— С этим автобусом с аэровокзала.
— Ну и что с ним? Что у него лопнуло?
— Патруль, который должен был проверить пассажиров, опоздал — когда он прибыл на место, пассажиры уже разошлись, а автобус уехал.
Ларссон сумел наконец отключиться от своих размышлений и пристально посмотрел на Рённа:
— Что? Да ведь этого не может быть!
— К сожалению, может, — сказал Рённ. — Они туда просто не успели.
Гюнвальд Ларссон принял просьбу Скакке по чистой случайности и считал проверку автобуса простейшим из повседневных дел. Сердито нахмурившись, он сказал:
— Но ведь я, черт возьми, тут же позвонил в Сольну, и дежурный сказал, что у них есть радиопатруль на Каролинской дороге. Оттуда до аэровокзала максимум три минуты езды. А у них было не меньше двадцати в запасе. Что случилось?
— По дороге к ним кто-то пристал, и им пришлось разбираться. А когда они после этого приехали на место, автобус уже ушел.
— Значит, им пришлось разбираться?
Рённ надел очки и заглянул в записку, которую держал в руках.
— Да, именно так. А автобус назывался «Беата».
— «Беата»? Какой же это кретин стал давать имена автобусам?
— Ну не я же, — спокойно ответил Рённ.
— А этих болванов из патруля как-нибудь звали?
— Вероятно. Но я не знаю.
— Выясни. Если уж у автобусов есть имена, то должны же они, черт возьми, быть и у полицейских. Хотя им, собственно, хватило бы одних номеров.
— Или символов.
— Символов?
— Ну да. Как у ребятишек в детском саду, знаешь. Птичка, грибок, муха, собачка или еще что- нибудь.
— Я никогда не бывал в детском саду, — холодно бросил Ларссон. — Займись-ка патрульными. Этот Монссон из Мальмё помрет со смеху, если мы не найдем пристойного объяснения.
— Выяснил, — сказал Рённ, вернувшись минут через десять. — Автомашина номер три из полицейского участка в Сольне. Экипаж — Карл Кристианссон и Курт Квант.
Гюнвальд Ларссон вздрогнул:
— Что? Я так и знал. Эти два идиота просто преследуют меня. Вдобавок, оба они из Сконе.[3]
Скажи, чтоб их немедленно доставили сюда. С этим надо разобраться.
Кристианссону и Кванту было что объяснять. Запутанная история. Кроме того, они до смерти боялись Гюнвальда Ларссона и сумели оттянуть визит на Кунгсхольмсгатан почти на два часа. Это было ошибкой, ибо Ларссон тем временем успел провести, и весьма успешно, свое собственное дознание.
Во всяком случае, они наконец стояли в его кабинете, оба в аккуратных мундирах, держа фуражки в руках. Широкоплечие, светловолосые, по метр восемьдесят шесть каждый, они оцепенело смотрели на Гюнвальда Ларссона блекло-голубыми глазами. Про себя они дивились тому, что именно Ларссон — исключение из неписаного, но действующего правила, по которому полицейский не критикует действия коллеги и не свидетельствует против него.
— Здравствуйте, — любезно сказал Гюнвальд Ларссон. — Очень хорошо, что вы сумели прийти.
— Здравствуйте, — нерешительно ответил Кристианссон.
— Привет! — нахально сказал Квант.
Гюнвальд Ларссон взглянул на него, вздохнул и сказал:
— Это вы, кажется, должны были проверить пассажиров автобуса аэропорта, не так ли?
— Да, — сказал Кристианссон. И задумался. Потом добавил: — Но мы опоздали.
— Не успели, — поправил дело Квант.
— Догадываюсь, — произнес Гюнвальд Ларссон. — Я понимаю и то, что ваша машина стояла на Каролинской дороге, когда вы получили приказ. Оттуда до аэровокзала две, максимум три минуты езды. Какая у вас машина?
— «Плимут», — поежился Кристианссон.
— Карась проходит два километра в час, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Это самая медлительная рыба в мире. Тем не менее он преодолел бы это расстояние быстрее вас. — Он сделал паузу, потом взревел: — Почему, черт вас побери, вы опоздали?
— Нам пришлось разбираться с одним делом, — еле выговорил Квант.
— Карась, наверное, и то сумел бы придумать что-нибудь получше, — уже спокойно сказал Ларссон. — Ну так что там у вас вышло?
— Нас… нас обругали, — тихо произнес Кристианссон.
— Оскорбление при исполнении служебных обязанностей, — категорически заявил Квант.
— И как это случилось?
— Велосипедист, проезжавший мимо, крикнул нам ругательные слова. — Квант по-прежнему не сдавался, в то время как Кристианссон стоял молча и казался все более испуганным.
— И это помешало вам выполнить только что полученное задание?
— Сам начальник управления полиции в официальном выступлении сказал, что за любое оскорбление служащего, особенно служащего в форменной одежде, следует привлекать к ответственности. Полицейский — это не какой-нибудь там попка.
— Разве? — удивился Гюнвальд Ларссон. Оба патрульных непонимающе уставились на него. Он пожал плечами и продолжал: — Разумеется, деятель, которого вы упомянули, весьма известен своими выступлениями, но я сомневаюсь, что даже он мог спороть такую глупость. Ну так как же вас обругали?
— Полиция, полиция, картофельное рыло, — сказал Квант.
— И вы считаете это оскорблением?
— Безусловно, — ответил Квант.
Гюнвальд Ларссон взглядом инквизитора посмотрел на Кристианссона, и тот, переступив с ноги на ногу, пробормотал:
— Ну да, и я так думаю.
— Да, — сказал Квант, — даже если о Сив кто-нибудь…
— Кто это Сив? Тоже автобус?
— Моя жена, — сказал Квант.
Гюнвальд Ларссон растопырил пальцы и опустил свои громадные кисти рук на крышку стола.
— Значит, дело было так. Ваша машина стояла на Каролинской дороге. Вы только что получили задание. В это время мимо проехал велосипедист и крикнул вам: «Полиция, полиция, картофельное рыло!» Вам пришлось разбираться с ним, и поэтому вы упустили автобус.
— Именно так, — сказал Квант.
— Да, — вздохнул Кристианссон.
Ларссон долго смотрел на них, потом тихо спросил:
— А это правда?
Оба патрульных молчали. Квант начал что-то подозревать, и вид у него был настороженный. Кристианссон одной рукой нервно теребил кобуру пистолета, другой вытирал фуражкой пот со лба.
Гюнвальд Ларссон выжидал, и глубокая тишина медленно вкралась в комнату. Потом он вдруг сжал кулаки и грохнул ими по столу так, что все задрожало.
— Ложь! — загремел он. — Каждое слово ложь, и вы это прекрасно знаете. Вы остановились у киоска с сосисками. Один из вас стоял возле машины и ел сосиску. Мимо вас — это верно — проехал велосипедист, и кто-то вам что-то крикнул. Но крикнул не велосипедист, а его сынишка, который сидел сзади на багажнике. И крикнул он не «полиция, полиция, картофельное рыло», а «полиция, полиция, картофельно пюре», поскольку ему всего три года и он еще не научился говорить как следует.
