Подпорченное яблоко

— Что? — Стенли прислушался, его рука с зажатым в ней пистолетом свесилась между коленей. — Вы что-то услышали?

— Это они? — Живчик напрягся, стараясь разобрать что-нибудь со своего места за рулем.

— Тише, — резко сказала Лоррейн. — Дайте послушать.

Звук, доносящийся из динамика, изменился, стал выше. Лоррейн показалось, что она различает с трудом пробивающиеся слабые голоса. Она взглянула на Гиббонса. Он наклонился вперед, опершись о колени, и уставился на динамик со своим мрачным видом старого рака-отшельника. Даже смотреть на него было неприятно.

Живчик вел машину по бульвару Кеннеди, основной магистрали Джерси-Сити. Мимо проносились огромные старые дома в викторианском стиле и ряды деревянных домов, расположенных выше по обеим сторонам улицы. Теперь они направлялись к Хайтсу. Выехав из туннеля, они пронеслись по улицам аристократического района Хобокена, побывали в Байонне, где жили Дефреско, и теперь кружили по улицам, надеясь поймать сигналы передатчика. Иногда Беллз околачивался в Байонне — здесь жил его брат. Вот Стенли и подумал, что он может тут оказаться, но пока что они ничего, кроме помех, не слышали. Тоном выше, тоном ниже, завывания и смутные шорохи — не более того.

Живчик проскочил на желтый свет.

— Я не знал, что Беллз обитает в Хайтсе. У него здесь квартира?

Стенли оставил его вопрос без ответа.

— Сверни направо.

— Где? — спросил Живчик.

— Все равно. Здесь. Сверни здесь.

Живчик сделал так, как ему велели, — свернул в переулок, ведущий направо, и затем заложил крутой вираж, заставивший всех за что-нибудь ухватиться.

— Так куда мы едем, Стенли?

— Знаешь Огден-авеню?

— Нет.

— А Пелисейдс-авеню?

— Да.

— Огден в одном квартале оттуда. С этого места открывается отличный вид на Нью-Йорк. Вид на утесы. Хобокен прямо внизу.

— Стенли, мы ведь уже искали в Хобокене.

— Заткнись и езжай, куда я говорю.

Лоррейн ничего не понимала. Почему Стенли хочет ехать туда, где красивый вид? Она посмотрела на Гиббонса, но на лице старого краба застыло осуждающее выражение. Кремень, а не человек. Ну и пошел он к черту.

Когда фургон въехал в Хайте, фон в динамике снова изменился. Теперь звуки напоминали беседу двух разных фонов. Она изо всех сил прислушивалась, пытаясь разобрать слова, но ничего не получалось.

Внезапно все заглушили помехи. Лоррейн с отчаянием подумала, что они снова потеряли Майкла, и на сей раз навсегда. Но, когда Живчик свернул на более широкую улицу, шум, напоминающий беседу, возобновился и стал более чистым.

— Я что-то слышу, — завопил Живчик. — Слышу!

— Заткнись! — рявкнул Стенли. — Поезжай к Огден-авеню.

Из океана шума на поверхность вынырнули два слаборазличимых голоса.

— Ты его не знала. Для того чтобы его понять, нужно было хорошо его знать. Мне будет очень не хватать его.

— Дыши глубже. Тебе нужно больше кислорода, говорю тебе.

— Отстань со своим дыханием. Мне нужен мой напарник. Неужели непонятно? Он единственный человек, с которым я мог работать. Не знаю, что мне теперь делать.

— Пожалуйста, послушай меня. Дыши глубже. У тебя сейчас будет истерика.

В голосе Стенли прозвучало изумление.

— Он что, плачет?

Лоррейн не спускала глаз с динамика. В горле у нее стоял ком. Майкл плакал, потому что умер Гиббонс. Почему же у нее не было слез?

— Ты думаешь, ты такая крутая. Ты не понимаешь, что значит потерять такого близкого человека.

— К твоему сведению, я знаю, что значит потерять близкого человека. Ты ведешь себя так, будто ты единственный, с кем это произошло. Это так типично для мужчин. Они всегда думают, что все, что случается с ними, случается впервые.

— Ты сама-то веришь в эту чушь? В эти свои дурацкие обобщения? «Мужчины всегда то, мужчины всегда се». Говоришь, как Жак Кусто о своих долбаных рыбах.

— Ты хочешь сказать, что я не права?

— С тобой бесполезно говорить. С таким же успехом можно разговаривать с картошкой. Ты не хочешь ничего понимать.

Молчание.

— Я как раз хочу понять.

Помехи заглушили женский голос.

Живчик подъехал к тротуару и резким движением поставил фургон на тормоз.

— Пустозвон, сукин сын! Вы слышали этот бред? Клинья подбивает под мою сестру, черт бы его побрал. Умник выискался, сукин сын! Хочет, чтобы его пожалели.

Стенли отмахнулся от него:

— Заткнись, Живчик. Сам не знаешь, что болтаешь.

— Как же, не знаю я. Он пытается соблазнить мою сестру, вот что он делает. Пытается разжалобить ее историей о том, что якобы убили вот этого. — Он показал на Гиббонса. — Ну и сукин же сын! Ну и скотина ты, Майк! Ну и скотина! — завопил он в динамик. — Не слушай его, Джина!

Стенли погрозил ему кулаком.

— Заткнись, или я из тебя кишки выпущу. Дай послушать.

Лоррейн прищурилась, стараясь разобрать голоса своего двоюродного брата и этой женщины, Джины. Она пыталась представить себе, где они находятся. Наверное, наедине. Иначе Майк не стал бы так с ней откровенничать. Но если они одни, где же Беллз? Она взглянула на каменное лицо Гиббонса. Интересно, о чем он думает? Майкл открыл свои чувства к Гиббонсу Джине Дефреско. Почему же она, Лоррейн, не может выразить свои?

Она заглянула в пассажирское окошко. Со своего места ей были видны проплывающие очертания верхней части Манхэттена. Из-за скошенной крыши «Ситикорп-центра» пробивались лучи солнца. Многоквартирные дома на Вэст-Сайде отбрасывали длинные-полуденные тени. На берегу реки со стороны