перед ними еврей.
Тоцци рассмеялся, но как-то фальшиво.
Гиббонс вгляделся в лица агентов на снимке.
– Эти парни были на нелегальном положении, а кому-то стало известно, кто они на самом деле. – Он покачал головой. – Скверно.
– Даже не представляешь, насколько скверно.
Тоцци потянулся к конверту и достал оттуда исписанный от руки листок. Гиббонс сразу же узнал его размашистый почерк.
– Здесь имена ребят, которых я нашел на этих фотографиях. Тридцать восемь человек. И кого мы сейчас недосчитываемся?
Гиббонс быстро проглядел перечень имен, затем начал читать его медленней и осмысленней. К какому открытию подводит его Тоцци? Он нахмурился и покачал головой.
– Если все эти снимки сделаны зимой и ранней весной восемьдесят четвертого, то недосчитываемся мы троих.
Троих. У Гиббонса перехватило дыхание. Ну конечно же. Ландо, Блэни и Новик. Господи Боже...
Он потер затылок и мрачно уставился на Тоцци, а в животе опять забурлило. Ландо, Блэни, Новик – эти трое вряд ли были даже знакомы друг с другом, но их имена теперь оказались связаны воедино и произносились всегда на одном дыхании и с одинаковым трепетом. И когда называли эти три имени, агенты ФБР сглатывали слюну и с волнением вспоминали о женах и детях. Все, конечно, знали эту историю, но тем агентам, которые служили одновременно с этими тремя, не дано было забыть ее никогда. Она оставалась для них чудовищным напоминанием о риске, с которым связана их работа.
Сначала это показалось просто какой-то отвратительной головоломкой, не затрагивающей Бюро напрямую. Где-то на лужайке, в густой траве, за начальной школой в Стэмфлорде, штат Коннектикут, нашли три тела. Три трупа мужского пола. Без голов. Это было в конце сентября 1984 года.
Затем, пару дней спустя, в последнее воскресенье месяца, почтовый служащий на машине объезжал почтовые ящики, расставленные вдоль дороги возле Ван-Кортлэнд-парка в Бронксе. Дело было утром, и движение по дороге было оживленное. На земле под одним из почтовых ящиков он нашел большую коробку со смятыми и надорванными углами, как будто кто-то пытался расплющить ее, но не сумел. Он поднял коробку, подумав о том, что чертову штуковину наверняка надо будет кому-нибудь вернуть. Она оказалась тяжелой, фунтов тридцать, а то и все сорок, и он был уверен, что за почтовые расходы в данном случае недоплачено. Однако, втащив коробку в джип, он увидел тридцать двадцатицентовых марок на правой стороне коробки. Они были наклеены неровными рядами, с изображением американского флага на марках, – отправитель явно не церемонился. Обратного адреса на было. Однако адрес получателя был аккуратно выведен печатными буквами. Отправитель воспользовался черной шариковой ручкой. Адрес гласил:
ДИРЕКТОРУ
ФЕДЕРАЛЬНОГО БЮРО РАССЛЕДОВАНИЙ
ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ, 20535
Служащий почты аккуратно опустил коробку наземь, перешел на другую сторону улицы и остановил первую попавшуюся полицейскую машину.
Два часа спустя на машине с прицепом прибыл отряд саперов из нью-йоркского департамента полиции. Они и занялись посылкой. Машина саперов выглядит как гигантская трясущаяся медуза, она специально предназначена для транспортировки предметов с взрывающейся начинкой. Саперы повезли коробку в полицейскую пожарную часть в Пеллам-Бэй-парке в другой части Бронкса, чтобы изучить и, если понадобится, взорвать ее содержимое. Как обычно, один из специалистов просветил коробку рентгеновскими лучами, чтобы понять, с чем им придется иметь дело. То, что он увидел, чуть не свело его с ума.
