А.С. Секретная миссия

была написана нешуточная растерянность. Впрочем, представшее его взору зрелище могло смутить кого угодно! Вся гостиная пришла в такое состояние, словно здесь долго дрались пьяные матросы: повсюду перевернутые стулья, разбросанные картины, валяется как попало одежда из гардероба, еще поднимается чадный дымок от упавшего на пол шандала…

Пушкин нашелся первым. Он повернулся к слуге и сказал с поразительным хладнокровием:

- Ничего страшного, любезный. Наш бедный дядюшка очень уж оживленно и резво пытался добиться, чтобы мы отпустили его одного на прогулку по городу. Вот и пришлось вежливо унимать…

В распахнутую дверь он увидел, что и передней досталось, правда не особенно: за спиной Луиджи виднелась пара перевернутых стульев - неведомая сила, вызванная к жизни древними заклинаниями, распространилась и туда. Теперь только Пушкина прошиб холодный пот запоздалого страха, и он подумал смиренно: «А если бы черт дернул произнести заклинания где-нибудь возле городского кладбища, в опасной досягаемости? Лучше не гадать, какое зрелище нам открылось бы…»

Луиджи по свойственной простонародью привычке почесал в затылке с таким видом, словно эта нехитрая процедура должна была обострить его ум, покачал головой:

- Понятно… Синьоры не нуждаются в помощи?

- Нисколько, - сказал Пушкин. - Дядюшка уже вернулся в ясное сознание… ведь правда, любезный дядюшка?

Руджиери таращился на него затравленно и зло, но рот открывать поостерегся: барон, непринужденно встав рядом с ним, украдкой, незаметно для слуги, приложил ему кулак к пояснице. И прошептал что-то с доброй улыбкой - со стороны выглядевшее как проявление родственной заботы, но на деле наверняка таковым не являвшееся. Зная барона как человека, дипломатии чуждого совершенно, легко догадаться, что кукольнику была обещана масса неприятных вещей…

- Ну что же, - сказал Луиджи, все еще пожимая плечами и гримасничая. - Веселье было незаурядное, как выразились ландскнехты, покидая женский монастырь… Разрешите удалиться, хозяин?

- Да, разумеется, - нетерпеливо сказал Пушкин.

Едва захлопнулась дверь, он подошел к ней вплотную и прислушался - нет, кажется, лакей не подслушивал.

- Александр, друг мой, - сказал барон, вертя головой с непонятным выражением лица. - По-моему, это было чуточку опрометчиво…

- Все мы задним умом крепки, - сказал Пушкин чуточку сконфуженно. - Кто же мог предполагать…

- Мальчишки… - с убитым видом простонал кукольник. - Глупые, неосмотрительные мальчишки… Вы и не представляете, что у вас в руках… Пресвятая Дева, вы же расшифровали бумаги…

- Некоторым образом, - скромно сказал Пушкин. - Хотя у меня и нет за спиной многих поколений чернокнижников - мои предки другими доблестями прославлены…

Не обратив внимания на неприкрытую насмешку, Руджиери шагнул к нему, сложив руки чуть ли не молитвенно:

- Синьор Александр, вы и не представляете, что у вас в руках! Под руководством опытного наставника, постепенно осваивая премудрость, вы можете стать… стать…

- Владыкой мира, - насмешливо подхватил Пушкин.

- Нет, конечно, нет, это не простирается так далеко… Но это - власть! Нешуточная власть над людьми, вещами… Вы сделали первый шажок, и не более того, так представьте, что можно сотворить с окружающим миром, действуя сознательно и целеустремленно…

- А зачем? - хладнокровно спросил Пушкин.

- Простите?

- Зачем?

- Боже, но это же понятно: власть, золото, женщины, состояние, все, что можно пожелать… Представьте только, какого положения вы можете достичь при какой-нибудь коронованной особе…

- Синьор Руджиери, - сказал Пушкин скучным голосом. - Вы, быть может, удивитесь, но меня совершенно не привлекают все те заманчивые перспективы, которые вы описываете с дрожью в голосе… Быть может, вы склонны поддаться соблазну, Алоизиус?

- Что за глупости! - сказал барон. - Я на службе, а для гусарского офицера все эти красивости, про которые тут, пуская слюни, причитает господин кукольник, как-то и не привлекательны вовсе…

- Ну а дальше? - простонал Руджиери. - Дальше-то что? Вы отвезете бумаги вашему начальству, получите медальку или чин, а то и ничего не получите, кроме благосклонного похлопыванья по плечу. И бумаги, насколько я ориентируюсь, навсегда лягут за семью печатями в какой-нибудь тайный архив…

- Где им самое место, по моему глубокому убеждению, - сказал Пушкин.

- Боже мой… Боже мой… А это у вас откуда? - Его взгляд был прикован к перстню на пальце Пушкина (в комнате было уже достаточно светло, собственно, давным-давно наступило утро).

- Нашел на дороге, - сказал Пушкин.

- Вы представляете…

- Кое-что представляю, хотя и далеко не все. Имел случай своими глазами убедиться, что это колечко весьма своеобразным способом действует на статуи, которым вдруг пришла блажь ожить и гоняться за честными людьми… - Он усмехнулся, видя исказившееся лицо кукольника. - Я понял… О перстне я знаю далеко не все… Ну что же, следовало предполагать. Вы знаете лучше - ведь, подозреваю, колечко это с вашим старинным родом как-то связано…

Молчание итальянца было красноречивее любых слов, как и выражение его лица.

- Не поделитесь ли секретами? - спросил Пушкин.

Руджиери вдруг выпрямился и горделиво сложил руки на груди:

- Можете меня бить, пытать, даже убить, но ничего не дождетесь. Вот вам мое последнее слово: либо бы бросаете свои глупости касаемо службы и долга и берете меня в долю, чтобы мы все вместе занялись серьезными делами, либо не добьетесь от меня более ни словечка…

- А ежели ухо дверью прищемить? - деловито спросил барон. - А то и не ухо, а еще чего-нибудь?

- Не посмеете, - отрезал итальянец. - Тут вам не подземелья инквизиции и не глухая чащоба, а немаленький город, где есть законы и полиция. Кричать буду так…

- Хватит, - сказал Пушкин, уже принявший решение. - Никто вас пытать не собирается, вздорный вы человечишка. Более того, вы нам совершенно не нужны. Бумаги у нас. Как бы нам ни хотелось поставить вас перед судом за ваши милые шалости в России и Пруссии, я понимаю, что уличить вас невозможно… А потому проваливайте к чертовой матери и никогда больше не попадайтесь нам на глаза. Ну, что стоите? Убирайтесь!

Кукольник не двинулся с места. Потеряв гордый вид, умоляюще протянул:

- Синьоры, одумайтесь! У вас в руках нечто, дающее колоссальные возможности и немаленькую власть…

- Пошел вон! - рявкнул барон.

- Я никуда не уйду, пока есть надежда вас образумить…

Барон, надвигаясь на него, зловеще вопросил:

- А с лестницы ты не летал, птичка божья?

- Барон! - удержал его Пушкин. - Не пачкайте рук об этого субъекта. Для этого есть…

Послышался осторожный стук в дверь, напоминавший скорее царапанье.

Глава шестая ЛИЦОМ К ЛИЦУ