После ухода Ахмета некоторое время стояла тишина. Нарушил ее Коля Беккер.
— Я думаю, мы с Ниной тоже откланяемся, — сказал он.
— Может, зайдешь завтра? — сказал Андрей, которому не хотелось задерживать Колю. С уходом Ахмета людей осталось слишком мало, чтоб сохранялось ощущение праздника.
— Я постараюсь, — сказал Коля. — У меня много дел. Мне не хотелось говорить этого при Ахмете, но я представляю Центрофлот. Надеюсь, это останется между нами?
После ухода Беккеров Лидочка зажгла еще одну свечу и поставила ее возле елки.
— Я ночую у вас, — сказал Теодор как само собой разумеющееся. — По улице ходить опасно.
— Конечно, конечно, — сказала Лидочка. — Я вам постелю в комнате Марии Павловны.
Лидочка убирала со стола и потом мыла посуду, хотя ей интереснее было бы остаться с мужчинами. Но ее не догадались позвать, хотя никто, конечно, и не погнал бы прочь. Лидочка не хотела возвращаться без приглашения. В этом была ее неуверенность в себе и в собственном праве быть такой же, как мужчины. Это преодолевается не сразу. Из гостиной до нее доносились голоса: неровный, порой взволнованный голос Андрея и чуть монотонный низкий — Теодора, голоса эти складывались в некую музыку беседы.
Закипел чайник, и Лидочка заварила чай.
— Мы так ничего и не решили, — сказал Андрей, когда Лидочка вернулась в гостиную.
— Мы не можем рисковать вами, — сказал Теодор, — у нас слишком мало молодых агентов.
Слово «агент» неприятно покоробило Лидочку.
— Теодор предлагает нам отправиться в будущее. Он считает, что нас ничего здесь не держит, — сказал Андрей.
— Неужели вам неинтересно поглядеть — увидеть воочию, чем завершится грандиозное действо русской революции? Клянусь вам, если бы не неотложные дела сегодня, я бы тоже уплыл лет на десять вперед. Ведь есть шансы, что Россия сможет построить новое общество. Что она станет добрым примером для иных народов. Большевики исчезнут как накипь — придут достойные люди, Россия заслужила этого.
— Как странно, — сказала Лидочка. Она налила чай и подвинула чашку поближе к Теодору. — Мне казалось, что вы очень трезвый и скептически настроенный человек. А вы поете гимн нашему будущему. Неужели люди изменятся?
— Если изменятся условия их существования, то последовательно будет меняться и природа человека.
А ведь Теодор — не очень умный человек, подумала Лидочка и испугалась собственной догадки. Прежде он казался ей ипостасью Бога, существом, способным таинственным образом преодолевать пространство и время. Впрочем, неизвестно, кто из нас прав. Я — которая видит, как вокруг все сильнее волнуется море, поднимая со дна вонючую тину, или он, которому видится светлое будущее.
— Мы будем там чужими, — сказал Андрей.
— В обществе строителей, творцов, никто не будет лишним, — возразил Теодор. — А сегодня, здесь, что связывает вас с этим миром?
— Мама, — сказала Лидочка, — я очень тоскую без мамы. Я так надеялась ее увидеть.
— Вы увидите свою мать через пять или десять лет. Она почти не изменится.
Глаза Теодора казались черными провалами, и лицо было неподвижно.
— У вас была мама? — спросила Лидочка агрессивно.
— Да, — сказал Теодор. — Но я ее не помню.
— А жалко!
Теодор не дал втянуть себя в спор. Он подвинул чашку к Лидочке и попросил подлить чаю.
— Я повторяю, — сказал он. — Вы еще не вкусили по-настоящему счастья и трагедии полета во времени. Вы еще живете среди своих сверстников, и они даже не догадываются, что вы уже стали на два года их моложе. Я вам могу предсказать — само время заставит вас плыть дальше и быстрее. И наступит день, когда окружающие вас люди станут не более как тенями. Какими они стали для меня. Вы будете вступать с ними в отношения, но не сможете породниться. Ибо нельзя быть моложе собственного внука.