В тот же день посылку переслали городскому судмедэксперту, который вскрыл ее в присутствии специалиста из ФБР, стараясь не уничтожить малейшую улику: отпечатки пальцев, слизь, волосы, слюну. В, коробке оказалось именно то, о чем их предупредили саперы, – три человеческие головы. Но саперы не смогли, предупредить их об остальном: ни о запахе, ни о виде высохших, пожелтевших лиц, ни, конечно же, в пустых глазницах. Три головы были выставлены в лаборатории на подносе из нержавеющей стали, шесть чудовищных дыр в черепе уставились в пустоту. Ландо, Блэни и Новик. Гиббонсу вспомнился рапорт судмедэксперта, в котором говорилось, что у всех жертв были повреждены глазные нервы: это указывало на то, что глаза им выкололи еще при жизни.
Ландо, Блэни и. Новик. Каждый из них, перед тем как его убили, работал в одиночку, на нелегальном положении, осуществляя операцию по внедрению в преступную организацию одного из мафиозных семейств Нью-Йорка. Их бросили в воду как наживку, чтобы поймать крупную рыбу. Они очутились в море, кишащем акулами. Ландо завел себе контору в Юниондэйле и вел бухгалтерский учет операций по займам на Лонг-Айленде, работая на Сабатини Мистретту. Блэни был счетоводом у одного из лейтенантов в семействе Филипа Джиовинаццо, причем пробился на эту должность, начав с мытья машин на Двадцать третьей улице на Манхэттене. Новик работал водителем грузовика у одного из помощников Джо Луккарелли, перевозя по два раза в неделю из Флориды на рынок в Ньюарке апельсины, грейпфруты, а также кокаин. Но это море кишело акулами, и всем троим просто-напросто откусили голову.
Тоцци, отвернувшись к окну, пробормотал себе в кулак:
– Все время думаю о Нине Ландо. И о двух дочерях. Старшая уже пошла в школу. Он был моим первым напарником в Бюро. Он за мной приглядывал, приглашал пообедать и все такое. Хотел даже однажды свести меня со своей свояченицей. С ним можно было всерьез говорить обо всем на свете... Отличный мужик... и это задание сперва предназначалось мне...
Гиббонс не отрываясь смотрел на фотографии.
– Ландо, Блэни и Новика сдал мафии агент ФБР... Это чертовски серьезное обвинение.
– Я рассмотрел все возможные варианты. – Тоцци мрачно покачал головой. – Только агент- перевертыш. Как иначе у такой мрази, как этот Клементи, могли оказаться такие снимки? Все остальное исключено.
У Гиббонса шумело в голове.
– Но если мафия всех нас знает – и знает уже почти три года, – то почему она не попыталась избавиться от всех сразу?
– А чего ради? Это было бы глупо, вот почему. Если бы они начали убивать агентов одного за другим прямо на улице, Бюро прислало бы новых, а их мафия уже не знала бы. Но пока они знают нас всех в лицо, им удается следить за нами, держать нас на коротком поводке, водить за нос. Это для них идеальная ситуация.
Тоцци сделал это. Опять произнес «мы» и «нас», заговорив об агентах Бюро. Гиббонс потупился и уронил локти на колени.
– Идеальная ситуация, – пробормотал он. – Но чего они при этом сумели добиться? Показания Варги обескровили нью-йоркскую мафию. Луккарелли и Мистретта осуждены и отправлены в тюрьму, а Джиовинаццо заперт в тюремном госпитале и строит из себя сумасшедшего, пока адвокаты пытаются продлить его агонию. Все ключевые фигуры угодили за решетку, а немногие оставшиеся на свободе ударились в бега. Так чего же они, выходит, добились? Ни черта себе, идеальная ситуация!
– Об этом я постоянно и думаю, Гиб, и знаешь, к какому выводу я пришел?
– К какому же?
– Это не имеет значения.
– Вот как?
– Единственное, что имеет значение, это наличие ублюдка, агента-перевертыша, в наших рядах, и нам необходимо его обезвредить.
– Кого это ты имеешь в виду «нам»?
– Мы ведь не можем передать дело в Бюро. Мы не знаем, кому там сейчас можно доверять.
Гиббонс покачал головой.
– Ты не просто сукин сын, ты еще и параноик. Тебе об этом уже говорили?
