гордиться, — это просто надежное капиталовложение.
— А что ты так уперся в Бастаняна? — спросил Конолли.
— Я думаю, что Бастанян — важнейшее звено, соединяющее воров и заказчиков.
Конолли резонно заметил:
— Можно допустить, что он не знаком с ворами…
— Но заказчиков знает обязательно. Они для нас сейчас важнее воров.
— А что с этим Лаксманом? — спросил Конолли.
— Не знаю. Надо подумать, как его использовать… — Полк снова промолчал и не сказал, что послал Дриста выяснить через все его грязные связишки на Брайтоне, как весь антиквариат и полотна могут попадать сюда. Или кто еще может работать на Бастаняна.
34. МОСКВА. КЛУБ «ЕВРАЗИЯ». ДЖАНГИРОВ. ТОЛКОВИЩЕ
— Тебя, дядечка дорогой, давно пора ставить на правеж!… — хрипло выкрикнул Нарик.
Было видно, как он истерикует, надрачивает себя и заводит — так было легче прорвать последний хлипкий шлюз в половодье беспредельного поведения. Этот шлюз возводился веками — почтение к старшему, святость родной крови, благодарность за прошлое не позволяли ни при каких обстоятельствах дать волю гневу, затопить злобе и зависти ощущение одной семьи, особого клана, единого народа.
Сейчас сквозь эту ветхую плотину, изъеденную временем, нравами и жуткими соблазнами, уже открыто сочились желтая ненависть, яростная злоба, гнойная желчь.
А Джангиров молча смотрел на него.
— Ты пальцем не пошевелил, чтобы спасти моего брата! — орал Нарик. — Тебе его кровь кажется сладкой…
С утра Нарик уже раза три шоханулся, и от этого он был в высоком приходе, и собственная наглость казалась ему бесстрашием, а четверо нетерпеливо-злобно переминающихся за спиной бойцов давали ощущение силы и надежности.
— Молодец, Нарик! — негромко похлопал в ладоши Швец, лениво усевшийся на бильярдный стол. — Хорошо, пацан, разговариваешь…
Нарик резко повернулся к нему:
— А ты, пес, вообще помалкивай! Не твое собачье дело вмешиваться, когда люди разбираются!…
Швец улыбался, глядя на вопящего Нарика. Из глубоких глазниц неярко светили мягкие, добрые глаза размером с копейку. Или с донышко пистолетной гильзы.
Джангиров скосил взгляд на Швеца, негромко ровно сказал:
— Не обращай внимания… Это не он кричит… Это наркота из него вопит…
Непонятно — то ли Джангиров задумал так с самого начала, то ли случайно получилось, но из-за расстановки людей в бильярдной напор и угрозы Нарика не казались страшными. Дело в том, что Нарик и четверо его смуглых бандюганов — стояли. Ну просто не было кресел в этой части зала! Джангиров сидел на своем высоком стульчике, привалившись спиной к стойке бара, и в такой позиции выглядел вполне внушительно. Дополнительные полметра, дарованные мебелью, снимали ощущение от его внешности, как о ярком представителе высших насекомых: тяжелая головогрудь на плотненьком брюшке-жопе — и сразу коротенькие ножки, будто впопыхах подвязанные к этому кое-как собранному корпусу. Швец полулежал на бильярдном столе — впереди, чуть справа. За Джангировым лениво маячил Десант, равнодушно- медлительный, будто сонный. Так дремлют кобры. А вообще-то Десант мог бы вполне сойти за отдыхающего в пересменке бартендера, если бы не держал в руках вместо коктейльного шейкера штурмовое ружье Моссберга.
Так и разбирались — Джангиров сидя, а Нарик и его клевреты — стоя. И Нарик боялся, что от этого его угрозы могут выглядеть туфтой и «терка» получится безрезультатной.
К нему подсунулся смазливый быстрый парень с острыми чертовыми ушками и красным шрамом через все лицо, от угла рта до уха.
— А что с твоими деньгами, Нарик-джан? — громким горестным фальцетом воскликнул он.
— С деньгами? Скрысятничал мой дядя деньги!… Отцовское наследство! Мои и брата
деньги!…
Джангиров сморщился, как от колики.
— Подавись ими! — орал Нарик. — Мы тебе подарим длинный полированный ящик с шелковой обивкой… Положишь их туда вместе с собой! Хотя тебе не нужен длинный гроб, тебя можно хоронить в старом чемодане…
О! Вот это было сильное заявление! Десант за стойкой клацнул затвором, Швец перекатился по столу на живот и пришел в «позицию № 3 — стрельба лежа», нариковская хива мгновенно выхватила пистолеты. Джангир поднял руку, стало слышно, как по-мушиному назойливо гудит трансформатор люминесцентной лампы — Мао Цзэдун сказал, что все несчастья мы навлекаем на себя, открывая свой рот… — разомкнул Джангир бескровные тонкие губы. — Чего ты хочешь, сынок?
— Я хочу, чтобы ты спас Ахата, моего брата! — сказал затухающим голосом Нарик, понт уходил из него, нужна была срочно доза, ему позарез нужно было сейчас ширнуться беленой, и парень с чертовыми ушками протянул ему две таблетки «экстази». Нарик сглотнул их, не запивая, вздохнул, как пловец, и снова заорал:
— Твоего племянника! Сына твоей сестры! Кровь родную!… Если эти слова еще чего-нибудь значат! Ты всегда врал и хвастался, что ты криминалиссимус! Что ты в Кремле ногами двери отворяешь!… Так спаси брата!… Иначе я тебя из автомата на ломти нарежу!…
Джангир с горечью и отвращением смотрел, как на кончике носа Нарика дрожит наркоманская сопля — организм плакал ядом.
