адреса я не знаю.
— Дочка? — переспросила Яна. — Они что же, не могли купить квартиру сами? Как я поняла, эту квартиру они продали?..
— Про-да-ли, — протянула старушка, — только денег, которые они получили за нее, им хватило разве что на сарай. Фирма, с которой связались, просто-напросто их надула. Кинула, как сейчас выражаются, — добавила она.
— Так можно было заявить в милицию, подать в суд, — предположила Яна Борисовна.
— Наверное, кто-нибудь и мог бы, — вздохнула бабушка, — только Инна Петровна не из тех, кто может добиваться правды в судах, да и муж ее Иван Митрофанович — совсем больной. Они из-за этого и хотели квартиру-то продать, чтобы деньги были на лечение. А получилось так, что ни квартиры, ни денег. Если бы не Настя, вообще остались бы на улице. Вы, может быть, пройдете в дом? — старушка подняла на Милославскую маленькие слезящиеся глаза, которые постоянно вытирала кружевным платочком.
— Спасибо, — поблагодарила Яна, — а у вас есть телефон?
— Конечно, конечно, — засуетилась старушка, — проходите, пожалуйста.
Старый телефонный аппарат стоял тут же, в большой прихожей, так что Милославской не пришлось даже проходить в комнату. Она сняла трубку и набрала телефонный номер Руденко.
— Да, — резко ответила трубка на том конце провода.
— Семен Семенович? — спросила Милославская.
— Ну, — буркнул Руденко, — это ты, что ли?
— Я, Сеня, — ответила Яна. — Не окажешь ли мне небольшую услугу?
— Здесь уголовный розыск, Яна Борисовна, а не бюро добрых услуг, — довольно нелюбезно отозвался Руденко.
Впрочем, Яна знала, что за этой выставляемой напоказ грубостью скрывается доброе, в принципе, сердце, настолько доброе, насколько, оно вообще может быть добрым у работника внутренних органов. Поэтому она совсем не обиделась, а сказала:
— Семен, мне нужен адрес Настиных родителей. Я бы могла узнать его в адресном бюро, но ты ведь наверняка уже у них побывал, так что это не составит тебе никакого труда., Я угадала?
— Угадала нагадала, — с каламбурил Руденко, — сейчас посмотрю.
На некоторое время в трубке повисло молчание.
— Ты меня еще слушаешь? — снова возник в трубке голос лейтенанта.
— Конечно, Сеня, — проворковала Милославская.
— Записывай.
Семен Семенович продиктовал адрес.
— Только ничего интересного ты там не узнаешь, — добавил Три Семерки, — Настя не появлялась у них уже несколько дней.
— Я уже кое-что узнала, Семен Семеныч, — Яна решила немного поинтриговать Руденко.
— Ты ведь скажешь мне, правда? — спросил Три Семерки.
— Скажу, товарищ Руденко, — усмехнулась Яна, — мы же партнеры.
— Тогда двигай ко мне, — в голосе лейтенанта появились командирские нотки, — я тебя жду.
— Сперва мне нужно еще кое-что уточнить, — немного осадила его Милославская, — а как только освобожусь, тут же примчусь к тебе.
— Ладно, — крякнул Руденко и в сердцах швырнул трубку на рычаг.
Милославская усмехнулась и пожала плечами. Она только что заметила, что старушка все стоит в прихожей, которая освещалась, очевидно, из экономии, тусклой сорокаваттной лампочкой.
— Хотите чаю? — предложила хозяйка, когда Яна закончила разговор.
— Как-нибудь в другой раз. И спасибо вам, — поблагодарила Яна и вышла на улицу.
Ветер не унимался, но Яна чувствовала, что это ветер перемен. Он унесет зимние холода и пригонит откуда-нибудь с юга антициклон, а с ним тепло, первую травку, вылезающую из-под снега, перелетных птиц и голубое небо, которое бывает таким чистым только весной.