— У меня не будет детей? — спросила Лидочка.
— Вряд ли.
— А у вас есть дети?
— Если были, то давно умерли, — сказал Теодор.
— Я не согласна на такую жизнь, — сказала Лидочка. — Андрюша, ты слышишь, что я не согласна!
— Хорошо, — сказал Андрей. В отличие от Лидочки, его совсем не беспокоило в ту минуту, будут у него дети или нет. Он куда острее помнил, как портсигар спас его на Малаховом кургане.
Лидочка поняла, что Андрей ей не союзник, и сразу замолчала.
— Мы боимся… вернее, я боюсь оставлять вас на эти переломные годы. Вероятность гибели молодых людей в катаклизме русской революции слишком велика. Недопустимо велика! Давайте пойдем на компромисс: вы улетаете лишь на три года вперед, ну, максимум на четыре. Ничего особенно не изменится — и мама ваша вас дождется. Но будет главное — мир.
Лидочка поднялась из-за стола. Она посмотрела на нарисованную елку. Язычок пламени свечи заколебался от движения Лидочки, и елка будто шевельнула ветками.
За ее спиной Теодор сказал:
— Мне завтра уезжать. Рано. Разрешите, я лягу спать. А завтра перед отъездом мы все решим, хорошо?
Он поздравил Андрея и Лидочку с наступающим Новым годом, до наступления которого оставалось меньше часа, и ушел в комнату Марии Павловны, где Лидочка ему постелила. Он взял с собой свечу, чтобы помыться перед сном. Лидочка его спросила:
— Вы привыкли жить без дома?
— Иногда у меня бывал дом. Но это вовсе не обязательно.
— Спокойной ночи.
Лидочка вернулась к Андрею. Они говорили тихо, чтобы не мешать Теодору. О Коле Беккере, о том, как он высох, изменился, о том, что Ахмет конечно же догадался, что Беккер здесь по какому-то политическому делу и что они с Ахметом давно не выносят друг друга, но какие-то гимназические правила поведения удерживают их от открытой вражды, о Нине, как ей трудно будет найти себе мужа или хотя бы друга, о том, как естествен Ахмет в роли татарского офицера, потом они еще говорили о Мученике, и Андрею все не хотелось верить в коварство этого человека… Часы пробили двенадцать. Они разлили по бокалам последнее шампанское и выпили его. Потом Лидочка сказала:
— Может быть, мы вернем эти портсигары?
— Как так вернем?
— Я боюсь прожить жизнь бродяжкой, я боюсь не увидеть более моей мамы — ты не представляешь, как ужасен бег времени, бег без родных, без близких, без дома…
— Но зато у нар есть защита. Если станет плохо и надо будет убежать — мы убежим.
— Какой ты еще мальчик! — сказала Лидочка. — Ты превратишься не только в вечного жида, гонимого проклятием, ты еще и станешь слугой неизвестных нам сил, и вернее всего, сил злых!
— Почему?
— А почему им надо таиться и наблюдать за нами исподтишка? Ты не был в параллельном мире, а я там была — и ты там умер! А сколько раз мне предстоит увидеть твою смерть, а тебе — мою? Мне страшно, Андрюша, я тебя умоляю, не надо нам этих дьявольских подарков. Я христианка, я рождена ею. Это неважно, что я не хожу в церковь, но убежать от своей судьбы — это же грех!
— Кто сказал? Где это сказано?
— Ты не хочешь? Тогда я боюсь, что мне придется уйти от тебя.
— Пойдем спать, ладно? Ведь пока что мы с тобой вместе…
Утром в шесть, когда уходил Теодор, Андрей еще спал. Лидочка вскипятила Теодору чайник, дала на дорогу последний кусок вчерашнего пирога. Теодор принимал ее заботу как должное, он привык проводить
