Колчак резко обернулся к маленькой кучке только что очень уверенных в себе людей. Он победил комиссаров, понимая, что слаб для открытого возмущения.
Повернувшись как на параде, Колчак пошел к трапу — каблуки зацокали по ступенькам.
Коля Беккер, спеша, прежде чем спадет колдовство момента, отстегнул от портупеи кортик и побежал к борту.
— Лейтенант, вы куда? — крикнул вслед опомнившийся Легвольд.
Но Беккер уже успел выкинуть свой кортик за борт и смотрел, как он косо и четко, не подняв и капли, рыбкой вошел в воду.
Жест Беккера вернул всех к действительности.
Коля хотел уйти следом за адмиралом, но его остановил один из членов комиссии, человек немолодой и очень громогласный:
— Молодой человек, вам велели сдать оружие, а не передать рыбам. То, что дозволено Юпитеру, категорически воспрещено телятам.
Кто-то в комиссии засмеялся — с облегчением. Самое неприятное было позади.
Коля побежал следом за адмиралом.
Он догнал его в каюте, куда, не подумавши, ворвался без стука.
Адмирал сидел в кресле, погрузив голову в ладони.
— Кто? — вскинулся он. — Кто еще?
— Это я, — сказал Коля. — Я тоже кинул кортик!
— Ну и дурак, — ответил адмирал Колчак.
Коля сразу осекся. Словно набежал на стену.
— Чего стоите? — грубо спросил Колчак. — Вы свободны, прапорщик! Кончено. Все кончено, а вы тут, видите, раскидались кортиками. Вы на него и права не имеете…
— Но ведь вы…
— Когда это делаю я — я совершаю точно выверенный акт, которому суждено войти в историю. И это уже вошло в историю. Когда же это совершаете вы, вы пародируете мой исторический акт. Неужели вам надо объяснять элементарные вещи?
Коля вернулся домой подавленный и разбитый, словно весь день таскал камни.
Раиса была дома, она стала собирать обед, а ее сын закидал вопросами.
— Дядя, а дядя, где твой ножик? Ты его потерял?
— И в самом деле! — сказала Раиса.
Коля только тут спохватился — что он наделал! Кортик был особенный, заказной, дорогой — его купила ему на день рождения Раиса — заплатила тридцать пять рублей — это при ее небольших средствах! Раиса последние дни тешила себя надеждой на то, что Коля на ней женится. Даже перестала принимать своего поклонника Елисея Мученика, когда тот приезжал в Севастополь по революционным делам.
— Нас разоружали, — сказал Коля. — Даже у адмирала отобрали саблю.
Одна была надежда, что никто не прибежит завтра к Раисе, не сообщит, что он кинул кортик вслед за адмиралом, хотя никто его за руку не тянул — мог бы спрятать дома, как все офицеры.
— Как же так! Как же так! — закудахтала Раиса. — Чего же ты не сказал, что это мой подарок?
Раиса была так расстроена крайностями революции, что плакала весь вечер. И тогда Коля понял, что пора подумывать о другой квартире, хоть он и привязался к Раисе Федотовне и ее мальчишке.
Но на следующий день Колчак вызвал к себе Колю и принял его с глазу на глаз.
— Слушайте меня внимательно, — сказал он. — Я уезжаю. Когда вернусь, не знаю, но точно вернусь. И надеюсь, что мое возвращение сыграет некоторую роль в истории нашей отчизны. Я не могу пригласить вас с собой в Америку, но обращаюсь к вам с просьбой остаться здесь в штабе моими глазами и ушами. Вопрос стоит не только в вашей преданности, но и в том, что вы умный человек, вы увидите то, что пройдет мимо внимания Баренца или Свиридова…
Так, отметил про себя Коля, теперь мы знаем, кого он оставляет здесь помимо меня.
