А.С. Секретная миссия

убедились бы, что бывает и похуже…

- Смотрите! - воскликнул Красовский, вытягивая руку.

Они посмотрели в ту сторону. С треском раздвигая доски, из кучи выбралось что-то небольшое, темное, вроде бы мохнатое. То ли присело на корточки, то ли просто сгорбилось - и уставилось на троицу желтыми светящимися глазами. К нему присоединилось еще одно, и еще, и еще… Вскоре не менее полудюжины мохнатых недомерков стояли у развалин дома, таращась на людей.

- Пойдемте-ка отсюда, господа, - предложил Красовский, непроизвольно понижая голос и оглядываясь во все стороны. - Кто их знает… Пистолеты разряжены, ни души кругом, и ничегошеньки нам более не сделать, что уж попусту геройствовать…

- Действительно, - сказал Пушкин. - Идемте.

Бдительно оглядываясь - мохнатые создания не проявляли поползновений их преследовать, - они двинулись прочь, в сторону линий. Прошло достаточно много времени, прежде чем По сказал с убитым видом:

- Я и в самом деле считал его учителем…

- Не переживайте, - сквозь зубы сказал Пушкин. - Вашего… и моего учителя уже нет. А эта тварь не имеет к нему никакого отношения - нежить, мертвечина, кадавр…

Глава пятая ИМПЕРАТОРСКИЙ ГНЕВ

Никак нельзя было назвать это отступлением потерпевшей поражение армии - они брели по темной улице усталые, оборванные, покрытые кровоточащими царапинами, но настроение оставалось победным: как-никак, противник бежал, его логово разрушено, а это все же успех…

Проходя мимо одного из добротных каменных домов, они посмотрел на себя, оказавшись в полосе света от ярко освещенных окон (судя по музыке и прочим звукам, там продолжался средней руки бал), и горестно покачали головами: вид был даже не бродяжничий, мягко сказано, фраки свисали полосами, ленточками, кусками, словно их долго и увлеченно рвала когтями стая ополоумевших кошек.

- Водочки бы сейчас для успокоения расстроенных нервов, - мечтательно сказал Красовский. - Первую рюмку ка-ак шарахнуть, дождаться, пока по жилочкам разбежится теплом, а вторую уже выцедить… И еще налить…

- Что он говорит? - спросил американец. - У него такой одухотворенный вид, словно декламирует стихи…

Пушкин усмехнулся:

- Он говорит, что после таких переживаний не мешало бы выпить чего-нибудь покрепче.

- Это и в самом деле прекрасная идея, - сказал По едва ли не столь же мечтательно.

- По совести, я и сам бы не отказался, - сказал Пушкин. - Но все трактиры давным-давно закрыты согласно полицейским законам…

- Ну что вы, право, Александр Сергеич, как дитя малое, - сказал Красовский, оживившись. - Ежели кабаки положено закрывать в одиннадцать вечера, это еще не значит, что их и закрывают… во всяком случае, не все двери. Полиция тоже не прочь финансовое благосостояние улучшить.

- До меня доходили слухи…

- Ну уж, Александр Сергеич, вы как и не петербуржец, - хмыкнул Красовский. - Слухи доходили… Доподлинная правда. Вот, кстати, рукой отсюда подать, на Шестой линии, возле казарм, есть премилое заведение. Именуется «Три якоря», держит его вдова хозяина, женщина предприимчивая и расторопная. Вы у нас человек светский, этакие медвежьи углы не посещаете, а мы-с не привередливы…

- Да и я, признаться, сейчас непривередлив, - сказал Пушкин. - С крючниками под сосной готов выпить.

- Вот и прекрасно. Стопы за мной направляйте, а уж я в плохое место не поведу. Видите, во-он окна зашторенные чуть светятся? Полным-полна коробушка господ завсегдатаев, налившихся с черного хода.

- Подождите, - сказал Пушкин. - Что о нас подумают, если мы заявимся в таком виде? Это, конечно, не ресторация на Невском, но все равно, получится ненужное привлечение внимания…

Красовский растерялся не более чем на секунду:

- И точно… Ага! Да мы просто-напросто скажем, что попали в лапы к разбойничкам и с превеликим трудом от них вырвались - а потому душа жаждет успокоения. Поверят, учитывая, сколько здесь шалит лихого народа. Еще и сочувствовать будут. Наш русский народ склонен сочувствовать как жертве разбойничьих происков, так и самому разбойничку, когда ему, болезному, наконец-то наложат железа и под замок пихнут. Да и знают меня здешние, как человека служивого… Идемте во-он на то крылечко…

Он поднялся первым и решительно забарабанил в низкую дверь. Она вскоре приоткрылась, и в щель высунулась простоволосая мужская голова, коей Красовский что-то пошептал на ухо. Однако голова - принадлежавшая, как удалось рассмотреть, человеку средних лет, довольно плутоватому на вид - ответила взволнованным шепотом. Не дослушав, Красовский воскликнул:

- Ох ты ж господи… Вперед, господа!

И, распахнув дверь, отпихнув привратника, решительно направился по низкому, скверно освещенному коридору. Пушкин, не раздумывая, двинулся следом, увлекая американца. Они оказались в задней комнате, там оглушительно пахло соленой рыбой и вареной капустой, несколько человек мещанского и простонародного вида смирно стояли у стен, а посередине бородатый старичок в синей чуйке и здоровенный молодец с закатанными рукавами казинетовой рубахи удерживали на табурете седого человека, который ни за что не хотел сидеть смирно, а ежеминутно порывался вскочить и кинуться к окну.

- Лампадным маслицем помазать, - сказал кто-то из зрителей. - С молитвою.

- Скажешь тоже. Первое дело - водичкой с решета сбрызнуть, очень помогает от помрачения ума…

- И опять-таки с молитвою… Ишь, как его корежит…

- Что ж ты хочешь, кум, я тебе давно толкую, что тут нечисто, а ты мне про электрическую силу… Электрическая сила и нечистая, я тебе скажу, друг другу не мешают…

- К бабке, пусть отчитает…

- Знаешь ты такую бабку?

- Да я-то нет, но, может, знает кто…

Оторопело слушая всю эту белиберду, Пушкин медленно продвигался вперед, раздвигая бормочущих зрителей. Оказавшись близко, он увидел в седом человеке нечто знакомое - а потом с захолонувшим сердцем опознал Тимошу, затравленно озиравшегося вокруг и явно не соображавшего, кто он такой и где находится. Тимоша был лет на пять-шесть старше Пушкина, не более - но сейчас он стал белый, как лунь, и совершенно седые волосы в сочетании с молодой щекастой физиономией производили впечатление, прямо скажем, жутковатое. Присмотревшись, Пушкин обнаружил, что Тимошин сюртук светло-серого цвета сплошь испещрен прожженными пятнышками странной формы, напоминавшими крохотную ручку вроде детской, но - четырехпалую. Да и пальчики эти, есть подозрение, все до единого снабжены коготками…

- Что здесь случилось, объяснит мне кто-нибудь? - спросил Пушкин резко.

Его барский тон произвел должное впечатление: старичок в синей чуйке, не переставая удерживать Тимошу за плечи, вскинул голову и торопливо ответил:

- Непонятно, ваше степенство. Выскочил этот молодец неизвестно откуда, стал в дверь колотиться, как бешеный, и был он в точности в таком виде, как вы его сейчас наблюдаете, то бишь вовсе без ума…