы и новая любовь ослабили остроту чувства, которое едва не свело его с ума тридцать лет назад. Теперь, когда Карл смотрел в эти глаза, лишь светлая печаль томила его душу, но только так, как если бы птица легко коснулась сердца крылом. Так и сидел он за тяжелым письменным столом, глядя в глаза женщине, любовь к которой все еще жила в его сердце, но в то же самое время он продолжал думать о том, что было насущно для него сейчас, что так или иначе занимало его мысли едва ли не с того самого мгновения, когда прошлой ночью он вскочил с кровати, разбуженный предчувствием боя.
«Ты знаешь, кто это был?» – спросила его Дебора.
«Кто угодно», – ответил он ей.
Мог ли этим кем-то быть Людвиг Вольх, прозванный Герном, что по-гаросски означает – «удача»?
Мог. Что бы Карл ни говорил Деборе, в душе он должен был признать, что Людвиг Удача являлся вполне приемлемым кандидатом на роль злодея. Человек с таким образом мысли и таким жестоким сердцем, какое билось в груди господаря Людвига, мог это сделать, если, конечно, это было в его силах. Однако именно в том, обладал или нет брат Деборы потребным для такого непростого дела могуществом, Карл все-таки сомневался. То, что Людвиг сделал с Деборой, вернее, то, что он предполагал получить, насилуя собственную сестру, скорее указывало на то, что нынешний владыка Нового Города профан во всем, что связано с магией вообще и с темной магией в частности. Во всяком случае, таким он был восемь лет назад. И хотя, имея склонность к подобного рода материям, он мог за прошедшие годы значительно продвинуться в постижении запретного знания, все-таки Клавдия и Даниил казались Карлу куда более опасными людьми, оба вместе или каждый в отдельности. Однако про Мастера Филолога Карл практически ничего не знал. Он не мог даже предположить пока, что, собственно, послужило причиной той лютой ненависти, которую Карл прочел однажды в глазах старика.
«Если это тот самый меч, то, стало быть, и человек тот же самый», – сказал Даниил, находясь на когте Нестора Грига.
«И что, собственно, это должно означать? – усмехнулся про себя Карл. – По-видимому, лишь то, что он знает обо мне что-то еще, кроме того, что я ношу меч маршала Гавриеля».
Впрочем, эта фраза могла также означать, что Даниила интересовал не меч, а человек.
«Любопытно, – решил Карл, – но в любом случае до приезда Мышонка продвинуться дальше по этой тропе я не смогу».
Значит, Клавдия.
Он встал и подошел ко второму столу, стоявшему в глубине кабинета. Кожаный мешок с набросками и рисунками, сделанными им в Сдоме, все еще лежал