— А я и сейчас никого не боюсь. Когда я была маленькая и мне снилось что-то страшное, я во сне расправляла руки и улетала от своего страха, как птица…
— Ты перестала летать?
— Мне кажется, я больше не опускаюсь на землю. Приснился волк и съел мой сон.
— Может быть, это прекрасно?
— Нет. Это не свободный полет, это призрачная легкость сомнамбулы. Ты ведь сам всегда говорил: жизнь — это не то, что с нами происходит, а как мы к этому относимся.
— Тебе нравится твоя жизнь? — спросил я серьезно.
— Она мне безразлична, — пожала Марина плечами. — Жить стало неинтересно до рвоты… Я знаю, что до самой смерти со мной не произойдет ничего интересного.
— Давай, любимая, побежим к горизонту, — сказал я неуверенно. — Там, впереди, за этой воображаемой линией может оказаться тьма интересного…
Марина засмеялась:
— Кот, а почему горизонт всегда впереди? Почему горизонта не бывает позади? Мы ведь можем бежать с тобой лишь назад. У нас с тобой было такое прекрасное вчера, что наше завтра может быть только хуже…
— Не преувеличивай! Между вчера и завтра живет пустяк по имени «сегодня». Давай жить сегодня, здесь, сейчас!
Марина погладила меня холодными ладонями по лицу, с улыбкой сказала:
— Как вы похоже говорите! Какие вы одинаковые — и ты, и Хитрый Пес, и Серега!
— Мы — одинаковые? — удивился я. — По-моему, мы все очень разные!
— Нет, Кот, вы не разные. Я вас всех очень давно знаю. Мне кажется иногда, что Господь стал лепить из праха замечательного человека, увлекся, а потом сам увидел — переборщил! Многовато для одного получилось, разорвал он свою животворную глину на три куска и вышвырнул вас в мир. Каждому разное досталось, а основа у вас одна и та же. Вы не пахари, вы — захватчики…
— Ну да, это точно! Особенно хищный захватчик Серега, Верный Конь, — заметил я.
— И Серега! — кивнула Марина. — Я видела его. Я думаю, что Сашка от своей обычной самонадеянности ошибочку делает…
— В чем?
— Он уверен, что круто впряг Верного Коня в свои оглобли. А у Сереги, кажется, своя игра.
— Какая у него сейчас может быть игра?
— Не знаю. Он ищет тебя.
— Я в курсе.
— Ты не доверяешь ему? — испугалась Марина.
— Доверяю. Но я не хочу подставлять его, он не умеет врать. Отдай ему это.
— Я протянул ей свой сотовый телефончик. — Позвоню ему, если вода под горлышко подступит…
— Хорошо. — Она положила трубку в сумку, щелкнула замком. — Уезжай, Кот, ничего хорошего из всей этой свалки не выйдет…
— Готов! Прямо сейчас. С тобой. — И попытался снова обнять ее, а Марина отвела мягко мои руки.
— Я не могу, Кот…
— Ты боишься потерять богатство и свое положение?
— Не говори, Кот, глупости — это тебе не идет. Я боюсь потерять себя. Совсем… Пойми, я ведь не переходящий кубок…
СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ: ОПАВШЕЕ ПЛАМЯ
Перед вечером я зашел в службу безопасности и забрал компьютерный робот-портрет женщины, которая вместе с Котом приходила в агентство к Люде Серебровской. Сафонов еще третьего дня обещал мне прислать его — как только эксперты закончат работу. Но, видимо, забыл.
А может, не забыл — Кузьмич мало походит на рассеянного с улицы Бассейной.
Почему-то не захотел. Вам виднее, господин генерал. Вообще у болвана в польском преферансе жалобная и постыдная роль только до того момента, пока он не понял отведенную ему позицию. После этого он может отчасти вмешаться в игру.
Вернулся к себе в кабинет, прочитал депеши Флэнагана в моем электронном почтовом ящике. Конечно, сафоновские умельцы, наверное, уже давно раскрэкали мой секретный код-пароль, и Кузьмич одновременно со мной читает сыщицкие изыски моего дружка — но, кажется, это все уже не имеет значения.
В выпуске новостей по телевизору говорили о нарастающем финансовом кризисе, об угрозе биржевого обвала или системного экономического краха.
Потом ведущая Светлана Сорокина в передаче «Герой дня» задушевно спрашивала Хитрого Пса:
— Ну, я это все понимаю, Александр Игнатьич… А вот вам лично зачем этот космический проект?
А Сашка так же задушевно-просто отвечал, раздумчиво, очень искренне, от всего сердца — как у нас водится:
— Потому что я хочу Россию через силу, пусть за уши, но втащить в следующее тысячелетие. Это не окно в Европу, а широко распахнутая дверь в мир…
В кабинет вошла Лена, с интересом посмотрела на экран, одобрительно поцокала языком:
— Ай да Серебровский! Ай да молодец! Настоящий герой дня…
— Бери выше! Я думаю, Сашка тянет на героя нашего века.
— Не бери в голову! Завтра, может, кто-то еще героистей и вековечней объявится. Какие планы?
— Должен сходить к боссу доложиться.
— Подожду? — спросила Лена легко, без нажима и принуждения — мол, все свободны, никто никому не должен. Можем провести вечерок вместе, а можем разбежаться.
— Если можешь, подожди, — хотел сказать небрежно, а получилось как просьба. — Может, напьемся сегодня?
— А то! — восхитилась Лена. — С особой жестокостью и цинизмом!
Потом обняла меня и спросила тихонько:
— Ты чего такой расстроенный?
— Нет, ничего… Нормальная комедия масок. Как настоящий актер, вживаюсь в роль. Осваиваю образ болвана в польском преферансе…
Лена засмеялась:
— Ну-ну-ну! Ты просто не привык к новым правилам игры. У бедных вообще снижен порог обидчивости. Давай, давай, иди к боссу. Раньше сядешь — раньше выйдешь…
Я поцеловал ее и стал собирать со стола бумажки. А Светлана Сорокина все пытала — ручки подставляла Серебровскому:
— … Как вы относитесь к утверждениям, что банкиры разграбили страну и вызвали обнищание народа?
Я задержался — действительно, Александр Игнатьич, что вы думаете по этому поводу? Мне тоже интересно ваше мнение по поводу отдельных клеветнических утверждений.
Хитрый Пес усмехнулся, поправил мизинцем дужку очков и проникновенно сообщил:
— Нормальная пропаганда — ее накачивают радикалы, жизнь которых немыслима без образа врага. А ведь если вдуматься, банкирство — самая старая профессия на земле. Когда-то праведный Ной превратил свой ковчег в генетический банк. И спас для нас всех жизнь на планете. Это самая успешная банковская
