Костину впаяли трешник.,В тюряге он и познакомился с человеком незаурядным, по имени майор Швец.
Швец не мог бросить без присмотра или зарыть обратно в землю такой редкий талант.
Джангиров в те поры был человек всемогущий — играл на две лузы, и в КГБ, и в МВД.
Но еще сильно небогатый.
Швец, не очень вдаваясь в подробности, попросил своего компаньона и покровителя достать карту-схему захоронения жертв сталинского побоища. Тайна сия тогда еще велика была — вроде ракетно- ядерных секретов державы.
Предполагалось, что эти великомученики возносились прямо на небо, а плоть их каким-то образом дематериализовалась.
Никуда они не возносились, а проваливались в огромные ямы. Поначалу ямы окружали дощатым забором, рос там бурьян и чертополох, потом за давностью времен запретку снимали, доски разворовывали окрестные труженики села, столбы опорные сгнивали и падали — возникал там пустырь.
Место, опустевшее от жизни, от памяти, от времени.
Джангиров эту карту-схему достал и передал Швецу. А тот, конечно, не отдал ее Костину, а называл ему точные координаты только одного захоронения. А было мест для ликвидации врагов народа вокруг Москвы числом тридцать шесть.
Валялись там косточки высоких чинов, больших людей, гордость и сила пришедшего нового правящего класса. Только за первый сезон раскопок Костин выбрал четыре килограмма золотых зубов.
Швец отбирал всю добычу, взвешивал и делился по-честному — платил наликом тридцать три процента. Выколоченные из скелетов зубы Швец отдавал на переплавку и сбывал ювелирам по нормальной цене — это тебе не хухры-мухры, самое что ни на есть чистое высокопробное зубное золото. Потом он нашел более выгодный путь — через Бастаняна их перебрасывали в Нью-Йорк. А здесь Витя Лекарь за копейки превращал их в дикарские колье для негров, которые верили в силу вуду. Навар получался фантастический!
Но ценность Черного Мародера, как с легкой руки Швеца все стали звать Костина, начала непрерывно возрастать, поскольку выяснилось, что он справляется с любыми поручениями майора.
У Костина были две замечательные добродетели. Человеческая жизнь для него измерялась количеством золотых зубов но рту жертвы. Этого одного хватало, чтобы сделать из него равнодушного, спокойного убийцу. И второе — он мог, как зверь, неподвижно ждать, сколько угодно терпеть, мокнуть, мерзнуть, голодать. Но все эти неприятные обстоятельства его странного бытия были ему как бы безразличны.
Ну, работа такая!
И вот сейчас, прождав более двух часов, он отвечал негромко на нетерпеливые звонки Десанта из машины:
— Да не дергайся ты, не метусись… Все путем, все спокойно… Чуть что — я тебе позвоню…
Лембит на своей точке ждал, не подавая признаков жизни. Они, эти эстонцы, такие: помрет, а не закряхтит. Пусть живет! Толку от него, как от козла молока — все вставные зубы пластмассовые. Или фарфоровые. Во Франции, говорит, ставил.
Ему, мол, по контракту бесплатно полагалось. Вот дурак! Если на халяву — чего ж золотые не поставил?…
Калитка в проходной прокуратуры отворилась, на воле возник чернявый парень с острыми ушками и рваным шрамом через всю морду лица. Постоял на тротуаре, оглядываясь по сторонам, как будто искал подходящий ему экипаж. Но, видно, устраивающего его лимузина не обнаружилось, вот он и раздумывал, брать ли проходящие мимо «Жигули». Долго стоял, покачиваясь из стороны в сторону, посматривая окрест. Потом не спеша пошел в сторону метро «Павелецкая». Прошагал мимо Костина за витринным стеклом вплотную. Спустя чуть, дав ему отойти шагов на пятьдесят, Костин выскользнул вслед. Позвонил по телефону Десанту и сказал:
— Двигайся тихонько вслед за мной. Позвони Лембиту, предупреди. Если он пойдет в метро, будь на стреме, я тебе отсемафорю…
Мамочка шел не спеша, гуляючи, оглядывался регулярно назад, останавливался, прикуривал, ничего подозрительного не обнаружил — Костин шел за ним по противоположной стороне улицы. В вестибюле метро Мамочка впал в затруднение — он явно не знал, сколько стоит билет. С помощью кассирши разобрался, потом рассматривал карту метрополитена, с удовольствием нажимал кнопки электрического плана маршрутов.
Костин, расположившись за стойкой газетного киоска, командовал Десанту:
— Слушай внимательно… У него три возможных направления — радиальная линия и кольцевая в обе стороны… Позвони Лембиту, и поезжайте по Садовому кольцу в разные стороны — где бы этот гусь ни сошел, один из вас будет поблизости… Я позвоню…
Они медленно ехали друг за другом на эскалаторе в пахнущую сыростью и резиной преисподнюю, и Костин изо всех сил старался не потерять его из виду и в то же время не подпирать ему спину. Стены эскалаторного туннеля были украшены рекламными плакатами. «Иисус Христос — Бог, Библия — истина». Через два метра общественность уведомляли: «Презервативы „Онтекс“ — то, что мы надеваем».
Удивительно, что не нарисовали — что и куда мы надеваем. Следующий плакат убеждал: «Вагинальная мазь „Бетадин“ — это ваша стихия».
«Во дают!» — подумал с восхищением Костин. Он заметил, что преследуемый им Мамочка тоже с интересом разглядывает рекламу. Но эскалатор кончился, вагинальная стихия иссякла, и Мамочка повернул налево — на платформу в сторону внешнего кольца метрополитена. Костин прошел мимо Мамочки, нацелившегося садиться в головной вагон, и вошел в следующий — через стекло переходной двери он видел своего мазурика. Народу было немного — середина дня. На станции «Киевская» Мамочка вышел из вагона и поехал на визжащей лестни-це-чудеснице в сторону вокзала.
Костин с ужасом представил себе — что делать, если Мамочка сядет в электричку и поедет в какую-нибудь Тмутаракань? Иди уследи его там и сам не засветись! Но ничего страшного не случилось — бандюган ленивым пешеходом направился к гостинице «Ренессанс». Костин сразу же вызвонил Десанта и велел ему вместе с Лембитом подтягиваться ближе. Он не обратил внимания на серую, потертого вида бабенку, которая, отворачиваясь от пронзительного ветра, говорила в отворот плаща:
— Ну, конечно, оба двое здесь… И хачик ваш, и чернявый кучерявый урод…
Он за вашим от самой прокуратуры топает… Он с кем-то по радиотелефону собеседует… Думаю, подкрепление подтягивает… Сейчас узнаю, в какой номер отправился хачик… Держите связь…
57. МОСКВА. БОЛЬШОЙ СБОР
— Итак! Давайте обсудим основополагающие подробности проекта, — официальным тоном предложил Хэнк. — Я вам, безусловно, верю, но в некоторых деталях хочется быть уверенней…
Джангир развел короткие ручки, засмеялся одобрительно:
— Ну что ж, недоверие в бизнесе — явление фундаменталь-нбе. Мы с вами знаем, что при безграничности материнской любви переливание крови ребенку может быть смертельно.
— Вот именно, — кивнул Хэнк.
Монька и Швец слушали молча, в разговор пока не вмешивались.
— Полагая вас полноправным партнером, — сказал Джангир, — объясню, по возможности, все, что вас будет интересовать и не может принести нам прямого ущерба…
— Кстати, а как в смысле секретности наших переговоров? — перебил Хэнк. — Они не могут прослушиваться?
— В этой комнате — исключено! — отрезал Джангир. — Она встроена в объем другого помещения, и
