Если он подойдет достаточно близко, поклялся себе Гиббонс, я вцеплюсь ему в глаза и разорву в клочья всю его поганую морду.
– Я принес вам кофе.
Кинни расставил кресло.
– Идите вы с ним знаете куда?
Пожав плечами, Кинни сел в кресло. Он осторожно открыл запечатанный стаканчик. Гиббонс мысленно оценил расстояние, разделяющее их, и понял, что оно слишком велико для стремительного внезапного броска.
– Где Тоцци?
Кинни, ничего не ответив, пригубил из стаканчика. Печатка у него на перстне ослепительно сверкала в лучах утреннего солнца.
– Вы и мне голову отрубить собираетесь?
Кинни нахмурился.
– Мы еще не решили этот вопрос окончательно, Берт.
Сейчас перед Гиббонсом был тот же самый Кинни, что и в конторе, – перспективный специальный агент с блестящими видами на будущее. Гунн растаял во мраке ночи. Гиббонс поневоле подивился тому, насколько нынешний Кинни отличается от разъяренного животного, истязавшего его минувшей ночью.
– Объясните мне почему, – сказал Гиббонс, поглядывая на него искоса.
– Почему что? Почему я встал на сторону мафии? Или почему я убил Ландо, Блэни и Новика? – широко улыбнулся Кинни.
Гиббонс едва не лишился чувств от обуревающей его ненависти.
– И то и другое.
Кинни, закрыв глаза, засмеялся.
– Какого ответа вы от меня ждете? Как насчет любви? Говоря о причинах, чаще всего называют любовь. Итак, я сделал это из любви.
– Мне кажется, вы сделали это, потому что вы маньяк. Вы одержимы убийствами. Вы больны.
– Чересчур это просто, Берт. Защита, апеллирующая к душевному заболеванию, давным-давно вышла из моды. О безумии говорят, только когда больше нечего сказать, да вы и сами знаете это.
– Но тогда почему?
– А почему люди в наши дни вообще чем бы то ни было занимаются? Потому что им за это платят, вот почему. Просто и ясно.
– Выходит, Варга переманил вас всего лишь при помощи денег?
Прежде чем ответить на этот вопрос, Кинни смерил Гиббонса долгим взглядом.
– Когда я был внедрен в филадельфийскую мафию, мы с Варгой испытывали по отношению друг к другу нечто вроде взаимного тяготения. Ему очень хотелось, чтобы его «сделали», но он знал, что в филадельфийском семействе этого не произойдет никогда, потому что там все его считали просто сопляком, которому посчастливилось стать зятем самого Жюля Коллесано. У Ричи было множество интересных замыслов, и он произвел на меня сильное впечатление. Он спросил у меня, согласен ли я помочь ему. Я ответил «да», но не открыл ему того, что являюсь федеральным агентом, пока он не подставил своего тестя. Прежде чем признаться во всем, мне необходимо было удостовериться в том, что они впрямь является восходящей звездой.
– Но чего ради он продолжал доверять вам после того, как узнал, что вы шпик?
– Как я уже сказал вам, мы с ним родственные души. Кстати говоря, именно я навел его на мысль о том, чтобы перекинуться на сторону нью-йоркских крестных отцов. Да и отрубленные головы – это была моя идея. Но вам придется признать вот что, Берт. У каждого из нас, у меня и у Ричи, было то, чего отчаянно недоставало другому. Ему нужна власть, а мне – деньги. Соединившись, мы оба получили то, что хотели.
Гиббонс с отвращением нахмурился.
– Какая вы падаль! Не верю, что дело тут только в деньгах.
Кинни отпил кофе.
– Да вам этого и не понять, Берт. Вы живете как монах, вас не интересуют вещи, и главное, у вас нет детей. Деньги не значат для вас того, что они означают для меня.
– Ну да, допустим. И вашей матушке понадобилась сложная операция.
– Очень дорого стоит учеба в колледже, Берт. В наши дни приличное образование стоит шестьдесят тысяч долларов – и это всего лишь до уровня бакалавра. С учетом инфляции и возраста моих детей только на их образование мне понадобится шестьсот пятьдесят тысяч. А заработки специального агента, Берт, вам известны. Даже если меня завтра назначат директором ФБР, я этого никогда не осилю.
– Можно послать их в технический колледж. А девочек выучить на парикмахера.
Он сказал это лишь для того, чтобы хоть как-то досадить Кинни.
Тот ухмыльнулся.
– Это не для меня, Берт. Нет, мои дети получат все самое лучшее. По крайней мере, все то, что было у меня самого; Потому что, представьте себе, жизнь в нашем мире становится с каждым днем все суровее и конкуренция, с которой им придется столкнуться, – все ожесточеннее.
Гиббонс в ответ на это просто покачал головой. Еще не хватало сочувствовать этому мерзавцу. Просто невероятно, как ублюдки вроде этого ухитряются подвести рациональную основу под что угодно, включая даже убийство, лишь бы дело обернулось к их вящей выгоде. Не только подвести рациональную основу, но и представить это столь естественным и логичным, как будто речь идет о явлении природы. Да пошел бы он ко всем чертям.
– Поверьте мне, – продолжил меж тем Кинни, – я пытался, конечно, добиться всего этого иным способом, но Варга предложил мне уникальную возможность – такую, какая выпадает один раз в жизни. И я решил, что это – приемлемое решение стоящей передо мной финансовой проблемы. У меня, строго говоря, не было другого выхода. Вы уверены, что вам действительно не хочется кофе? Я ведь припас для вас стаканчик.
Гиббонс потупился. От взгляда на Кинни ему хотелось блевать.
Кинни, с шумом выдохнув, поднялся с места.
– Что ж, если это послужит вам утешением, я проинструктировал парней оставить вас на какое-то время в покое. Мы вам ничего не сделаем до тех пор, пока не найдем вашего дружка Тоцци. А к тому времени я постараюсь уже решить, кому из вас умирать первому, а кому для начала полюбоваться гибелью друга. Хотя, вполне возможно, я придумаю что-нибудь, чтобы вы умирали одновременно, наблюдая друг за другом. – Он допил свой кофе. – Еще увидимся, Берт.
Гиббонс прислушался к удаляющимся по длинному помещению гулким шагам Кинни. Он ненавидел этого ублюдка сильнее, чем ненавидел когда-нибудь кого бы то ни было за всю свою жизнь.
Глава 31
Тоцци стоял в густых кустах, его ноги утопали в мягкой почве, спиной он прислонился к каменной ограде. Отсюда ему был виден весь дом. Крисси смотрела телевизор на первом этаже. Другие дети, должно быть, уже спали, было около одиннадцати. Миссис Кинни наверху хлопотала в спальне, расхаживая по ней в купальном халате. Кинни сидел за письменным столом у себя в кабинете. Последние полчаса он разговаривал по телефону.
Пробираясь сюда вдоль ограды, Тоцци оцарапался о какую-то ветку, и щеку сейчас саднило. В тот момент он не обратил на это внимания, потому что опасался главным образом встречи с собаками. Газон в этой части двора был ровным, и к задней стене дома лепилась собачья конура. Он боялся, что поганый пес примется лаять и переполошит всю округу. Но, к счастью, пса, должно быть, забрали в дом, потому что Тоцци пересек двор без осложнений. Он решил, что сможет незамеченным пробраться к дому Кинни только задними дворами. Собственно говоря, он даже не стал предварительно осматривать улицу. Он был уверен,