— Я оставлю вам адрес, по которому можно будет сообщать мне, что вы сочтете нужным. Когда вы мне понадобитесь, я вам сообщу об этом через доверенного человека, который скажет вам, что пришла посылка от тети из Одессы, надо ехать получить ее. Пока что прошу вас об одном — берегите себя, не ввязывайтесь в авантюры, постарайтесь быть угодным правительству — будьте мудрым и осторожным, как змей. Обязательно зайдите к полковнику Баренцу и получите от него пакет. Прощайте, мой молодой друг.
Они обнялись. От адмирала пахло хорошими мужскими духами и помадой для волос.
Затем Коля прошел к начальнику контрразведки полковнику Баренцу, которого он недолюбливал, зная, что именно полковнику Колчак давал указание проверить его прошлое.
Баренц передал Коле небольшой пакет.
Дома Коля обнаружил, что в нем — три тысячи рублей пятирублевками. На расходы из особого адмиральского фонда.
Колчак уехал из Севастополя на следующий день. Коля провожал его на станции. Было много народу, хоть адмирал того не хотел. Пришли даже делегации матросов от кораблей — самая большая от «Свободной России».
Из Петрограда, почти не задерживаясь, Колчак отплыл в Америку, где пробыл больше года.
— Андрюша, — сказал Ахмет доверительно, — ты своей археологией-мархеологией, пожалуйста, подальше от моего отряда занимайся. Мои аскеры тебя не поймут. Для них ты или осквернитель могил, или искатель клада. Первого они зарежут как мерзавца, второго, чтобы завладеть его богатствами. Не знаю, какой вид смерти тебе приятнее.
— Ты же знаешь, что я ничего не нашел и даже не ищу — мне просто нравится копаться в земле.
— Это меня очень беспокоит, Андрюша. Нормальный человек в земле не копается. Значит, ты ненормальный.
Андрей послушался Ахмета и перенес свои археологические раскопки подальше от лагеря, куда аскеры не заходили — на безводный пустырь за Ласточкиным гнездом. Там над морем он в своих прогулках нашел фундамент небольшого строения и остатки стен из тщательно подогнанных плит, скрытых колючим кустарником, который надежно скрывал Андрея от случайного взгляда со стороны дороги.
Копать было трудно — порода внутри стен часовни, как окрестил свой археологический памятник Андрей, представляла собой спекшийся сплав из песка, камней и черепицы, а орудия Андрея были первобытными — кирка, лопатка и широкий рыбацкий нож. Неподалеку от часовни Андрей отыскал нечто вроде собачьей конуры, видно, осенью там прятался сторож виноградника. Раздобыв кошму, Андрей зачастую не возвращался в убежище к аскерам, а ночевал возле своих раскопок.
Несмотря на неуверенность в будущем и непрочность сегодняшнего дня, на непривычное одиночество, на царивший вокруг разброд, Андрей был необыкновенно счастлив. Ощущение счастья происходило от непривычного, но понятного чувства радости человека, который нашел свое жизненное занятие, прикосновение к которому необходимо как любовь, как еда. Другому человеку недоступно счастье от возможности копаться в ссохшейся земле, доставать ржавые железки и замирать в глубинном восторге перед возможностью превращения округлого края керамики в целый, сохранившийся сосуд.
Как находка спутника жизни, так и находка собственной работы — явление, к сожалению, редкое. Существуют семьи, которые скреплены обычаем, привычкой, обязанностями, терпением. Куда реже встречаются семьи, в которых обстоятельства и время превратили обязанность в радость, подчинение обстоятельствам в кажущуюся свободу выбора. Это как бы благоприобретенное, заработанное десятилетиями счастье. То же происходит и с трудом. В большинстве случаев люди терпят свой труд, ожидая момента пенсии как освобождения от рабства. Но совсем редко, и в человеческих союзах, и в отношении человека с работой, стороны совпадают, как половинки разорванной пополам открытки.
Вологодская экспедиция была лишь подготовкой Андрея к встрече с возлюбленным трудом. Там было интересно, но сам процесс раскопок еще не овладевал Андреем, как состояние, близкое к экстазу. Главное произошло весной, в Крыму. Видно, к тому моменту и завершился процесс его духовного созревания.
