— У тебя выходит — он обвинял всю полицию, которая допускает подобные случаи, так, что ли? — спросил он.
Меландер кивнул и пососал угасающую трубку.
— Не исключено, что именно так он и думал.
— А есть какие-нибудь сведения о его личной жизни в этот период? — опять спросил Мартин Бек.
— Немного. Он был одинок, как медведь-шатун, и друзей среди сослуживцев у него не было. А футбол он забросил после женитьбы. Он занимался стрельбой, и очень активно, но ни в каких полицейских соревнованиях не участвовал.
— Ну а семейная жизнь? У него ведь осталась дочь, ей теперь… сколько ей теперь?
— Одиннадцать, — подсказал Рённ.
— Да, — ответил и Меландер. — Он растил дочку сам. Он жил с ней в той квартире, которой обзавелся после свадьбы.
У самого Меландера детей не было, но и Рённ, и Мартин Бек хорошо представляли себе практические трудности, встающие перед отцом-одиночкой, да еще полицейским по профессии.
— А у него не было никого, кому он мог подбросить ребенка? — недоверчиво спросил Рённ. — Когда он, например, уходил на работу?
Сыну Рённа исполнилось семь лет. И все семь лет, особенно в период отпусков и по выходным дням, Рённ не переставал удивляться, как один ребенок ухитряется целые сутки связывать по рукам и ногам двух взрослых.
— С тысяча девятьсот шестьдесят четвертого девочка начала ходить в детский сад, а его родители — они еще живы — брали к себе ребенка, когда он дежурил по вечерам или ночью.
— Значит, с шестьдесят четвертого? — спросил Рённ.
— А дальше мы ничего не знаем о его судьбе? — сказал Мартин Бек и вопросительно поглядел на Меландера.
— Ничего, — подтвердил Меландер. — Его выставили в августе того же года. Те, кому приходилось иметь с ним дело, старались по разным причинам забыть его как можно скорей.
— А потом он где работал, неизвестно? — спросил Мартин Бек.
— В октябре он пытался устроиться ночным патрулем. Не знаю, вышло ли. А потом он и вовсе исчез с нашего горизонта.
— А почему его выставили? — спросил Рённ. — Только потому, что чаша уже переполнилась?
— Не понимаю.
— Накопилось множество мелких грехов или он совершил один серьезный проступок?
— Чаша, разумеется, переполнилась, но непосредственным поводом явился дисциплинарный проступок. В пятницу седьмого августа Оке Эриксон нес послеобеденное дежурство перед зданием американского посольства. Как раз в шестьдесят четвертом году начались массовые демонстрации против войны во Вьетнаме. До того времени, как вы знаете, перед зданием посольства стоял обычный наряд — один полицейский. Занятие не больно увлекательное, ходи взад да вперед — всего-то и дела.
— Но ведь в ту пору еще не было запрещено жонглировать дубинкой, — сказал Мартин Бек.
— Я как раз вспомнил одного парня, — вмешался Рённ. — Вот был искусник! Если бы Эриксону хоть половину его талантов, он мог бы смело устроиться в цирк.
Меландер бросил на Рённа усталый взгляд. Потом взглянул на свои часы.
— Я пообещал Саге вернуться ко второму завтраку. Так что я, с вашего разрешения, продолжил бы…
— Извини, пожалуйста, — пробормотал Рённ обиженно. — Просто я вспомнил про того парня. Продолжай.
— Как я уже сказал, Эриксону полагалось стоять перед посольством, но он наплевал на свои обязанности. Он принял смену, а потом просто-напросто ушел оттуда. Дело в том, что неделей раньше Эриксона вызывали по тревоге на Фредриксховгатан, где в подвале дома нашли мертвого привратника. Тот перекинул веревку через трубу под потолком котельной и повесился. Не было никаких причин сомневаться в том, что это самоубийство. В одном из закрытых отсеков подвала обнаружили целый склад наворованных вещей: кинокамеры, приемники, телевизоры, мебель, ковры, картины, — короче, пропасть добра, похищенного за последние годы. Привратник оказался укрывателем краденого, а вскоре удалось поймать и воров, которые использовали его подвал в качестве склада.
Эриксон к этой истории не имел никакого отношения, кроме того, что его вызывали по тревоге; когда он вместе с другими полицейскими оцепил место преступления и разогнал народ, ему оставалось только доложить о происшествии. Больше от него не требовалось. Но Эриксон вбил себе в голову, что следствие велось небрежно. Насколько я помню, он, во-первых, полагал, будто привратник не сам повесился, а был убит, и, во-вторых, надеялся выловить остальных членов шайки. Итак, вместо того, чтобы вернуться на свой пост перед посольством, с которого ему, как вы понимаете, и уходить-то не следовало, он проторчал все свое дежурство на Фредриксховгатан, где расспрашивал жильцов и разнюхивал, что да как. Случись это в обычный день, никто его и не хватился бы, но, как на грех, в этот день состоялась одна из первых крупных демонстраций перед посольством. За два дня до того, пятого августа, Соединенные Штаты напали на Северный Вьетнам и забросали бомбами побережье, и вот несколько сот человек вышли к посольству протестовать против американской агрессии. Поскольку никто этого не ожидал, то внутренняя охрана посольства была застигнута врасплох, а поскольку и нашего друга Эриксона на месте не оказалось, прошло немало времени, прежде чем к посольству прибыл наряд полиции. Правда, демонстранты были настроены очень мирно, люди выкрикивали лозунги, держали плакаты, а небольшая группа вошла в здание, чтобы вручить послу свой протест. Но, как вы знаете, в ту пору полиция не была приучена к демонстрациям и поступила точно так же, как она поступает при подавлении уличных беспорядков. Получилась настоящая бойня. Множество людей было арестовано, из них некоторые жестоко избиты. Вину свалили на Оке Эриксона, а раз он совершил тяжкий дисциплинарный проступок, то его немедля отставили от службы, а несколько дней спустя уволили вчистую. Тут мы расстаемся с Оке Эриксоном.
Меландер встал.
— И одновременно расстаемся с Фредриком Меландером, — сказал он. — Я не собираюсь пропускать завтрак. Будет крайне нежелательно, если я вам сегодня опять понадоблюсь, но в крайнем случае вы знаете, где меня искать.
Он спрятал свой кисет и трубку, одернул китель. Мартин Бек сел на его место.
— Вы что, серьезно думаете, что Эриксон распотрошил Нюмана? — спросил Меландер уже у дверей.
Рённ пожал плечами, а Мартин Бек промолчал.
— По-моему, это маловероятно, — продолжал Меландер. — Иначе он убил бы его сразу после смерти жены. За десять лет ненависть и жажда мести должны были ослабнуть. Вы на ложном пути. Тем не менее желаю удачи. Пока.
Он ушел.
Рённ поглядел на Мартина Бека и сказал:
— Вообще-то он прав.
Мартин Бек ничего не ответил. Он молча и без видимой цели листал бумаги.
— Я вот о чем подумал после рассказа Меландера. О родителях. Может статься, они живут там же, где жили десять лет назад.
Тут он начал более целеустремленно перелистывать бумаги. Теперь молчал Рённ и глядел на Мартина Бека без всякого энтузиазма. Под конец Мартин Бек нашел, что искал.
— Вот и адрес. Старая Сёдертельевеген в Сегельторпе.
XXIII
Это был «крайслер» с белыми крыльями и двумя синими прожекторами на крыше. И, словно этих