Чуть-чуть постояв на перекрестке, Яна двинулась по Рабочей в сторону улицы Чапаева. Незаметно для себя она прошла три больших квартала, размышляя о том, что узнала от бывшей соседки Парамоновых. Если все, что сообщила ей старушка, правда, а сомневаться в этом у Милославской не было причин, то получается, что у Насти был мотив, чтобы отомстить фирме, которая облапошила ее родителей. Не фирме, конечно, поправила она себя, а ее хозяину — Санталову. Если только… Если только “Уют” — это именно та фирма, а Инна Петровна — мама Насти Парамоновой.
Вскоре подошел длинный импортный автобус, и Милославская удобно устроилась в салоне на кресле. Почти всю дорогу до нового жилья Инны Петровны она просидела расслабившись, лишь краем глаза, полубессознательно поглядывая в окно.
Дом, адрес которого ей назвал Руденко, оказался обычной пятиэтажной хрущевкой. Нужный Яне подъезд был оборудован стальной дверью с кодовым замком, поэтому пришлось подождать, покуда кто- нибудь из жильцов выйдет из дома или, наоборот, — придет домой. Этим жильцом оказался курносый веснушчатый пацан лет десяти с цветным ранцем за спиной.
— Погоди, мальчик, — окликнула его Милославская, когда он уже отпер дверь и собирался войти, — я забыла номер кода.
— Сто пятьдесят семь, — подсказал ей парнишка и, не закрывая дверь, начал подниматься по лестнице.
— Спасибо, — крикнула она ему вслед и пожурила про себя лейтенанта, который забыл сообщить ей код. А может, не сказал намеренно.
Квартира, где жила Инна Петровна, находилась на первом этаже. Яна надавила кнопку звонка и, зная о том, что родители Насти люди пожилые, приготовилась к долгому ожиданию, но дверь открылась почти сразу. Из квартиры пахнуло запахом лекарств и каким-то нездоровым духом.
Высокая худощавая женщина, открывшая дверь, была одета в потертое синее пальто с меховым воротником — видно, собралась куда-то идти.
— Здравствуйте. Вы Инна Петровна? — Яна смотрела на женщину и думала, сколько же должен пережить человек, чтобы смотреть на мир такими тоскливыми глазами, какие были у Парамоновой.
— Я, — ответила она, — а вы кто?
— Я из милиции, — соврала Милославская, чтобы не вдаваться в долгие объяснения, — мне нужно задать вам еще несколько вопросов.
Конечно, она немного рисковала, потому что Парамонова могла бы попросить у нее удостоверение личности, но что-то подсказывало ей, что она не будет этого делать.
— Проходите на кухню, — Инна Петровна расстегнула пальто и пошла вперед.
Кухонька, куда вслед за хозяйкой прошла Яна, не отличалась образцовым порядком. Тем не менее она была довольно уютной, хотя и чересчур заставленной. Рисунок красных занавесок на окнах едва ли не в точности повторял рисунок скатерки, от которой веяло специфическим запахом новизны. На холодильнике, окруженный банками, блюдцами, связками ключей, блокнотом, коробками спичек и прочими мелочами, притулился маленький черно-белый телевизор. Под мойкой высилась батарея пустых бутылок с этикетками “Нарзан” и “Ессентуки”, на подоконнике стоял узкий ящик с землей, черноту которой бороздили крошечные зеленые ростки.
— Садитесь, — как-то безучастно кивнула на табуретку Инна Петровна. — Что вы хотите знать?
Она с бесконечно усталым видом уселась на другую табуретку, ножка которой была обмотана веревкой. Яна поблагодарила, усаживаясь на небольшой, шаткий стул. Несмотря на замотанный вид и очевидную подавленность, глаза Инны Петровны, как заметила Яна, все больше напоминали двух бегающих зверушек. Было понятно, что намечавшийся разговор не способен принести ей ничего, кроме дополнительной тревоги и разочарования.
— У меня к вам несколько вопросов, — определилась Яна. — Во-первых, меня интересует, где, кроме дома, я имею в виду ее квартиру; можно найти вашу дочь. Это очень важно!
— Меня уже об этом спрашивали, — недоверчиво взглянула на Яну Настина мать, — а мне некогда. Мне к мужу в больницу нужно. Я уже все рассказала. Одна я и с ним, и на даче…