– Как я сказал, вы можете уйти прямо сейчас, пока не сказано ничего лишнего, – продолжал Малышевский, пытливо глядя на Мазура. – Признаться, мне будет жаль потерять такого специалиста, да еще и с принципами. Это редкость в наши дни, уж поверьте… Но тут ничего не поделаешь – насильно мил не будешь. Прежде чем вы дадите окончательный ответ, скажу вам всего лишь три вещи. Во-первых, вы отлично поработали на яхте, ваш труд будет оплачен в любом случае. И в любой удобной для вас форме. Кэшем, картой или переводом денег на банковский счет. Во-вторых, не уточняя раньше времени деталей, скажу, что хочу предложить вам место рядом с собой. На мой взгляд, это ничуть не зазорно для вас и вполне соответствует вашему званию. Конечно, вам придется заниматься главным образом делами сухопутными, однако мой скромный личный флот, обещаю, будет находиться в вашем полном распоряжении… И третье. Человек должен видеть перед собой перспективу, а не потолок, в который он может уткнуться раз и навсегда. Перспективу я вам обещаю. Возможно, вы человек не амбициозный. Ваше возможное будущее положение не является последней ступенькой, все зависит от качества выполнения работы. Опять же, не вдаваясь в детали… Вот и все, что я хотел сказать. А теперь – остаетесь или мы с вами прощаемся?
Что-то подсказывало Мазуру, что Малышевский нервничает.
'Нужен ему такой человек как я, очень нужен позарез', – вдруг понял Мазур. И медленно произнес:
– Похоже, я сделал свой выбор еще раньше. Поэтому и ушел в отставку. Но двум господам служить не умею.
– И трудно вообще не служить, не так ли? – сказал Малышевский, и в его голосе определенно чувствовалось облегчение.
– Так, – кивнул Мазур. – Когда больше четверти века привыкаешь быть частью общего, высокопарно выражаясь, привыкаешь ежеминутно нести боевую вахту… Из меня, знаете ли, старательно делали машину, вбивали определенные рефлексы. И некоторые из них вбили, подозреваю, навсегда.
– Ваши слова следует понимать как согласие?
– Да.
'А определенно гражданин буржуин опасался моего отказа, – подумал Мазур. – Дело понятное. Холуев вокруг много, даже лепшие и первшие помощники, топ-менеджеры с запредельной зарплатой, – те же холуи, которые, ежели вдруг запахнет жареным, сдернут, только их и видели. Или их элементарно перекупят, посулив вдвое или втрое, а также для верности пошептав на ушко: мол, твой нынешний хозяин спекся, ни сегодня-завтра его уберут с доски. И глядь – а менеджер уже собрал чемодан и чапает подальше от хозяина. Нашему же олигарху нужен… самурай. Да, вот самое точное определение. Верный сюзерену самурай, который останется рядом с господином несмотря ни на что, даже когда вокруг будут рваться бомбы и от этого особняка и прочего богатства не останется камня на камне. Потому что понятие чести и потому что – не изменять слову. Я откажусь, где ему еще искать такого? Таких уже не делают. Новое поколение проходит совсем другую школу… С пеленок им вбивается в головушки прагматический интерес. Если только кто из старых где завалялся… Может, и завалялся. Не последний же я из могикан, в конце-то концов. Да только пока Малышевский станет искать такого с той же дотошностью – ко всем раздачам опоздает. Время для него – это не просто деньги. Время – это только победа или только поражение'.
– О чем задумались, Кирилл Степанович? – спросил олигарх.
'Ишь какой наблюдательный', – подумал Мазур. И сказал:
– Да вот жду, когда в курс дела вводить начнете.
– В курс дела? Это конечно… Нацежу-ка я себе тоже, – Малышевский потянулся к бутылке виски. – Что-то захотелось, на вас глядючи.
– В каком-то журнальном интервью, помнится, вы говорили, что не пьете, и от водки, мол, все беды на Руси.
– Да? Ну что ж, очень может быть…
Олигарх налил себе виски, как любят выражаться в американских фильмах, на два пальца.
