выделялся, как монумент, своей отрешенностью и спокойствием. На нем были нелепая шапка с кожаным верхом и вышедшее из моды пальто, которые, безусловно, лишь подчеркивали его монументальность.
— Заседание кафедры перенесли на полпятого, — проворчал он, усаживаясь в машине рядом с Глебом. — Так что давай в темпе.
— Я весь внимание, — ответил Глеб, включая обогреватель.
Илья чуть покашлял, подергал свою курчавую бородку и наконец выпалил:
— Дашка взялась сама расследовать убийство Самарской. Она уверена, что милиция никогда ничего не раскроет и…
— Погоди, погоди! — затряс головой Глеб. — Давай по порядку. И я буду перебивать тебя вопросами.
— На здоровье. Только времени у нас мало.
— Ничего, так мы его только сэкономим. Даша и Ольга были подругами?
— Еще какими. Притом, как я уже говорил, Самарская была ученицей Дашкиного отца. Так вот, совершенно очевидно, что ее изнасилование и убийство в недостроенном доме — полная лажа. Но милиция на этом зациклилась…
— Почему лажа?
Илья сдернул с головы шапку.
— Ну, старик, ты меня удивляешь! Что Ольке там было делать?! И как она туда попала?!
Глеб пожал плечами:
— Мало ли. К примеру, хотела получить информацию у кого-то из братков и недооценила степени риска. Или просто шла мимо тех мест и…
— Бред! Сивой! Кобылы! — проскандировал Илья. — Она брала интервью у кого-то вполне респектабельного. И от этого господина или дамы, веселая и довольная, она позвонила Дашке. “Сейчас, — говорит, — выпью кофе, поймаю такси и приеду к тебе”. Это было около трех часов дня. Дашка ждала до восьми, потом начала обзванивать общих знакомых, милицейские участки и травмпункты. Теперь ответь мне: как могла оказаться Олька в недостроенном даме?
Глеб задумчиво почесал переносицу.
— Даша говорила со следователем?
— Еще бы! Ее показания аккуратно записали — и тишина!
Глеб вздохнул:
— Ясно. Тебе известно, над чем работала Ольга?
Илья покачал головой.
— Дашка пыталась, но не могла у нее выпытать. Самарская обожала напускать туману. “Материал, — говорит, — забойный. Пока до сути не докопаюсь, трепаться не буду”. Однако она забыла у Дашки листок с именами людей, у который брала или намечала взять интервью, с их адресами и телефонами. Забыла именно в день убийства… Она в общем-то и собиралась заехать к Дашке за этим листком.
— Понятное дело, — хмуро кивнул Глеб. — Разуверившись в органах МВД, Дарья Николаевна принялась лично прочесывать этот список. И тут же начались телефонные угрозы. И разумеется, потребовался телохранитель, хоть плохонький.
Илья криво усмехнулся:
— Теперь еще и пистолет.
— Друзья детства! — Глеб хлопнул ладонью по рулю. — Два клинических идиота.
“Жигуленок” в ответ бибикнул, и стайка студенток кинулась врассыпную от неподвижного автомобиля.
— Ша, — буркнул Илья, — не устраивай кипеж.
— Ты видал этот список? — спросил Глеб.
— Дашка не показывает. Говорит, чтоб я в это не лез.
— Черт бы вас драл, Илья! Где ваши мозги?! Ну хорошо, допустим, она даже вычислит того, кто заказал Ольгу! Дальше-то что?!
— Что ты на меня орешь?! — заорал Илья. — Думаешь, я это ей не вдалбливал?! Она уперлась, как… Найду, говорит, эту сволочь и сдам куда следует!
Глеб выдержал паузу, пытаясь усмирить гнев.
— Угу, найдет и сдаст, — понизил он голос. — А этой сволочи между тем известен каждый ее шаг… Ладно, вопрос последний: Дашин дядя знает… как бы мягче выразиться, об этом частном расследовании?
— Нет, кроме меня и Дашки, никто не знает. Теперь еще и ты.
— Ну да, когда приперло аж до пистолета.
— Все равно она меня прибьет за то, что я тебе протрепался.
Глеб положил руку Илье на плечо:
— Слушай, хватит ваньку валять. Ее надо отговорить.
Илья обреченно вздохнул:
— Это невозможно.
— Ой, только не нагнетай, ладно?! — вновь разозлился Глеб. — Почему-то я уверен, что ты сумеешь найти слова, доходящие до сердца! Напрягись, Илья!
Илья принялся вертеть на пальце свою шапку.
— Знаешь, старик… пожалуй, я расскажу тебе два школьных эпизода, весьма наглядно характеризующих Дашку. Но только вкратце. Мы с Дашкой дружили и сидели за одной партой, об этом я уже говорил. А что все вокруг были в нее влюблены, можешь и сам догадаться. Она уже с третьего класса была глаз не оторвать. И вот, когда мы перешли в девятый, некий Сережа Маслов с чего-то вдруг меня к ней приревновал и возненавидел люто. И главное, как водится, с антисемитским уклоном. При каждом удобном случае обзывал меня жидовской мордой и грозил по стенке размазать. Но при Дашке ни-ни. Какова скотина!.. Однако Дашка что-то все же заподозрила и начала допытываться. Я отвечал уклончиво. Хоть я был интеллигентный еврейский мальчик, но сознаться в трусости мне тоже было стыдно. И вот как-то раз Сережа со своей шестеркой Протопоповым подловили меня возле школы и притиснули к дереву. Дескать, смерть жидам. Сережа успел даже нос мне расквасить. И тут из-за угла выходит Дашка, помахивая портфельчиком: “Привет, мальчики! Чем занимаемся?” Сережа туда-сюда, засуетился. “Да вот, — говорит, — у нас тут мужской разговор”. “Да ну? — удивляется моя подруга. — А у меня, Серж, для тебя сюрприз”. И эдак не спеша открывает портфель. Сержу, конечно, интересно, он приближается и норовит заглянуть. Дашка достает вот такой булыжник и с размаху лепит ему в рожу. Потом еще разок. Сережа падает, умываясь соплями, а его шестерка Протопопов шустро делает ноги.
Глеб расхохотался.
— Обалдеть!
— Погоди балдеть, еще не конец, — улыбнулся Илья. — Вечером того же дня Дашка явилась к Маслову домой и позвонила в дверь. Открыла ей мама: “Ой, сынуля, к тебе такая девушка пришла! Заходите, пожалуйста!” Видать, сынуля рассказать постеснялся, от кого схлопотал. “Да нет, большое спасибо, — смущается Дашка, — я на минутку”. Короче, выходит Сережа из квартиры, весь в пластыре, и опять получает по роже тем же булыжничком из портфеля. И Дашка его напутствует: “Если ты, гадина, приблизишься к нему хоть на шаг, хоть на три шага…” Старик, ты чего?
Отворачиваясь к окну, Глеб буркнул:
— Ничего. Свалились, блин, на мою голову.
— В общем, — Илья продолжал крутить шапку на пальце, — Дашку тогда чуть из школы не выперли. Хорошо, Николай Петрович сумел нажать на кое-какие рычаги. А в выпускном классе случилась другая история… — Илья взглянул на часы и охнул. — Старик, буквально в двух словах. Не помню, говорил ли я тебе, что школа наша была математической и двух лучших учеников принимали в университет без экзаменов. Тогда я считал себя сильным математиком и, признаться, до сих пор питаю еще иллюзии… Но я был лишь вторым. Первой была Дашка.
Брови Глеба поползли вверх.
— Этого ты не говорил.
