— Долг не перед конкретным человеком, но перед своей страной, перед всей Землей. Как только ты осознаешь свою силу, свою возможность оказывать влияние на судьбы миллиардов людей, ты обязан будешь трудиться ради их блага… Не улыбайся, Андрей. Громкие ли это слова или истина, тебе предстоит разобраться самому. В отличие от прочих твоих учителей я не утверждаю, что прав. Лишь ты сам можешь в этом утвердиться.
— Мы можем от этого отказаться? — спросила Лидочка.
— Боюсь, что поздно.
— Почему?
— Если бы наш разговор состоялся хотя бы десять лет назад, мне бы никак не доказать вам, что нынешние обстоятельства трагичны и ужасны, что человек — песчинка, он летит по ветру и нет ему места приклонить голову и нет надежды пережить события. Но сегодня вы меня понимаете куда лучше, чем я понимал своего учителя.
— А когда вы были… когда вас учили? — спросил Андрей.
— Очень много лет назад, — сказал Теодор. Он увидел разочарование в глазах Андрея и добавил: — Триста с небольшим лет. Биологически мне сейчас чуть больше пятидесяти.
— А вам не жалко? — спросил Андрей.
— Не жалко чего?
— Не жалко тех лет, которые вы пропустили?
— Жалеешь ли ты, Андрей, о тех двух годах, когда тебя не было?
— Не знаю.
— Вот и я. Я прочел о том, чего не увидел. И потом увидел результаты пропущенных событий. Это куда интереснее.
— Если наша цель следить за людьми Земли и исправлять, как вы считаете, какие-то пункты и тупики истории, значит, кто-то должен был придумать ваш долг. Кто?
— Не знаю.
— Вы их не видели?
— Не знаю.
— Что вы хотите сказать?
— Мне приходилось встречаться с людьми, облик и знания которых были для меня удивительны.
— Значит, вы слуга?
— Каждый из нас, выбирая правду и дело в жизни, должен кому-то довериться. Я доверился наставнику.
— А как мы можем довериться, если мы его и не видели! — сказал Андрей. — Вы нам предлагаете отдавать, а что даете взамен?
— Это неправда, Андрюша, — сказала Лидочка. — Пока что нам только давали.
— Андрей хочет сказать, — произнес Теодор, — что ему не правится мой прогноз относительно будущего России, и в частности относительно его поездки в Москву. Я не настаиваю. Я неспособен смотреть в будущее. Я могу лишь предполагать. И ужасаться тому, что может случиться.
— Так же говорил мой отчим…
— Он оказался не прав?
— Он оказался прав.
В дверь стукнули — коротко. Теодор не успел схватить со стола карту, как дверь распахнулась. В дверях стоял офицер в фуражке и черной кожаной куртке. В первое мгновение они не узнали Ахмета.
Ахмет шагнул вперед — пламя свечи осветило его.
— Вы решили, что к вам с обыском? — сказал он, усмехаясь. — Но не успели спрятать вещественные доказательства.
— Ахмет, как славно! — воскликнула Лидочка. — Но ты же сказал, что тебя не будет в городе.
— Я приехал за пулеметами, — сказал Ахмет, подходя к столу, глядя на Теодора.
— Мы с вами не знакомы, — констатировал он.
— Ты забыл, — сказал Андрей. — Вы знакомы. Господин Теодор — старый приятель моего отчима, он приехал к нам на Новый год.
— Простите, — сказал Ахмет, — я помню, как вы гадали судьбу моей любимой княжне Полине.
Он снял фуражку, кинул ее на диван и сказал:
— У вас слабое освещение во дворце, мадам, очень слабое освещение. Наверное, слуги воруют оливковое масло.
— Глупости, — сказала Лидочка, — мы отапливаемся китовым жиром, разве вы не чувствуете аромата?
Ахмет подошел к столу и принялся смотреть на карту.
— Какой маленький Крым! — сказал он. — А я с утра от Джанкоя сюда добирался. На дрезине. Еле отогрелся.
Глаза Ахмета блестели — он был немного пьян.
— Садись, — сказала Лидочка, — я сейчас тебе кофе сделаю.
— Спасибо, Лида-ханум, — сказал Ахмет.
Отстегнув и поставив в угол саблю, Ахмет уселся у стола и отогнул край карты, как бы показывая этим, что ее надо убрать.
Смешно, подумал Андрей, как Ахмет изменился за считанные дни. Ладно, будем привыкать к Ахмету в новой роли: великий татарский полководец.
— Погодите, не надо убирать, — сказал Теодор. — Если не секрет, я хотел бы узнать, какая сейчас ситуация в Крыму.
— Ситуация как ситуация, — сказал Ахмет тоном полковника, который не желает разговаривать со штафирками, но Теодора поддержала Лидочка:
— Ахмет, нам это важно знать. Мы же хотим уехать в Москву.
— О Москве пока забудьте, — сказал Ахмет. — Матросы нас провели как маленьких. И не знаю, как исправлять положение.
— А что случилось?
— Центрофлот послал против наших эскадронцев, которые занимали Феодосию, крейсер «Память Меркурия» и три миноносца с десантом. Я там был… Может, мы бы и устояли, но на их стороне был феодосийский гарнизон. И мы отступили к Джанкою.
— Когда это было? — спросил Теодор.
— Позавчера — мы отступали по железной дороге. Они соорудили бронепоезд с японскими скорострельными орудиями и на нем ворвались в Джанкой на наших плечах… Вот и все.
Андрей поглядел на карту. Симферополь оказывался в кольце: моряки уже заняли Евпаторию, Феодосию и начали наступление от Севастополя на Бахчисарай. А на севере в их руки перешел Джанкой. Татарская республика, не успевши толком родиться, уже была на краю гибели.
— И что будем делать? — спросил Теодор заинтересованно, как будто ждал решения Ахмета по поводу какой-то сделки.
— Что делать? Завтра утром мы пускаем к Джанкою отряд пулеметчиков. А ночью туда пойдут эскадроны крымцев.
— Только ты осторожнее, — сказала Лидочка.
— Я не могу осторожнее, потому что я командую поездом, который будет освобождать Джанкой — если мы не выкинем отряд Мокроусова из Джанкоя, нас задушат в считанные дни.
Лидочка пошла на кухню. Теодор рисовал на карте крестики и стрелки. Ахмет взял у него карандаш и, перечеркнувши одну из стрелок, провел ее севернее — от Феодосии на Карасубазар.
— Вот так они близко, — сказал он.
— Сейчас будет чай! — крикнула из кухни Лидочка.
От плиты шло тепло.
— У вас хорошо, господа, — сказал Ахмет. — Так не хочется с рассветом на мороз! Думаешь, я на авто поеду? Нет, на платформе. Может, до смерти замерзну. А жалко.