– Откровенно говоря, и не давал я никакого интервью, не по чину мне всякой мурой заниматься. Это мои имиджмейкеры со спичрайтерами стараются. Видимо, решили, что так я предстану перед народом в более выгодном свете… Да и черт с ними. Ну а все беды на Руси, я вам скажу, не от водки, а от дураков, раздолбаев и гнилых людишек.
Малышевский сделал маленький глоток и отставил бокал. Наклонился вперед, сцепил пальцы в замок на столешнице.
– Кирилл Степанович, насколько хорошо вы ориентируетесь в политическом раскладе сил в современной России?
– Не особенно, признаться, – сказал Мазур абсолютную правду. – Изредка почитываю газеты; раз в два дня, бывает, гляжу новостной канал, иногда в машине включаю радио и попадаю на болтовню каких- нибудь политологов… Вот на таком уровне и разбираюсь, не боле.
– Понятно, – кивнул Малышевский. – И правильно, в общем-то, делаете. Совершенно бесполезное это занятие – вникать глубже, все равно правду вам по радио не скажут. Да и не во что, собственно, вникать-то. Нормальной политики у нас нет. А есть типичная византийская политика. Есть трон, вокруг трона суетятся дворцовые интриганы. Сбиваются в группировки, цель которых – добиться влияния на первое лицо и в дальнейшем протащить на трон своего ставленника. Группировки в Кремле, разумеется, действуют не сами по себе, за ними стоят подпитывающие их старания финансовые круги со своими интересами. Вот и вся политика! А партии, фракции, депутаты, всякие там Явлинские с Рогозиными – это скоморохи на ярмарке, толпу развлекать, и не более. Да демонстрировать западу, что у нас, дескать, плюрализьма – просто завались.
Малышевский залпом допил остатки виски.
– Раз вы изредка слушаете разглагольствования политологов, то наслушались и о 'Проблеме 2008', и о Преемнике, о том, кто это будет…
Мазур осторожно пожал плечами:
– Чаще прочего называют две кандидатуры. Один из 'Газпрома', другой из 'Роснефти'…
– Ну да, две. Хотя их просто называют. А на самом деле… Как вы понимаете, страна у нас патриархальная, на кого укажет пальцем верховный, тот уже может примеривать на себя корону. Разве что вмешаются нелепые случайности. По моим сведеньям, Президент пока окончательно не решил, на ком остановиться. Или решил, но до последнего никому говорить не намерен. Никому – это значит даже самым доверенным своим людям. Но на девяносто пять процентов он сделает выбор из двух наиболее часто упоминаемых кандидатур. И ни один из кандидатов нас не устраивает…
Малышевский намеренно подчеркнул слово 'нас', намеренно сделал паузу и цепко глянул на Мазура. Он, словно актер в театре, дожидался реплики от партнера по сцене, чтобы продолжить диалог. Вполне понятно, какой реплики ждет его олигархическое благородие.
– Нас? – переспросил Мазур.
– Нас, Кирилл Степанович, нас. А теперь и вас.
Малышевский отставил стакан и понизил голос до степени задушевности:
– Я хочу, чтобы вы кое-что уяснили, Кирилл Степанович. Мы не заговорщики, не составляем какой-нибудь тайный комплот, и уж тем паче мы не масонская ложа. Я бы назвал это тяготением, взаимным притяжением друг к другу единомышленников. Из которого, конечно же, постепенно рождается программа действий. Я понимаю, что первый вопрос, который приходит в голову, – ну чего ж вам неймется? Сорите деньгами, покупайте яхты, сидите себе по виллам и особнякам, по Лондонам и Ниццам, чего лезть в политику?
А помните такое знаменитое изречение – жить в обществе и быть свободным от общества нельзя? Со школы памятно. Перефразируя его, я могу сказать, что быть собственником и жить самому по себе нельзя. Это покуда ты наемный работник, можешь быть сам по себе и, уходя домой, начисто забывать о работе до следующего утра. А когда становишься собственником, то… то все сразу меняется. Даже пусть мелким собственником. Когда владеешь ларьком, то зависишь от всяких санэпидемстанций и налоговых шакалов, вынужден договариваться с мелкими бандюжатами и ментами, заключать альянсы с другими торговцами, чтобы не дать сбить цену или отстоять у местного депутатишки право на торговые места. А поднимаешься на ступеньку выше, на городской уровень – и попадаешь вроде бы в другую среду обитания…
