— Потом, — ответил Мартин Бек и, придержав дверь для Рённа, захлопнул ее перед носом репортера, скорчившего недовольную мину.
Наконец прибыл и полицейский фотограф, он остановился перед палатой, держа в руках свою сумку. Поодаль стоял тот самый врач со странным именем и полицейский в штатском из пятого участка. Рённ вместе с фотографом вошел в палату, чтобы дать ему необходимые указания. Мартин Бек подошел к двум другим.
— Как дела? — спросил он.
Старый, неизменный вопрос.
Полисмен в штатском — звали его Ханссон — поскреб в затылке и сказал:
— Мы разговаривали с большинством пациентов в этом коридоре, и ни один из них не видел и не слышал ничего подозрительного… Я хотел поговорить с доктором… но с этим много не наговоришь.
— А с теми, кто лежит в соседних палатах, вы беседовали? — спросил Мартин Бек.
— Да, — ответил Ханссон. — Мы сами обошли почти все помещения. Никто ничего не слышал, в старых домах знаете какие толстые стены!
— Остальных можно опросить за завтраком.
Врач молчал. Он явно не понимал по-шведски. После некоторого молчания он ткнул пальцем в сторону ординаторской.
— Have to go.[4]
Ханссон кивнул, и чернокудрый помчался прочь, стуча деревянными башмаками.
— Ты Нюмана знал? — спросил Мартин Бек.
— Да как тебе сказать. В его участке я никогда не работал, но встречаться мы, само собой, встречались. Сотни раз. Он старый служака, он уже комиссаром был, когда я только начинал. Двенадцать лет назад.
— А ты не знаешь кого-нибудь, кто с ним близко знаком?
— Тебе стоит, пожалуй, связаться с ребятами из округа Святой Клары. Он там работал, пока не заболел.
Мартин Бек кивнул и посмотрел на электрические стенные часы над дверью в туалетную комнату. Часы показывали без четверти пять.
— Я, пожалуй, туда съезжу, — сказал он. — Здесь я все равно почти ничего не могу сделать.
— Поезжай, — сказал Ханссон. — Я скажу Рённу, куда ты делся.
Выйдя на крыльцо, Мартин Бек глубоко вздохнул. Прохладный ночной воздух казался свежим и чистым. Репортер и фотограф куда-то исчезли, а полицейский стоял на прежнем месте.
Мартин Бек кивком попрощался и побрел к воротам. За последнее десятилетие внутренняя часть Стокгольма подверглась очень значительным преобразованиям. Сровняли с землей целые кварталы и на их месте возвели новые. Структура города изменилась, транспортная система расширилась, но новый строительный стиль свидетельствовал не столько о стремлении обеспечить людям сносные условия жизни, сколько о желании домовладельцев выколотить все, что можно, из дорогих земельных участков. В центре города не ограничились тем, что снесли девяносто процентов строений и перекроили существовавшую ранее сеть улиц, здесь изменили даже естественную топографию местности.
Жители Стокгольма с тревогой и огорчением наблюдали, как еще вполне пригодные и очень нужные жилые дома буквально стираются с лица земли, чтобы уступить место безликим и однообразным административным зданиям; бессильные что-либо изменить, они принимали ссылку в отдаленные пригороды, тогда как удобные и оживленные кварталы, где они раньше жили и работали, лежали в развалинах. Центр города превратился в гулкую и труднодоступную строительную площадку, из которой медленно, но неуклонно вырастал новый город, новое сити, где будут широкие и шумные транспортные магистрали и блестящие фасады из стекла и легких металлов — безжизненные бетонные плоскости, холодные, безликие.
Но эта оздоровительная вакханалия совсем не коснулась полицейских участков; в Старом городе многие устарели и обветшали, а поскольку численность персонала с каждым годом возрастала, там, помимо всего, просто негде было повернуться. В четвертом участке, куда направлялся Мартин Бек, недостаток помещений давно уже превратился в проблему номер один.
Когда он вылезал из такси у полицейского участка Святой Клары на Регерингсгатан, начинало светать. Скоро взойдет солнце, небо по-прежнему чисто, день обещает быть ясным, но прохладным.
Он поднялся по короткой каменной лестнице и открыл дверь. Справа от дверей находился коммутатор, где почему-то не было дежурного телефониста, и высокий барьер, за которым сидел пожилой полицейский с проседью. Облокотившись о барьер, он читал развернутую утреннюю газету. Когда вошел Мартин Бек, полицейский выпрямился и снял очки.
— А, комиссар Бек решил прогуляться по холодку. Я тут как раз просматривал утренние газеты — успели они сообщить о комиссаре Нюмане или нет? Скверная вышла история.
Он снова надел очки, послюнил палец и перевернул газетный лист.
— Похоже, они не успели откликнуться, — продолжал он.
— Да, — сказал Мартин Бек. — Похоже, не успели.
Утренние стокгольмские газеты последнее время загодя сдавались в печать, и в час, когда произошло убийство, они скорей всего уже были отпечатаны.
Мартин Бек обогнул барьер и вошел в соседнюю комнату. Там никого не было. На столе лежали утренние газеты, стояли пепельницы с окурками и несколько чашек из-под кофе. В одной из комнат он сквозь стеклянную перегородку увидел первого помощника комиссара, который допрашивал белокурую длинноволосую девушку. Увидев Мартина Бека, он встал, что-то сказал ей и вышел из-за перегородки. Дверь за собой он закрыл.
— Привет, — поздоровался он. — Ты меня ищешь?
Мартин Бек сел за стол с короткой стороны, придвинул к себе пепельницу и раскурил сигарету.
— Я никого конкретно не ищу, — ответил он. — Но если у тебя найдется немного времени…
— Тогда подожди, — попросил помощник. — Мне надо отправить эту особу в уголовную.
Он исчез, вернулся через несколько минут с радиопатрулем, взял со стола конверт и передал его патрулю. Женщина встала, повесила сумку через плечо и поспешила к дверям во двор. Не оборачиваясь, она бросила на ходу:
— Ну, давай, старина, поехали.
Патруль взглянул на дежурного помощника, но тот лишь пожал плечами с комическим удивлением. Тогда патруль надел свой шлемофон и вышел следом.
— Держится как у себя дома, — заметил Мартин Бек.
— Так она здесь не первый раз. И едва ли последний.
Он тоже сел к столу и принялся выколачивать свою трубку о край пепельницы.
— Ну и жуткая история произошла с Нюманом. Как оно все было на самом деле?
Мартин Бек коротко рассказал.
— Жуть, — сказал помощник, — Этот убийца, должно быть, совсем спятил. Но почему он выбрал именно Нюмана?
— Ты его знал? — спросил Мартин Бек.
— Не очень хорошо. Он не из той породы людей, которых можно хорошо знать.
— Он был здесь у вас со спецзаданием. Когда его перебросили в четвертый?
— Три года назад, даже кабинет отвели отдельный. В феврале шестьдесят восьмого.
— А что он был за человек? — спросил Мартин Бек.
Дежурный помощник набил трубку и раскурил ее.
— Даже и не знаю, как описать. Ты ведь с ним тоже был знаком. Честолюбивый, настойчивый, почти без чувства юмора. Взгляды самые что ни на есть консервативные. Ребята, которые помоложе, его побаивались, хотя по службе они не сталкивались. Он мог так обрезать… Впрочем, я тебе говорю, что не очень хорошо его знал.
— А были у него близкие друзья среди коллег?
— Во всяком случае, не у нас. Насколько я могу судить, наш комиссар не особенно с ним ладил. А как было в других местах, не знаю.
