Она хлопнула себя по лбу ладонью и с жадным интересом произнесла:
— Уж не думаете ли вы…
Рённ поспешил ее заверить:
— Ну что вы, что вы, конечно, нет.
— К тому же убийца был сразу схвачен, — добавил Скакке.
— Да-да, разумеется, — произнесла дама. — И ведь не могла же та девушка вырядиться двумя японцами. — Она продолжала: — И вообще я не могу сказать ничего дурного про этих двух желтокожих. И про этого на фотографии тоже. Очень даже интересный мужчина.
После покушения и неожиданного убийства прошло семнадцать дней, и перед оперативной группой стояли две сложные проблемы.
Остался Гейдт в стране или ухитрился уйти?
Как одолеть двух японцев, которые, несомненно, вооружены до зубов и, несомненно, получили приказ ни за что не сдаваться, а сопротивляться до последнего и в крайнем случае взорвать себя вместе с противником?
— Я хочу взять этих иродов живьем, — сказал Гюнвальд Ларссон, мрачно глядя в окно.
— Думаешь, это вся группа? — спросил Скакке. — Эти двое и Гейдт?
— Скорее всего, их было четверо, — откликнулся Мартин Бек. — И четвертый, наверно, уже ушел.
— Почему ты так думаешь? — спросил Скакке.
— Не знаю, — ответил Мартин Бек.
Его догадки часто оказывались верными. Многие называли это интуицией, сам же Мартин Бек считал, что интуиция не играет никакой роли в практической оперативной работе; он вообще сомневался, что существует такое свойство.
Эйнар Рённ находился в Танту, в квартире, которую полиции пришлось занять чуть ли не силой. Во всяком случае, не обошлось без взяток, не говоря уже о том, что жильца временно поселили на полном государственном обеспечении в одном из наиболее роскошных отелей города.
От посторонних глаз Рённа защищала тюлевая занавеска — во всяком случае, пока он не зажигал свет. Он его не зажигал. Рённ был некурящий, и полпачки дешевых датских сигарет, которые он иногда носил в кармане, нужны ему были, только чтобы угощать приверженных к никотину злоумышленников.
В свой превосходный полевой бинокль он за шесть часов дважды видел японцев. В обоих случаях они были вооружены автоматами, и Рённ сделал про себя вывод, что японцы вовсе не похожи друг на друга, и старая басня, будто все корейцы, китайцы и иже с ними на одно лицо, басня и есть. Как и то, что говорят про цыган и саамов.
Расстояние между домами составляло около четырехсот метров, и будь Рённ хороший стрелок, — а он им заведомо не был, — к тому же вооруженный дальнобойной винтовкой с оптическим прицелом, он, наверно, смог бы обезвредить того из японцев — желательно более рослого, — который первым выглянет из-за занавески.
После десяти часов дежурства Рённа сменили. К этому времени вся эта затея успела ему основательно осточертеть.
Сменивший его Бенни Скакке был не совсем доволен полученными инструкциями.
— Гюнвальд Ларссон говорит, что мы будем брать их живьем, — кисло произнес он. — Интересно, как мы это сделаем?
— Понимаешь, Гюнвальд против того, чтобы убивать людей, — ответил Рённ, зевая. — Ты не участвовал в операции на крыше на Далагатан четыре года назад?
— Нет, я тогда служил в Мальмё.
— Мальмё… Город, где даже руководящие сотрудники уголовного розыска берут взятки и полиция присваивает казенные средства. Красота. — Он быстро добавил: — То есть, я вовсе не хочу сказать, что ты в этом тоже замешан. Нет-нет, ни в коем случае. — Он надел пальто и направился к двери. На ходу сказал: — Только не трогай занавеску.
— Не буду, не бойся.
— И если случится что-нибудь важное, немедленно набери номер, который записан вон на той бумажке. Тебя прямо соединят с Беком или Гюнвальдом.
— Спокойной ночи, — сказал Скакке.
Самому ему предстояло десятичасовое, скорее всего бессмысленное, бдение.
С наступлением ночи японцы, видимо, легли спать. Правда, одна лампа горела, из чего можно было заключить, что они спят по очереди. Скакке не сразу это сообразил, а вскоре после полуночи он впервые увидел одного из своих подопечных, того, что был поменьше ростом.
Отодвинув занавеску, японец обозрел окрестности. Вряд ли он заметил что-нибудь существенное, зато Скакке, у которого был хороший ночной бинокль, несмотря на скверное освещение, разглядел автомат, покоящийся на сгибе правой руки террориста. Ему пришло в голову, что японцам надо вести наблюдение в двух направлениях, тогда как полиции достаточно следить за той стороной дома, где находятся подъезд и дверь в подвал.
Немного спустя Скакке увидел, как шайка хулиганов, которые так расплодились за последнее время, шествует по тротуару, методично разбивая камнями уличные фонари. В шайке были и мальчишки, и девчонки, хотя на таком расстоянии различать их было трудновато. Один из японцев — все тот же малорослый — выглянул в окно, проверяя, что происходит; больше до самого утра никто из них не показывался.
Когда Рённ явился на смену в семь часов, Скакке доложил:
— Я видел одного из них два раза. Он был вооружен, но показался мне куда безобиднее наших собственных хулиганов.
С этими словами он ушел, и Эйнар Рённ занял пост у тюлевой занавески.
В полицейском управлении на Кунгсхольмсгатан тоже не происходило ничего интересного. Фредрик Меландер ушел домой сразу после полуночи, но он жил поблизости, и его несложно — во всяком случае, не слишком сложно — было вызвать при необходимости.
Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон засиделись. Уже давно над домами занялся унылый, наводящий тоску грязно-серый рассвет, а они все размышляли над синьками, планами квартир, чертежами домов и картами Танту.
Перед уходом Меландер сказал:
— Это обычный стандартный дом с встроенной пожарной лестницей, верно?
— Верно, — ответил Гюнвальд Ларссон. — А что?
— И пожарная лестница проходит у самой этой квартиры, верно?
Настала очередь Мартина Бека спросить:
— Ну и что?
— Просто один мой родственник живет в таком доме, — ответил Меландер. — И я знаю, как они построены. Мы с ним вместе зеркало вешали — большое, что правда, то правда, — так полстены обрушилось на пожарную лестницу, а вторая половина — в гостиную соседа.
— Ну и как сосед? — поинтересовался Гюнвальд Ларссон.
— Слегка опешил. Он как раз сидел и смотрел телевизор. Футбольный матч в Англии.
— И что ты хочешь всем этим сказать?
— Хочу сказать, что это стоит учесть, особенно если будем брать их сразу с нескольких сторон.
И он ушел, явно не желая жертвовать своим ночным сном, а Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон, пока в здании на Кунгсхольмсгатан еще царила относительная тишина, начали превращать недопетую песню Меландера в некое подобие плана.
— Главное их внимание будет направлено на входную дверь, тем более, что она одна, — говорил Мартин Бек.
— Это почему?
— Они ждут, что кто-нибудь, скажем ты, высадит дверь и ворвется в квартиру во главе полчища
