моим розыскам. Времени оставалось в обрез, однако Топек, как и любой студент, должен был, по моим расчетам, хорошо ориентироваться в библиотечных фондах. Хотя нескончаемый поток брани наводил на мысль, что я обратилась не по адресу, отступать было поздно.
– Ну, ты даешь, Айсис! – возмутился Топек, узнав, что дело не терпит отлагательств. – Приспичило, что ли? Мать-перемать! Сегодня ж суббота, Ай! – Он с хохотом замахал руками при полной поддержке друзей. – Надо поднять себе настроение: оттянемся, послушаем джаз, прошвырнемся по кабакам, к вечеру придем домой, дернем пивка, сделаем ставки на футбольном тотализаторе, а там можно и в свободный полет: нажраться до чертиков под кровяную колбасу с картошкой, в «Маргоше» потрястись, телок заклеить – и опять сюда, сварганим ужин, в садике проблюемся, из окна пошвыряем всякий хлам, закажем пиццу, в коридоре устроим боулинг из пустых банок! – Он заржал. – Нельзя нарушать традицию ради каких-то долбаных изысканий! Черт побери, если уж отсиживать задницу в библиотеке, то хотя бы курсовую писать! Но мы ж не ботаники. Прикинь: кто, если не мы, будет возрождать славные студенческие традиции? Без расслабона никак нельзя!
– Без расслабона никак! – в один голос подтвердили приятели.
Я в упор посмотрела на Топека:
– Не ты ли мне говорил, что нынешние студенты – сплошь зануды и зубрилы?
– Большинство! – Топек махнул рукой. – Зато мы, вольные…
– Вольные, – согласилось трио голосов.
– …птицы, как вымирающий вид, нуждаемся в поддержке!
– Не вижу оснований, – вздохнула я. – Что ж, в таком случае…
– Ай, брось ты. Не строй из себя… То есть – устрой для себя…
– Расслабон!
– День отдыха. А этой хренью займемся в понедельник.
– Топек, – я выдавила слабую улыбку, – ты только скажи, где что здесь находится: обойдусь без тебя.
– Может, все-таки составишь нам компанию? – Он явно расстроился.
– Спасибо, но не получится. Эти сведения нужны сегодня. Ничего страшного, управлюсь сама.
– За что спасибо-то, если решила отвалить? Тебя одну отпускать нельзя. Все вместе пойдем! Только пообещай, что вечером с нами выпьешь. – Он обвел взглядом остальных.
Они долго смотрели на него, потом на меня.
– Не.
– Это вряд ли, Топ.
– Как бы, да… Я лично джаз послушать хочу.
Топек совсем приуныл.
– Ну-ну. Ладно. – Он нервно передернул плечами и решительно махнул рукой. – Раз так, вдвоем пойдем. – Его разобрал смех. – Сам напросился!
Приятелей вполне устроил такой расклад. Топек хлопнул себя по лбу:
– А ведь мне положено совершить омовение твоих ног, правильно? Совсем из головы вылетело!
Это заявление несказанно удивило троицу слушателей.
Я прикинула в уме, отыщется ли в этой квартире тазик, миска или любая другая посудина, в которую можно без содрогания сунуть ноги.
– Сейчас в этом нет острой необходимости. Но все равно спасибо, Топек.
– Денежные знаки, – повторил Топек, когда мы с ним некоторое время спустя начали убирать со стола.
– Определенная купюра, – уточнила я.
– Понял. Считай, тебе повезло. Мой научный руководитель собирает марки и всякую такую хрень. Наверняка среди его знакомых есть коллекционеры банкнот. Сейчас звякну. – Он ухмыльнулся. – Прямо на домашний. Я ему по поводу и без повода звоню. Объедки сюда сваливай. – Он указал на один из черных полиэтиленовых мешков, стоявших рядом с переполненным мусорным ведром, а сам вышел в коридор.
