Потому что даже такой умный и предметно заинтересованный человек, как мой друг Хитрый Пес, тоже не свободен от этой слабости. Не сомневаюсь, ему бы наверняка хотелось увидеть больше делового усердия, пыхтения и сложных телодвижений в поисках Кота, чем я мог продемонстрировать.
А я не мог и не хотел разыгрывать для него старый анекдот с поисками под фонарем потерянных часов, когда ищут здесь не потому, что часы потеряны под фонарем, а потому, что здесь светло.
Я искал там, где было непроглядно темно. Впотьмах, медленно, очень осторожно я искал в непроницаемой тьме жаркой корыстной заинтересованности и молчаливого ледяного равнодушия остановившиеся бесценные часы — не «Картье-Паша», не «Патек Филип», не «Даймонд Роллекс», — они назывались «Разграбленный Поволжский кредит». Я был твердо уверен, что их остановившиеся стрелки замерли навсегда в момент, когда два моих друга стали смертельными врагами.
Вот это я знал почти наверняка, когда на выходе в проходной предъявил документы милицейскому лейтенанту и крутящаяся дверь выбросила меня на улицу. За спиной на гранитных полированных плитах величавого подъезда — надраенные до нестерпимого сияния бронзовые доски: «Министерство внутренних дел Российской Федерации».
Здесь я повидал сегодня массу приятелей, вчерашних товарищей, бывших сослуживцев — они все были мне рады. Мы шутили, и сетовали, и советовались — но ни одного словечка сверх того, что я и сам знал, я не услышал.
Хорошо, я разузнаю, выведаю, сыщу, пойму все сам. И в этой кошмарной игре в «жмурки», где уже и так было дополна жмуров, моим единственным помощником оставался Пит Флэнаган, который издалека кричал мне электронным голосом: «холодно!», «теплее!», «еще теплее!»…
Когда станет совсем горячо, я должен буду сам ему крикнуть об этом.
Я прошел на стоянку к своему джипу, завел машину и через Октябрьскую площадь погнал в задушенный автомобильными пробками центр. Отдуваясь, добрался до Дмитровки и вошел в проходную рядом с воротами, украшенными красной вывеской с раскоряченным лохматым орлом и грозными словами — «Генеральная прокуратура Российской Федерации». Показал удостоверение на вахте, вышел во внутренний двор и уже направился к главному подъезду, когда в кармане раздался звонок мобильного телефона.
— Да-да, Лена, я слушаю.
— Сергей Петрович, срочно возвращайтесь! У нас — ЧП!
— Что там стряслось?…
— Кот Бойко украл сына Серебровского…
КОТ БОЙКО: ВЕРТИКАЛЬ
Когда на большой скорости мы миновали Градские больницы, я крикнул Ваньке через плечо:
— Запомни — мы сейчас на нелегалке…
Он крепко держал меня поперек корпуса, уютно умостив башку между моими лопатками. Захлебываясь ветром, он вопил в мое ухо:
— Пьем ворованный воздух свободы!…
Я плавно сбросил скорость, притормозил и свернул в боковой проезд, заканчивающийся служебным въездом на территорию Центрального парка. У будки со шлагбаумом остановились — все честь по чести, пошутили с охранником в традиционной боевой униформе, подарили ему на память полсотенку, и вперед — с песнями и танцами.
По боковым дорожкам парка прикатили к гоночной бочке — аттракциону «Гонки по вертикальной стене». А там, в ограде, под старыми тенистыми деревьями уже стоит ржавый «ровер» с фургоном- прицепом. И за столиком восседает в полотняном креслице, нервно попивает пиво Карабас. Я заглушил мотоцикл, взял за плечи мальчишку:
— Идем, познакомлю с ископаемым мамонтом…
А сам приблизился к дяде-глыбе, прижал руки к груди, низко склонил голову, проговорил почтительно:
— Здравствуй опять, сенсэй Карабас…
— Ты все-таки это сделал, непутевый, — сказал толстун, встал нам навстречу, пенсне свое золотое фасонное сдрючил с носяры — хотел, наверное, получше рассмотреть нас, убедиться. Потом обнял меня — как асфальтовым катком расплющил — счастливо захохотал:
— Учитель, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться!
После дружеского объятия я соскребал себя с него кусками, объясняя Ваньке:
— Помнишь, я тебе рассказывал — вот этот пожилой динозавр победил земное тяготение. Он научил меня ездить по стене.
— Кот, ты обещал… Кот, ты помнишь? — просительно и нахально забубнил Ванька.
Я оглянулся — двое ребят, Карабасовых помощничков, уже вкатывали мотоцикл в фургон- прицепчик.
— Идем взглянем, — сказал я неопределенно.
Через маленькую боковую дверь мы вошли внутрь гоночной бочки. Посреди дощатой круглой арены — черно-желтый трековый мотоцикл «индиана». Ванька крепко схватил меня за рукав:
— Кот, ты обещал мне!… Ты обещал поднять на вертикаль!…
— Слово Капитана?… — усмехнулся я.
— Закон! — в упоении напирал Ванька.
— Не боишься?
От напряжения, испуга, страстного желания превозмочь собственный страх Ванька не мог говорить — только мотал головой из стороны в сторону. У меня нет детей, и братьев меньших у меня не было — сам я подкидыш от дорогой маманьки-Родины. Сильное это, видать, чувство. Если, конечно, сподобен ему. А-а, что там мне еще рассуждать об этом!
— Подумай, Ванька, не надувайся, — попросил я его и сказал спокойно и негромко, без нажима: — Там, наверху, не передумаешь?
— Кот! Я не передумаю! Мне это необходимо! — задыхался Ванька. — Надо мной в школе смеются… Иваном Калитой зовут, царевичем всея России дразнят… Я с тобой ничего не боюсь… Лучше со стены грохнуться…
— Не грохнемся, сынок! — рассмеялся я. — Ты ведь мужик, если не запаникуешь — не грохнемся.
— Я не боюсь, Кот, поверь, совсем не боюсь… — уверял меня трясущийся Ванька.
— Не преувеличивай! — хлопнул я его по плечу. — Когда меня впервые Карабас вывез на вертикаль, я чуть штаны не обмочил…
Я подошел к машине, присоединил концы джамп-старта, и мотоцикл со снятым глушителем зычно кашлянул, еще раз, еще, потом оглушительно заревел, забился, загрохотал страшным утробным голосом. Я уселся в седло — широкое, удобное, желтой кожи «харлеевское» седло, которое я когда-то украл для Карабаса с милицейского патрульного мотоцикла, примерился поудобнее и почувствовал, что и сам сильно волнуюсь.
— Ванька, запомни, только бык тупой ножа не боится. А человек всегда чего-нибудь боится. Побеждает тот, кто сильнее своего страха… Давай садись!
Я усадил его перед собой на бензобак, дал минутку освоиться, объяснил:
— Постарайся не закрывать глаза. То есть сначала обязательно зажмуришься от ужаса… А потом открывай помаленьку. Руки положи на руль. Не цепляйся, как утопленник… Дыши глубже… Смотри перед собой… Мгновенно делай что скажу. Не бойся, сынок! Ты сильнее страха… Твои дураки-телохранители этого не смогут… А ты можешь… Помни об этом… ты сильнее! Чемпионами жизни становятся те, кто сильнее своего страха… Поехали, Ванька, вверх! Помни, ты уже прыгнул выше себя…
Я отпустил сцепление, прибавил газа, и мотоцикл вздрогнул, еле заметно прокрутилось колесо, и он плавно поехал по кругу, перещелкивая, как на ксилофоне, досками арены. «Индиана» описала первый
