А уже б апреля 1784 года Потемкин добыл разрешение императрицы обновить Войско Запорожское «на манер Донского», а Сидора Белого отправил на Дунай к тем казакам, что перешли на турецкую сторону. Но задунайцы не захотели возвращаться, требуя восстановления всех вольностей и клейнодов.
Наконец сечевой строй был обновлен. Белого избрали кошевым атаманом. Головатого - судьей. А 27 февраля 1788 года Суворов прислал «Верного Запорожского войска Атаману кошевому Белому» пожалованные царицей клейноды - знамя с синим крестом, бунчук и булаву. В том же году вспыхнула война с турками, в которой запорожцы воевали так, как, может быть, никогда раньше.
Именно они ночным штурмом овладели Хаджибеем на месте, где нынешняя Одесса. Лихой атакой захватили остров Березань. А под Измаилом, высадившись со стороны Дуная, ворвались в крепость в самом неожиданном месте.
Тогда же войско получило новое название - Черноморское. А Потемкину достался диковинные титул «Великого гетмана казацких войск Екатеринославских и Черноморских». Он и умер в степи на руках у черноморцев из своего конвоя. Смерть эта страшно опечалила казаков - неожиданно они лишились того, кто из врага превратился в их надежнейшего «лоббиста».
Головатому пришлось снова собираться в Петербург - хлопотать о переселении войска на Кубань, где можно было жить в предельной воле. Щедро сыпя добытыми на войне червонцами и обновляя полезные знакомства, депутаты нашли самый короткий путь в царский дворец - петербургские гостиные кишели земляками, оккупировавшими все самые вкусные бюрократические места.
С одинаковой легкостью носивший европейский камзол и казацкий кунтуш Головатый вырядился на прием к императрице истинным запорожцем и даже захватил с собой бандуру. А в самый ответственный момент растрогал своим пением Екатерину чуть ли не до слез:
Лаконичный камер-фурьерский журнал, фиксировавший все придворные события, не уточняет, захотелось ли Екатерине, чтобы князь Потемкин восстал из праха и тут же повалил ее на постель, как это случалось в прошлые времена, но «основной инстинкт» императрицы был приятно потревожен воспоминаниями. Всплакнув о безвременно почившем Гришеньке, Екатерина II подмахнула соответствующий указ. Бумага, выданная на руки Головатому, торжественно гласила:
«Войско козачье Черноморское, собранное покойным генерал-фельдмаршалом князем Потемкиным-Таврическим из верных Козаков бывшей Сечи Запорожской, в течение последней нашей с Портой Оттаманской войны многими мужественными на суше и водах подвигами оказало опыты ревностного к службе нашей усердия и отличной храбрости.
В воздаяние таковых сего войска заслуг Всемилостивейше пожаловали мы оному в вечное владение состоящий в области Таврической остров Фанагорию с землею между рекою Кубани и Азовского моря».
За новым войском закреплялись старинные привилегии самоуправления. Губернатору Таврии поручалось освободить всех оказавшихся в крепостном состоянии запорожцев и разрешить им присоединиться к черноморцам Головатого. Для переселения выделялось 30 тысяч рублей, провиант и «всевозможные вспоможения».
Так было положено начало Кубанскому казачеству, существующему до сих пор. Головатый же, радуясь окончанию семнадцатилетней одиссеи, сложил песню, начинавшуюся словами: «Годі нам журитися, пора й перестати!»
О том, что раздумал стреляться, он никогда не жалел.
Гениальная капитуляция Разумовского
Измайловцы, среди которых по традиции преобладали выходцы из Украины, безоговорочно поверили своему земляку - признали в нем вождя. Но тогда почему же этот смелый и решительный мужчина в полном расцвете сил, проделывавший без труда многоверстные прогулки верхом, всего двумя годами позже так спокойно даст лишить себя гетманского достоинства? Откажется от него чуть ли не добровольно - по собственной просьбе «в рассуждении пространства многотрудных дел малороссийских», как уверяла в своем манифесте та же Екатерина II.
Внезапное помутнение рассудка? Приступ неожиданного слабоволия? Наши историки любят укорять гетмана, рисуя его чуть ли не предателем национальных интересов. Но легко судить задним числом, не вылезая из затхлого архивного уюта. Совсем другое - ежиться под холодным ветром вечности на шатких досках исторической сцены, когда решать нужно здесь и сейчас, а промедление смерти подобно.
Начнем с того, что никакой Украины граф Кирилл Разумовский не предавал, потому как ее тогда попросту не было. Была Малороссия - крохотное марионеточное государство, не способное себя толком защитить даже от собственных разбойников, шаливших на лесных дорогах. По аналогии с известным выражением Молотова: «Польша - уродливое детище Версальской системы». Малороссию можно было назвать «уродливым детищем Андрусовского перемирия 1667 года». Вся она помещалась в пределах нынешней Черниговской и Полтавской областей - да еще города Киева с окрестностями. Западная граница проходила по Днепру. Запорожская Сечь гетману не подчинялась - Петербург спускал ей циркуляры напрямую. Слобожанщина - нынешняя Харьковщина - считалась исконно российской территорией, лишь заселенной украинскими казаками, бежавшими сюда еще при Хмельницком после поражения под Берестечком. На юге простирались необозримые степные просторы, контролируемые татарами.
Что же было у гетмана? Да почти ничего! Все то, что мы сегодня называем Украиной - все Правобережье, вся Таврия, - находилось в руках чужаков - Польши и Крымского ханства. По сравнению с ними Россию было трудно считать врагом. Для Польши украинцы представляли интерес только как дармовая рабочая сила в магнатских латифундиях. А для татар были чем-то вроде декоративных зверьков, которых легко поймать и тут же «загнать» туркам - в гарем или на галеры.
Военные силы гетманщины представляли собой фикцию. За сто лет, прошедших после Хмельницкого, украинские казаки фактически потеряли боеспособность. Последним военным испытанием для них стала русско-турецкая война 1735-1739 годов. Тогда Малороссия должна была выставить 16- тысячный вспомогательный корпус, из которого больше трех тысяч (почти каждый пятый!) тут же дезертировали по дороге на службу. А из тех, что дошли, половина были без лошадей и, по меткому выражению русского фельдмаршала Миниха, «как мыши, только даром хлеб едят»).
Разумовский за четырнадцать лет своего правления ничего не сумел изменить в этой области, ограничившись чисто декоративными улучшениями. Казакам впервые ввели единообразную форму в виде синего кафтана с красными отворотами, но заставить маршировать по новейшим западноевропейским образцам так и не смогли. Впрочем, не очень и старались. В гетманской столице Глухове появилась кофейня, итальянская опера и французский пансион. А вот о хорошем прусском унтер-офицере с палкой в горячке «культурної розбудови» как-то не позаботились. Хотя именно он мог вдохнуть боевой дух в банды