Из черного мешка исходила непереносимая вонь; я не глядя бросила туда мятые контейнеры от готовой еды. Завязывая этот мешок, а потом два других, я отворачивалась и дышала ртом, чтобы, по крайней мере, не чувствовать запаха.
На очереди было мытье посуды. Новая пытка. Мои худшие подозрения насчет тазика подтвердились. Через несколько минут вернулся Топек. Он изумленно уставился на пенную воду, как будто видел ее впервые в жизни. Судя по состоянию кухни, это было недалеко от истины.
– Во дает! Ты… это… неплохо справляешься, Ай!
– Что сказал научный руководитель? – спросила я.
– К бонисту послал, – с усмешкой ответил он.
– Куда-куда?
– К бонисту, – повторил Топек. – Дал адресок на Веллингтон-стрит. – Он посмотрел на часы. – По субботам открыто до двенадцати. Как раз успеем.
Без особых угрызений совести я бросила недомытую посуду. Мы вскочили в автобус, идущий к центру, и нашли нужный дом на Веллингтон-стрит: внушительное административное здание конца девятнадцатого века, с заново отдраенным фасадом. В подвале ютилась крошечная лавчонка.
Облезлая вывеска гласила: «Г. Уомерследж. Нумизматика и бонистика». В сумрачной подвальной живопырке пахло старыми книгами и чем-то металлическим. Когда мы вошли, над дверью звякнул колокольчик. Мне оставалось только надеяться, что это не банальная скупка. В многочисленных витринах и высоких застекленных шкафчиках лежали монеты, медали и бумажные деньги, причем каждая банкнота была помещена в отдельный пластиковый футляр альбома или вставлена в рамочку, как фотография.
Из подсобки вышел человек средних лет. Я ожидала увидеть согбенного старичка, припорошенного пылью и перхотью, но хозяину не было и пятидесяти. В меру упитанный, он стоял за прилавком в белом джемпере и бежевых слаксах.
– Здравствуйте, – сказал он.
– Хой, – отозвался Топек, переминаясь с ноги на ногу. Хозяин не отреагировал.
Я приподняла шляпу:
– Доброе утро, сэр. – Вытащив банкноту, я положила ее на прилавок; под стеклом тускло поблескивали монеты и соперничали яркостью лент всевозможные ордена. – Хочу узнать ваше мнение вот об этом.
Он осторожно взялся за мою купюру, покрутил ее в неярком свете, проникающем сквозь единственное подвальное окошко, а потом включил мощную настольную лампу для более тщательного осмотра.
– Что можно сказать? Здесь все самоочевидно, – заключил он. – Банковский билет номиналом в десять фунтов, Королевский шотландский текстильный, июль тысяча девятьсот сорок восьмого. – Он пожал плечами. – Такие выпускались с мая тридцать пятого по январь пятьдесят третьего, после чего Шотландский текстильный был поглощен Королевским банком. – Он покрутил бумажку ловкими движениями карточного шулера. – Для своего времени оформление достаточно вычурное. Разработано, между прочим, по заказу некоего Мэллори, которого в сорок втором приговорили к повешению за убийство жены, – Его губы тронула прохладно-вежливая улыбка. – Полагаю, вы хотели узнать стоимость.
– Видимо, стоимость равна десяти фунтам, – предположила я, – если такие купюры еще в ходу.
– Они изъяты из обращения. – Хозяин усмехнулся и покачал головой. – А стоимость равна примерно сорока фунтам, если банкнота в идеальном состоянии, чего о вашей не скажешь. Могу предложить пятнадцать, исключительно из любви к ровным цифрам.
– Вот как, – сказала я. – Тогда, наверное, повременю.
Я разглядывала свою банкноту, чтобы только выиграть время. Хозяин еще раз повертел ее на прилавке.
– Ну что ж, – заговорила я, поскольку Топек уже был на взводе. – Благодарю вас, сэр.
