А.С. Секретная миссия

Какое-то время царило напряженное молчание. Граф опустил взгляд в бумагу с таким видом, словно внимательно ее штудировал, хотя двое остальных понимали, что это совсем не так. Одна из свечей в правом канделябре чадила, но никто не потянулся за щипцами.

- Как государь? - негромко спросил князь Вяземский.

- Государь не из тех людей, на кого подобное может оказать… неприглядное действие. Полон энергии и нынче же ждет нас с подробнейшим докладом, - ответил Бенкендорф. - Так что следует подготовиться, господа. И вот еще что. Я прекрасно понимаю владеющие вами чувства, мне самому искренне жаль Александра Сергеевича, ценнейшего сотрудника и талантливого поэта… но эту историю следует немедленно закончить подобающим образом.

- Простите? - поднял брови Дуббельт.

- Секретность остается секретностью, - сказал Бенкендорф, отстраненно, без всякого выражения выговаривая слова. - Необходимые меры в Сарском уже приняты, все свидетели будут молчать. Будут, - повторил он твердо и убежденно. - Меж тем… Смерть столь заметнейшей личности, каковой был Александр Сергеевич, должна быть в самое короткое время убедительно объяснена обществу. Я повторяю - убедительно. То есть, мы обязаны, сохранив в тайне подлинную правду, немедленно, нынче же, сейчас найти некое объяснение его смерти, не выходящее за пределы… - Он помолчал и с горькой улыбкой закончил: - обыкновенного состояния умов. Материализма, будь он проклят. Иначе… Нам попросту не поверят, и могут возникнуть самые дурацкие пересуды. Ничего этого не существует, господа, - ни Особой экспедиции, ни заграничных миссий Александра Сергеевича, ни происшедшего сегодня в парке. Ничего. Из этого и следует исходить. У кого-то есть соображения?

Теперь чадили сразу три свечи. Царило молчание.

- Разбойники? - предположил вслух Вяземский. - Грабители с Васильевского острова?

Граф поморщился:

- Это, конечно, материалистично, но все же… Как-то не так все должно было кончиться, князь…

- Вам еще и толику романтики подавай, Александр Христофорович? - не без язвительности спросил Вяземский.

- Петр Андреич…

- Простите, ваше сиятельство. Нервы…

- Я понимаю. Но, видите ли… Любой, конечно, может стать жертвой ночных грабителей, и все же при этом варианте сохраняются слухи, сплетни, пересуды… Необходимо что-то более убедительное… я не в состоянии это сформулировать точнее… Убедительное и… естественное, если можно так выразиться.

- Дуэль, - сказал Дуббельт, ни на кого не глядя.

- Леонтий Васильевич?

- Вот именно. Дуэль. Учитывая репутацию Александра Сергеевича, будем откровенны, изрядного бретера, задиры, имевшего множество поединков, общество ни на миг не усомнится…

- Как вы это себе представляете?

- Очень просто, ваше сиятельство. Александр Сергеевич в последнее время ухаживал за Катишь Черновой, о чем втихомолку судачил весь Петербург. Его нешуточным соперником в этом предприятии был некий французский хлыщ, совершенно незначительная личность, не имеющий здесь связей и особых знакомств, зачисленный в кавалергарды исключительно благорасположением государя… приемный сын французского посланника…

- Да-да, что-то такое припоминаю, - кивнул Бенкендорф, заметно оживившийся. - Геккерен… Сам- то он, этот юнец, зовется как-то иначе, в голове вертится… Совершенно варварского звучания имя, напоминающее кличку персонажа комической оперы… Дандас… Дондоз…

- Д'Антез, - сказал Вяземский хмуро.

- Вот именно, Д'Антез… Леонтий Васильевич, продолжайте…

- Дуэль - это убедительнейшее объяснение, с которым мгновенно и без малейшего внутреннего сопротивления согласятся все до единого, а также не усмотрят в том ничего необычайного, - сказал Дуббельт. - Дуэли преследуются законом, а значит требуют тайны… У Пушкина была дуэль с заезжим французским хлыщом Д'Антезом, в результате которой Александр Сергеевич получил смертельную колотую рану. Вот в этом случае легко будут объяснимы все слухи, несообразности и недоумения. Дело, можно сказать, житейское.

- А что сам французик? - уже менее колко поинтересовался Вяземский.

- О, в этом я особых сложностей не вижу, - сказал Дуббельт. - Речь, в конце концов, идет о субъекте крайне незначительном, явившемся к нам на ловлю счастья и чинов. Нетрудно будет поговорить с ним убедительно, объяснить перспективы, выдвинуть причины, по которым он, сам того не зная, в одночасье потерял расположение императора, а потому обязан подчиниться. Объяснить, что на свете существуют как золото, так и Сибирь… Я уверен, мне удастся…

- Вот и приступайте немедленно, - сказал Бенкендорф. - К завтрашнему утру все должно быть улажено, и именно эта версия событий - распространена в публике. И не смотрите на меня так, Петр Андреевич, я вынужден…

- Я понимаю, - кивнул Вяземский все с тем же хмурым видом.

- Такова жизнь, - сказал Бенкендорф чуточку мягче. - Иногда приходится прославлять героев, а иногда - их прятать, и никуда от этого не уйти. Служба такова, господа…

И на какое-то время его лицо, выдав обычные человеческие чувства, стало растерянным и горестным, ничуть не приличествующим ни ловкому царедворцу, ни герою двенадцатого года. Он сказал совсем тихо, словно извиняясь перед кем-то, кого больше не было:

- Кто же виноват, что нам выпала именно такая война…

И тут же стал прежним, холодным, жестким.

Красноярск, июнь 2006

М.: ОЛМА Медиа Групп, 2006