и несчастна, но жалость к ней была сродни жалости к нищенке на дороге — хочется кинуть монету и более ее не видеть.
Андрей пошел к соседям. Нина встретила его на дворе — как будто сидела перед окошком и ожидала — она выбежала в одном платье, застиранном до того, что потеряло цвет.
Она затащила его в такие холодные сени, что Андрей догадался — она вообще не топит всю зиму.
— Приходи сегодня к нам, — сказал Андрей. — Встретим Новый год. Может, он будет лучше, чем семнадцатый?
— Хуже некуда. Одна прорицательница обещала конец света в будущем году.
— Ты придешь?
— Нет, что ты! Мне совсем нечего надеть.
— Глупости, — сказал Андрей. — Мы же будем втроем.
— На праздник наряжаются не для других, а для себя, — строго сказала Нина и поджала без того тонкие губы.
— Приходи часам к десяти, — сказал Андрей. — Проводим старый год, а потом встретим Новый. Хорошо? У нас пирог будет!
— Спасибо.
Андрей хотел было спросить, нет ли вестей от Коли, он все забывал об этом спросить — потом решил, спрошу вечером.
Вечером, когда стемнело, Андрей зажег коптилку — единственный источник света в доме, потому что керосин кончился, а на базаре керосину достать не удалось.
И тут в ворота постучали.
Андрей решил, что это Нина. Ей стало скучно, и она пришла пораньше. Но выйдя к воротам, Андрей увидел высокого мужчину в длинной кавалерийской шинели и папахе.
Он узнал пана Теодора по глубоким, как ямы, глазницам — его мефистофельская бородка исчезла.
— Принимаете гостей? — грудным голосом спросил Теодор.
— Хорошо, что вы приехали на Новый год, — сказал Андрей. — Мы и не ожидали, что будет столько гостей на праздник.
— Много гостей? — Теодор обернулся, будто гости уже приближались.
— Только соседка, она милая девушка, совсем одинокая.
Лидочка была рада Теодору — она знала его ближе и понимала лучше, чем Андрей, хотя бы потому, что они вместе были на не существующей в этом мире могиле Андрюши.
— Я рад, что застал вас в отличном настроении, — сказал Теодор. Он положил на пол вещевой мешок и вытащил оттуда три большие свечи, бутылку шампанского и банку свиной тушенки.
— Пир грозит превратиться в праздник чревоугодия, — сказала Лидочка.
Теодор помылся холодной водой и вышел в гостиную в казачьей черкеске, которая ему шла. Андрей даже с некоторой ревностью поглядывал на Лидочку, стараясь перехватить обмен взглядами между ею и гостем — это было первым в их совместной жизни испытанием ревностью.
— Вы сейчас откуда, Теодор? — спросила Лидочка.
Теодор словно ждал вопроса. Он вытащил из мешка сложенную карту и расстелил на столе. Карта была велика и охватывала Европейскую Россию. Она была исчерчена стрелками, крестиками и линиями.
— Я из Петрограда, — сказал Теодор, — но по дороге сюда побывал в Новочеркасске.
— Расскажите тогда, что же происходит, мы здесь как на краю света — даже газеты не знают правды, — попросила Лидочка.
Андрей рассматривал карту. Лидочка зажгла одну из свечей, и от контраста между ее светом и светом коптилки казалось, что в комнате взошло солнце.
— Большевики твердо держат власть в центре, — сказал Теодор, указывая длинным ногтем сначала на Петроград, потом на Москву. — Но за пределами центральной России их власть почти везде под сомнением. Некоторые губернии признали ее формально, другие и не знают толком, кто правит державой. Но в общем большевики — народ вполне серьезный и они не питают иллюзий как-то по части чести и благородства — как своего, так и соперников. Вернее всего, первый шок от их возвышения уже прошел, и оппозиция начинает расти как снежный ком. Мое путешествие, — Теодор провел пальцем от Петрограда через Москву и далее на юго-восток, к Дону, — показало, что оппозиция большевикам уже находит свои лозунги, идеалы, строит свои армии, и чем больше большевики будут совершать ошибок, тем скорее будут крепнуть их враги.
— А что сейчас в Москве? — спросила Лидочка.
— В чем беда Петрограда и Москвы? — ответил вопросом на вопрос Теодор. — Они могут давать России станки и машины, ситец и ложки, но сами не могут себя прокормить. А вот сельскохозяйственные области большевики удержать не смогут. Так что в самые ближайшие месяцы обе столицы будут поражены страшным голодом. А от голода два шага до голодного бунта. Голодный бунт в феврале прошлого года свалил императора, голодные бунты в Москве и Петрограде сметут большевиков.
— А выхода нет?
— Выхода нет. Радикалы впервые захватили власть в стране — словно исполнили завет Пугачева. Но удержать ее они не в состоянии. Недаром я принес карту. Глядите: на западе, совсем близко от Петрограда находятся стальные немецкие армии. В их руках Прибалтика, на их стороне значительная часть прибалтийского населения, которое почитает себя куда более связанным исторически с немцами, чем с русскими. Южнее — обособилась Украина. Это житница империи, и она не намерена кормить большевиков. Чуть восточнее — земли казачьи. Здесь уже собрались тысячи и тысячи оппозиционно настроенных офицеров и генералов. Они — непримиримые борцы с большевиками. Следовательно, у движения, которое в знак протеста против красных большевиков именует себя белым, есть уже не только ресурсы, но и военные кадры. Исход войны не вызывает у меня сомнений. Но это будет страшная война, в которой население больших городов будет задушено голодом и болезнями, а остальные местности России вернутся к каменному веку, потому что городская промышленность будет полностью разрушена.
— Вы в этом уверены? — спросила Лидочка. Ей стало страшно.
— К этому выводу меня приводит немалый жизненный опыт, — сказал пан Теодор, — и умение анализировать. Если вы задумаетесь, как задумался я, боюсь, что вы придете к тем же выводам.
— Значит, нам не стоит ехать в Москву? — сказала Лида.
— Но университет? Твое художественное училище? — сказал Андрей.
— Забудьте на год, на два — дайте истории поставить точку. Москва — это ловушка. Перед своей гибелью большевики прибегнут к устрашению и террору. Оставайтесь здесь — или попытайтесь перебраться в отдаленные губернии.
— Куда? — спросил Андрей. — В Среднюю Азию? На Кавказ?
— Боюсь, что и там начнутся национальные движения и возникнут независимые государства, подобно Финляндии или Польше, в освобождении которой я не сомневаюсь. Нет, пока эта буря не успокоится, лучше отсидеться.
— Что вы сам будете делать?
— Я, так сказать, нахожусь на службе. На службе Хроноса.
— Вы должны наблюдать? — спросила Лидочка.
— Не только наблюдать. Наша задача обеспечить движение цивилизации по ее основному пути, не допустить, чтобы Земля попала в тупиковую ветвь, которая приведет ее к гибели.
— А мы? — спросил Андрей.
— Путешествие во времени оказалось для вас небесполезным, — сказал Теодор.
— Я бы просидел эти годы в тюрьме.
— Они у тебя остались. Как в банке. И тебе еще предстоит их истратить — в будущем. Пока что ты был рабом обстоятельств, в которых умение плыть в потоке времени было лишь полезной для тебя способностью. Но со временем твоими путешествиями все более будут руководить воля и долг.
— Долг?
