на его заборе. Согласен?
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что обвинительный приговор, вынесенный мне, здорово повысит его шансы на предстоящих выборах мэра. Он хочет завоевать голоса либералов, либералов нацменьшинств, а им по душе придется осуждение агента ФБР – убийцы. Не находишь?
– Возможно.
Тоцци казалось, что он слышит, как работают мозги Московица.
– Только это строго между нами, Московиц. Все это лишь мои предположения.
– Не волнуйся, я не проболтаюсь.
Тоцци ухмыльнулся.
Как бы не так. Готов поспорить, что проболтаешься.
– Послушай, – заторопился Московиц, – мне надо кое-что проверить, навести кое-какие справки. Мне нужны другие источники, чтобы подпереть твою информацию. Я перезвоню тебе.
– Разумеется. Нет проблем. Я знаю, как это делается.
– Пока, и спасибо, что позвонил. Рад, что ты не обиделся.
– Нет-нет, все в порядке.
Чертов ты засранец.
– Я перезвоню тебе, Тоцци, обещаю.
Крысеныш повесил трубку.
А Тоцци так и остался сидеть, уставившись на трубку и ощупывая швы на ране.
Когда будешь говорить с Томом Огастином, не забудь передать ему от меня привет и наилучшие пожелания, ублюдок.
Глава 20
Зазвонил телефон.
Тоцци тут же открыл глаза. Сердце сильно забилось. Он посмотрел на светящийся циферблат часов – 5.44. Светало. Затем взглянул на звенящий телефон на ночном столике. Какого черта, в такую рань.
Он снял трубку.
– Хэлло?
Ответа не последовало, но на том конце явно кто-то был.
Тоцци положил руку на голую грудь, как бы пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце. Почему-то в голову пришла мысль, что кто-то умер. Затем пальцы нащупали швы на ране, и он вспомнил все происшедшее вчера вечером.
– Чуть ли не в полночь мне позвонил Марк Московиц. – Это был Огастин. – Он попросил меня прокомментировать ту чушь, которую, по его словам, ты ему наговорил. Мне удалось убедить его, что все это полнейший вздор и ему не стоит этим заниматься.
Тоцци откинулся на подушку и какое-то время просто лежал, полуприкрыв глаза и прислушиваясь к тишине в трубке. Он думал. Такая напряженная тишина устанавливается во время шахматной игры, когда партнеры обдумывают очередной ход.
– Я все тщательно взвесил, – к его удивлению, продолжал Огастин, – и готов предложить тебе сделку.
– А вы не боитесь, что телефон прослушивается? – наконец произнес Тоцци.
– Я точно знаю, что ни Мак-Клири, ни полиция его не прослушивают. Если же ты сам установил на этой линии записывающее устройство, то я уверен, ты немедленно все сотрешь после того, как услышишь мое предложение.
Самоуверенный, как всегда, чертов ублюдок.
– Похоже, вы очень в себе уверены.
Огастин рассмеялся.
– Это потому, что ты принадлежишь к тем, кто воображают себя героями, а у героев нет выбора – они всегда должны поступать, как надо. А это как раз то, что тебе и предстоит сделать.
Тоцци нахмурился. Что имеет в виду эта сволочь?
– Даже если я и герой, вам-то что с того?
– Это ранит меня. – Огастин усмехнулся, и его голос эхом отозвался на линии.
Мерзавец.
– Что же вы предлагаете? Что вам от меня надо?
– Ты знаешь что.
Огастин не собирался называть вещи своими именами. Неужели он действительно думает, что Тоцци записывает их разговор?
– Нет, Том, не знаю. Вам придется мне сказать.
– Ты знаешь, что мне нужно. Ковер. – Он произнес это без колебания. Или он сильно поглупел, или был абсолютно уверен, что обеспечил все тылы. Но поскольку в глупости заподозрить его было никак нельзя, Тоцци занервничал.
– У меня нет ковра, – ответил он.
– Тогда достань его.
– А что, если я не смогу?
– Сможешь.
– Почему вы так уверены?
– Ты герой. Ты сделаешь все ради правого дела.
Ради правого дела? Что, черт возьми, он имеет в виду?
– Я же говорю, Том, у меня его нет.
Огастин вздохнул.
– Ну ладно. Давай только предположим, что он у тебя. Гипотетически. Идет?
– Можете предполагать все, что вам угодно, но у меня его нет.
– Ну, допустим, он есть. Кто мешает тебе продолжить игру ради спортивного интереса? Это ведь никому не причинит вреда.
– Вы хотите сказать, такого вреда, как тот тесак, который жирный козел воткнул в меня вчера? Это вы имеете в виду? – Тоцци слишком быстро поднялся с подушки – его швы заныли.
– Не знаю, о каком жирном козле ты говоришь.
– Ну конечно же не знаете.
– Сарказм не к лицу героям, Майк.
– Тогда просто иди в задницу. Как насчет этого?
– Твоя прямота просто восхитительна.
Ирония, с которой говорил Огастин, прямо-таки сочилась из трубки.
– Но давай не будем отклоняться от предмета разговора. Мы предположили, что ковер все-таки у тебя. Ну так, чтобы повеселить тебя.
– Мне действительно очень смешно.
– Тогда, если ковер у тебя и ты принял мое предложение, я бы хотел, чтобы ты доставил его в нужное место в условленное время.
– Правда? И куда же?
– В один ресторанчик на Манхэттене. «Прекрасный остров» на Гранд-стрит в Малой Италии. Знаешь, где это?
Тоцци не спешил с ответом. Это был ресторан Саламандры, в том самом доме, где тот жил. Тоцци мысленно представил себе карту Сицилии на вывеске при входе – большой палец итальянского сапога, пинающего ее, как футбольный мяч.
– Эй, Майк! Ты куда пропал? Я не усыпил тебя разговорами?
– Нет, я слушаю.
