Пока мы с Гасом танцуем, он ободряюще улыбается, словно я Клара из «Хейди»[27], а он учит меня ходить. Но я внезапно вспоминаю кадриль в гимназии, в третьем классе: у меня уже накоплен многолетний опыт, как вести своего партнера.
«Великолепно», — говорит Бони.
Фейт предлагает более скромную фигуру.
После танцев из моей груди готов вырваться крик: «Я умираю от жажды, как опоссум», но тут вмешивается Фейт, и я слово в слово повторяю ее реплику: «Давайте выпьем чего-нибудь холодненького».
— Конечно, — соглашается Гас.
Мы идем в бар, где столики липкие от пролитого пива. Фейт предлагает: «Спроси его, что входит в обязанности режиссера».
«Мужчины любят рассказывать о себе», — добавляет Бони.
Я спрашиваю, и он отвечает:
— Я делаю то, чего никто другой не захотел бы делать.
Я выдавливаю восхищенную улыбку.
Потягивая пиво, Фейт говорит: «Теперь позволь ему заняться своим делом».
Я бесконечно рада повиноваться.
Бони дает новое указание: «Разглядывай танцплощадку!» Но это было бы неучтиво.
«Перспективный клиент, — говорит Фейт. — Не из тех, что рассчитывают на благотворительность».
Я поглядываю по сторонам, а Гас, стараясь привлечь мое внимание, спрашивает, не желаю ли я еще потанцевать.
Бони говорит: «Один танец для клиента».
Вместо того чтобы пошутить: «Весьма признательна, но мне надо идти к своей родне», я говорю, предчувствуя реакцию Фейт: «Приятно было с вами познакомиться, Гас».
Подобно девице-распорядительнице, Бони командует: «Кругом!» Так я и поступаю.
Фейт констатирует: «Ты устанавливаешь зрительный контакт».
«В самом деле?» — недоумеваю я.
«Ты считаешь, что это единственный способ привлечь внимание мужчины, не так ли?» — спрашивает она.
«Бедная овечка!» — говорит Бони.
Я отвечаю, что не замечала за собой ничего подобного, и голос мой при этом звучит патетически.
«Да, — кивает Фейт, — особенно потому, что мужчину проще всего подчинить себе отсутствием интереса к нему».
К моему изумлению, она права. Мужчины появляются ниоткуда и липнут ко мне. Бони и Фейт подсказывают мне, что делать, и я подчиняюсь: отказываюсь от следующего танца с мужчиной, которому явно понравилась. Я не приняла участия в соревновании по поеданию пирожков. Я задавала вопросы: «Какими правилами вы руководствуетесь?»
К концу вечера номер моего телефона был уже в полудюжине карманов. «Такого со мной еще никогда не было», — сообщила я Фейт.
Она ответила: «Я знаю. Я должна подготовить сюрприз».
Когда Генри и Лиз проводили меня до моего велосипеда, он спросил:
— Кто эти парни, с которыми ты разговаривала?
— Понятия не имею, — отозвалась я легкомысленно. — Я чувствовала себя королевой бала.
— Первой шлюхой притона, — буркнул он.
— Представь себе, о чем я сейчас подумала, — сказала я. — Я пришла на танцы без кавалера, чтобы знакомиться с мужчинами. То же самое я делала в гимназии.
Когда Лиз сказала: «Ты не можешь так думать», я вспомнила слова Фейт: «Делай то, что можешь».
Не уверена, что брат собирается жениться на ней.
Непосредственно перед приходом Роберта Бони сказала: «Не будь слишком нетерпеливой!» Когда я посмотрелась в зеркало, рот мой растягивала широкая улыбка, а глаза сияли радостным предчувствием. Я приказала себе думать о смерти. Когда это не оказало никакого воздействия, я стала думать о вчерашнем трудном кроссворде.
Раздался звонок. Я открыла дверь. Роберт выглядел таким нее возбужденным, как я минуту назад. Он увидел Изабель, стал на колени и начал гладить ее задние лапы. «Белла», — сказал он.
— Не хотите ли бокал вина? — спросила я.
Роберт не возражал.
Он последовал за мной на кухню и сообщил, что до сих пор занят поисками квартиры. И спросил, не буду ли я против, если он поищет себе жилье где-нибудь поблизости.
— Давайте, — сказала я.
Он спросил, нет ли чего-нибудь подходящего в моем доме, и я тут же вспомнила высказывание Эриха фон Штрохейма в «Бульваре Сансет»[28]: «Не мадам ему была нужна, ему нужна была ее машина» — и ответила:
— К сожалению, нет.
Изобрази он меня в этот момент на карикатуре, с этой надписи свисали бы ледяные сосульки.
Кажется, Роберт услышал эти слова, потому что на какое-то время притих. Он обошел гостиную и остановился возле стола, на котором я поместила сельскохозяйственных животных на деревянных подставках. Каждую фигурку он подержал в руках: быка, ягненка, свинью и корову и прочитал на подставках информацию о способах ухода за ними. Я сообщила, что купила их на блошином рынке в Беркшире. Я пририсовала крестьянских детей, выходящих из своих хижин, чтобы поиграть с животными. Я хотела объяснить, что нахожу все это очень трогательным и забавным, но решила, что лучше не буду.
Роберт подошел к полке и увидел две мои портативные пишущие машинки, сохранившиеся с пятидесятых годов. Шепотом прочитал их названия: «Покой» и «Уютный салон» — так, как это сделала и я, впервые их увидев.
За обедом в маленьком французском предместье Нью-Йорка Роберт спросил меня, как я попала в рекламную службу.
Бонн сказала: «Не объясняй в негативном ключе!»
— Это началось с поденной работы, — сказал я. И пояснила, что собиралась по вечерам писать пьесы и романы или же инструкции по трудоустройству. Но работа в этой области резко снизила мой интеллектуальный коэффициент — каждый вечер приходилось заново все переделывать.
— Но как вам это удавалось? — спросил он.
— Я отказалась от телевизора и стала читать классику.
— Всю без разбора?
— Первым был «Мидлмарч»[29], — сказала я.
Он засмеялся:
— Вы это сказали так, словно не уверены, что я когда-либо его читал.
Мы продолжали говорить о книгах, и когда я сказала, что больше всего люблю «Анну Каренину», мои слова произвели на него примерно такое же впечатление, какое на любого другого мужчину производит сообщение: «Я не ношу нижнего белья».
Я сказала: «В чтении хорошо то, что ты независима, и каждая страница кажется хорошо написанной». Роберт улыбнулся, но лицо его оставалось серьезным, и я поняла, что он слышит то, что я не произнесла.
Я спросила о его работе, и он объяснил, что описать его карикатуры непросто. Вдохновенно повествовать о карикатурах можно, только ярко представляя сюжет, а его карикатуры бессюжетны. «Лучше я их вам покажу», — сказал он.
