— Я чувствую, да, я чувствую, — твердил все утро какой-то перевозбужденный Гурфинкель, — что сегодня нам непременно повезет.
Что ж, на этот раз Миша действительно не ошибся, и знаменитое чутье его не подвело.
Как только иностранные туристы оказались в величественном ступенчатом храме египетской царицы, к ним подошел некий араб, представившийся торговцем из Абд-эль-Курны. Он весьма ненавязчиво шевелил густыми бровями и многозначительно подмигивал приглянувшимся ему англичанам.
— Мужик, тебе че надо? — со свойственной ему прямотой грубо осведомился Бумба, страшно не любящий всякие заговорщицкие перемигивания.
Торговец отвел туристов в сторону, подальше от осматривающих храм немецких студентов во главе с похожим на Отто Бисмарка хмурым профессором.
— У меня кое-что для вас есть, — горячо прошептал араб, извлекая из складок своей галабеи маленький рельеф.
Глаза у Гурфинкеля азартно загорелись, но хитрый торговец показал товар лишь на несколько секунд, ловко спрятав его обратно под одежду.
— Me Kalabush! — просто ответил он, указывая глазами на гафиров, сторожащих у входа в храм.
— Чего? — не понял Покровский.
— Тюрьмы не миновать, — перевел Миша, лихорадочно соображая, во сколько этот кусок камня может им обойтись.
Куда подевалась его привычная осторожность, было непонятно. Скорее всего сказывались постоянные бессонные ночи и безуспешная борьба с утробным храпом напарника.
Увидев, что туристы колеблются, торговец подвел их к одной из стен храма Хатшепсут, указывая на небольшое пустое отверстие, как будто бы на первый взгляд совпадающее с его товаром.
— Смотрите сами, — добавил араб. — Абдулло честный человек, его знают во всей Эль-Курне. Вот здесь на стене находился недавно рельеф, клянусь Аллахом.
Гурфинкель дозрел.
— Хорошо, — быстро кивнул он. — Сколько?
— Шестьсот египетских фунтов, — не моргнув глазом выпалил торговец.
— Guba ne dura, — весело осклабился Бумба.
— Двести, — устало предложил Миша, немного приходя в себя в прохладном храме после испепеляющей полуденной жары.
— Пятьсот пятьдесят, — бескомпромиссно отрезал араб.
— Бумба. — Гурфинкель выжидающе посмотрел на приятеля.
Бумба сразу все смекнул.
Оглянувшись по сторонам, он вдруг резко схватил торговца за шиворот галабеи и, приподняв его над полом храма почти на метр, хрипло прорычал:
— Ты слышал об убийствах в Луксоре? Араб перепуганно кивнул.
— Смотри, я твою рожу запомнил. Шейх Абд эр-Мах-муд, кстати, наш старый приятель. Скажи, ты хочешь себе неприятностей?
— Нет, — жалко просипел торговец. Гурфинкель деликатно кашлянул, заметив возвращающихся с экскурсии немецких студентов. Покровский с чувством тряхнул жертву и, оглянувшись на галдящих немцев, быстро опустил араба на пол.
— Ну так сколько? — сонно зевая, еще раз поинтересовался Миша.
— Двести пятьдесят, — ответил торговец, пятясь к стене храма.
— Годится, — Гурфинкель протянул арабу деньги, — давай рельеф.
— Здесь торговать нельзя, — еще больше побледнел торговец, — покупку вам принесет вечером в гостиницу мой посредник.
— Ищи lohow, — ухмыльнулся Покровский, и рельеф арабу пришлось отдать.
— Вот так, — констатировал Миша, пряча артефакт в рюкзак за плечами. — Надеюсь, что это не фальшивка.
— V nature, — согласился с приятелем Бумба. Но их приключения в этот день еще не окончились. У входа в храм Хатшепсут прибарахлившихся приятелей терпеливо поджидал Анубис, которого гафиры на 4 входе впускать вовнутрь наотрез отказались по известным только им одним причинам.
Анубис сидел радом с шизофренически меланхоличным верблюдом, украшенным великолепной сбруей. Верблюд вяло жевал сухие колючки. Слева от него стоял высокий погонщик, громко зазывая проходящих мимо туристов. И вот именно в этот момент Миша Гурфинкель внезапно впал в состояние полной невменяемости, которое он впоследствии так и не смог никому толком объяснить. Возможно, помрачнение рассудка произошло у него вследствие солнечного удара или под влиянием некой отрицательной энергетики храма царицы Хатшепсут. Либо во всем была виновата “эта проклятая собака”, как орал в гостинице на следующий день еще не совсем пришедший в себя Гурфинкель. Но несчастный песик не имел к происходящему никакого отношения. Ну, почти никакого…
Погонщик на приличном английском призывал иностранных туристов прокатиться по пустынной местности вокруг храма на его великолепном верблюде по имени Хасан. За чисто символическую плату.
Из всех проходящих мимо туристов на подвиг переклинило одного лишь Мишу.
— Да ты че?! — взревел Бумба, видя, как напарник неуклюже взбирается на явно сумасшедшее животное. — Совсем sdurel?! Стой, мать твою!
Но Миша, подбодряемый погонщиком, уже сидел на спине экзотической “лошадки”, улыбаясь, словно умственно отсталый герой американского боевика.
Верблюд фыркнул и как-то боком по диагонали затрусил по странной дуге, огибая храм египетской царицы.
— Ну, blin, — только и смог выдохнуть Покровский, отказывающийся верить в происходящее. Подобный номер был вполне в его духе, но никак уж не в стиле всегда здравомыслящего и расчетливого Гурфинкеля.
Спохватившись, Бумба бросился за улепетывающим верблюдом, следом за которым весело скакал длинный погонщик.
Что-то здесь явно было нечисто, и через пять минут Бумба понял ЧТО.
Забежав за храм Хатшепсут, наверняка специально надрессированный верблюд стал как угорелый носиться по кругу с орущим благим матом Мишей на одногорбой спине. Судя по обморочным воплям Гурфинкеля, тот вполне уже пришел в себя и теперь сильно каялся в своем явно опрометчивом поступке.
— Бумба, помоги! — ревел Миша. — Мама…
Свесив на бок красный язык, за поднявшим пыль верблюдом по кругу мотался прыгучий Анубис, которого это происшествие несказанно забавляло.
Покровский стремительно ринулся к погонщику:
— А ну, pedrilo, останови верблюда!
— Не могу. — Погонщик с сожалением развел руками. — Он у меня старый, совсем глухой стал.
— А я говорю, ОСТАНОВИ! — Глаза у Бумбы стали наливаться кровью, что было плохим знаком, очень плохим.
Погонщик попятился, но свои корыстные планы менять не собирался.
— Сто долларов, — нагло заявил он. — Если Хасан их увидит, то сразу успокоится.
— Ах, ты… — рявкнул Покровский и в едином прыжке настиг пытающегося увернуться араба. Могучие пальцы потомка русских богатырей сошлись на хлипкой шее чужеземного жулика.
Погонщик стал мысленно молиться Аллаху, сообразив, что на этот раз сильно облажался, приняв простоватых иностранцев за выходцев из тупой Германии. Спасти его могло только чудо, и это чудо произошло.
За спиной рычащего Бумбы внезапно взвизгнули автомобильные покрышки, а затем… Затем раздался выстрел.
От неожиданности Покровский резко обернулся, машинально отпуская араба.
